68675.fb2
А х и к а р
Бросало из стороны в сторону. Фары вырывали из темноты бесчисленные колеи в пыли дорог. Наскакивали с обеих сторон скалы и суковатые деревья, похожие на великанов. А машина надрывалась в реве мотора.
Откинувшись назад, Алексей Иванович перегнулся через спинку сиденья, рукой нащупал воротник чухи задремавшего Аббаса - а он был способен спать в любых обстоятельствах и в любом положении - и резко, даже грубо притянул к себе.
- Что слышно? - спросил Мансуров, стараясь перекричать рев мотора машины, выбиравшейся из какой-то особенно глубокой колеи. - Что вы слышали... черт бы побрал эту скверную колдобину! Что слышно о ней... О дочери вождя?
- О святой пророчице? О Шагаретт?
- Да, о ней.
- Плохо, когда кобылка брыкается.
- Что-что? - Ему показалось, что из-за шума мотора он ослышался.
- По правде говоря, медная голова мужчины лучше золотой головы женщины...
- Что? Говорите громче!
- Святая пророчица? Ох-ох! Во всех кочевьях смятение и недоумение. Говорят, великий мюршид... да не прыгай ты, тарах-турух... язык прикусил... В степи бьют в литавры и барабаны... Одни позорят пророчицу... так требует мюршид... ох, опять ухаб... другие прославляют.
- За что?
- Мюршид кричит: святая больше не святая. Она опозорила себя... жила со своим кяфиром мужем... Опоганила свое священное естество... Народ кричит: долой мюршида-клеветника! Великий мюршид, великий клеветник, паскудник, оговаривает святую...
Машина ревела и рвалась во тьму сквозь облака золотой пыли. На зубах скрипел песок. Алиев отчаянно выворачивал руль. Аббаса с трудом можно было понять. Пуштун, спесивый кетхуда, по-видимому, заснул.
- Что вы говорите? - пытался разобраться в хаосе звуков Мансуров, сдерживая биение сердца. А Аббас выкрикивал что-то неразборчивое, злое:
- Призывал... мюршид, именем пророка... побить ее камнями... Когда она вернулась из Баге Багу... Провела дни в Баге Багу... за это закопать по пояс в яму... устроить бурю камней... побить камнями... Подлый мюршид, гнусный мюршид... Отпустите руку... задушите. Ему не удалось! Не бойтесь!
- Что не удалось? - кричал Мансуров. - Да говорите громче!
- Я кричу. Я не говорю - я кричу. Я говорю - не удалось! Ай, моя голова. Ох, я ударился головой о железку! Остановите машину, остановите! Тарах-турух, меня убьет...
- Да говорите же!
- Мюршиду не удалось! Не получилась буря камней. Джемшиды пошли в пещеру! Прогнали шейха. Отвезли пророчицу в Бадхыз. Поставили ей юрту-шатер. Ходят поклоняются вашей пророчице... Сумасшедшей бабе!
Пропустив мимо ушей "сумасшедшую бабу" - он мог в реве, шуме и тряске не расслышать таких обидных слов, - Алексей Иванович удивился. Значит, и это не тайна в степи, значит, Аббас Кули знал и молчал. Алексей Иванович не мог унять боли в сердце, которую он ощутил, когда Аббас Кули кричал ему в ухо о "буре камней". Он видел, и не однажды, тела казненных этим излюбленным на Востоке способом. И он, ничему, казалось, не способный ужасаться, ужаснулся.
С ужасом он вдруг увидел на песке ее прекрасное, в крови и ранах, тело, иссеченное камнями, щебенкой.
- Да погрузится во мрак жизнь человека, который берет такую жену! Жену - святую пророчицу!
Чьи это слова? Кто прокричал их сейчас ему, оглушенному ревом мотора и новостью! Да это философствует Аббас Кули! И на него нельзя сердиться. Ведь именно это Аббас Кули говорил ему, Алексею Ивановичу, в Баят Ходжи, когда он, счастливый, ошеломленный, уезжал с Шагаретт через Мисрианскую пустыню в Казанджик.
Тогда надо было уехать немедленно, чтобы потушить ярость племен пограничных областей. Тогда можно было истолковать заявление Аббаса Кули как предостережение от опасностей. А теперь выходило, что Аббас Кули напророчил беду. Простая ты душа, Аббас Кули!
- Что после греха совершать молитвенные ракъаты! - говорил сейчас Аббас Кули. - Горбан Алексей, вы сейчас едете к джемшидам за ней, а?
И так как Мансуров не нашелся, что ответить, Аббас Кули ответил сам:
- Нельзя ехать туда. Мы были охотниками, расставляющими сети. Мы были охотниками, убивающими летающих и ползающих. Теперь мы сами летающие и ползающие.
- Алиев! - окликнул комбриг шофера.
- Слушаюсь, товарищ командир!
- Остановите машину.
Сделалось сразу поразительно тихо. Звезды сняли совсем низко протяни руку и возьмешь в ладонь. В темноте со всех сторон дышали теплом не остывшие с вечера каменные громады.
- Поразомнемся, - сказал Мансуров. - Где мы?
- Танги Мор - Ущелье Танги Мор, - сочно проворчал пуштун со своего сиденья.
- Дорога пойдет на перевал, а там и джемшиды. У них хорошие сливки. Хорошо бы утром попить сливок с пшеничным хрустящим чуреком.
- Аббас Кули!..
Тон, которым Мансуров обратился к нему, явно не понравился контрабандисту, но он с готовностью отозвался:
- Ваши подошвы на моих глазах.
- Сейчас мы будем проезжать через селение. Я прикажу остановить машину. Я попрошу вас выйти из машины... мне очень жаль говорить так, но вы останетесь в селении.
- Зачем?
- А затем, что я разрешил вам ехать совсем не для того, чтобы вы портили мне настроение вашей трусостью.
- Трусостью?
- Вы боитесь ехать к джемшидам и всячески уговариваете меня вернуться. Мне надоело. Вы останетесь.
- Дурной день минует, дурного человека не минуешь. Джемшиды дурные. Человек замешен на красном тесте. Туда входит четыре вещества: дам кровь, балгам - мокрота, сафра - желтая желчь, судо - черная желчь. Вождь джемшидов замешен на одной судо. А мюршид... Он просто кусачая собака, ввернул свое слово пуштун-кетхуда. Он преисполнен был важности и разговаривал только пословицами и присказками. - Джейран жиреет на зеленом лугу, мюршид жиреет на полном мертвецов кладбище.
- Вы оба можете не ехать. Алиев остановится при въезде в первое же селение.
- С вашего разрешения, горбан, я поеду. - Даже в темноте было видно, как низко поклонился пуштун-кетхуда. - У меня приказ ехать.
- Подошвы на моих глазах, я пойду пешком за вашей машиной. Мне плюнут в глаза, если я оставлю побратима. Умоляю, не сердитесь, горбан. Прошу вас, Алексей Иванович, - сказал Аббас Кули.
Молча Мансуров вернулся в машину.
Они ехали по каменистой дороге. Луна, желтая, недовольная, выбралась из-за ломаной кромки обрыва. В ущелье дул холодный, совсем зимний ветер. Ночь пахла полынью и снегом.