- Экой же вы несговорчивый! Ну, дайте мне вашу руку, - я умею гадать по линиям рук. Сейчас расскажу все, что с вами случилось.
Она взяла руку Сергея и деловито запыхтела папироской.
- Я у одной хиромантки когда-то служила в горничных, вот она меня и выучила. Ой, какая у вас нехорошая рука.
- Почему же нехорошая?
- Потому что у вас линия жизни непервоначальная.
- Как это так - непервоначальная?
- Мне вас даже жаль, миленький, вам что-то очень не везет последнее время.
Сергей вдруг вскочил и отнял у нее руку.
- Ну ладно, довольно.
Сушка тоже встала и, небрежно похлопывая тросточкой по своей истрепанной юбченке, подняла голову и лукаво заглянула ему в лицо.
- Брось, не скучай по ней, фартицер! Я тоже топиться хотела, когда меня мой студент бросил. И ничего. Видишь, до сих пор гуляю!
Сергей отступил на шаг и посмотрел на нее с таким видом, как будто перед ним стояла не проститутка Сушка, а доктор тайной магии Бадмаев или граф Калиостро.
- Откуда вы знаете, что она меня бросила?
- А что, правда или нет?
- Правда.
- Хм, откуда знаю? А ты думаешь, фартицер, что вас мало таких шляется?
Сергей молча уселся против нее.
- Знаете что, барышня, бросим этот разговор, выпьем лучше пива. Или может быть портвейну?
Сушка пыхтела папироской и напевала сквозь зубы:
Мальчик девочку любил
И до дому проводил,
И у самого крыльца
Ланца дрица а ца ца!
Вот идет девятый номер.
На площадке кто-то помер.
Тянут за нос мертвеца,
Ланца дрица а ца ца!
Сергей пил портвейн из стакана. Он один выпил почти всю бутылку - цветочки на обоях вдруг врезались в глаза с удивительной отчетливостью, потом сплелись, расплелись и свернулись.
Скрипач с бешенством встряхивал белокурыми волосами, летел за смычком и ни с чем возвращался обратно.
- Слушайте, барышня... - Сергей для убедительности даже стукнул себя кулаком в грудь. - Не в том, понимаете ли дело, что бросила... Я бы, может быть, и сам ее бросил... Если бы... А, долго рассказывать! Пейте лучше портвейн.
Он опустил голову на грудь и закрыл глаза.
- А теперь, когда я его...
Он сжал кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони.
- Да я бы сразу ее забыл, если бы я ей все сказал! А я не могу сказать, потому что она пропала!
Сушка поставила локти на стол и слушала его с вниманьем.
- Куда же она пропала?
- Неизвестно куда. Никаких следов. Пропала, как дым.
- Выпейте теперь сельтерской, - посоветовала Сушка.
- Послушайте, барышня... я вам одну вещь покажу... А вы мне скажите, что эта вещь означает; то-есть не вещь, собственно говоря, а письмо. Самое настоящее письмо и подписано, знаете ли..... Нет, не скажу.
Он оглянулся вокруг себя, внезапно начиная трезветь.
- Или вот что... пойдемте куда нибудь отсюда и там... я вам его покажу.
Сушка кивнула головой.
- Идет. Только, знаете что... я сперва выйду, а вы потом расплатитесь. Я вас внизу на улице подожду.
Она встала, чуть-чуть покачиваясь, прошла между столиков, мимоходом заглянула в биллиардную, как будто ища кого-то глазами, но тотчас же отвернулась и начала спускаться по лестнице.
Сергей подозвал официанта, расплатился и, держась руками за все, что попадалось по пути, добрался до выхода.
Спускаясь по лестнице, он увидел, что Сушка отворяет выходную дверь.
Он спустился вслед за нею и на последних ступеньках вплотную столкнулся с давешним человеком в фуражке с лакированным козырьком, одетым под военмора.
Человек, на которого он наткнулся, воротился назад, посмотрел на Сушку, которая спешила перебежать улицу, приподнимая короткую юбчонку, потом на Сергея, сплюнул сквозь зубы, заложил руки в щегольские штаны и присвистнул каким-то особенным свистом.
"19 сентября в 1 час дня в больнице Жертв Революции скончался агент уголовного розыска Н. И. Рюхин, который несколько дней тому назад был ранен налетчиком в одном из домов Фурштадтской улицы.