Спустя какое-то время в этой же газете "Время МН" один из блестящих молодых критиков новой волны, начинавших с позиций крайнего либерализма и достаточно быстро понявших вред, ложь и позор его на просторах России, Дмитрий Ольшанский, признал роман Проханова главным событием года, а его самого назвал "лучшим русским писателем". Вскоре там же в спор вмешался прозаик Петр Алешковский, увидевший в Проханове некую смесь Жириновского с Глазуновым. Вроде бы вынужден признать, что, по крайней мере, есть хотя бы "куски, написанные хлестко и интонационно ярко. Но никто и не спорит, что Проханов писатель... Да, есть удачные попадания, когда, скажем, мост через Москва-реку похож на кардиограмму...". Но либеральный писатель по-настоящему испугался растущей на глазах значимости романа: "протаскивать Проханова... с его идеологией охотнорядца, рядящегося в маску патриота, недостойно... Меня в этой истории пугает одна вещь: смычка левых эстетов с ультралевой оппозицией..."
А ведь правильно эта смычка пугает жирных либеральных котов с их кастрированной прозой, так и не нашедшей своего читателя. Как правильно и то, что сегодня все левые эстеты "подают Проханова как нечто уникальное, как явление в литературе". И правильно озабочена все в той же газете уже политолог С.Тарощина тем, что "на общем фоне заката коммунизма титаном мысли вдруг предстал коммунист Александр Проханов. Сюжет о его новой книге "Господин Гексоген" миновал редкий канал... Ни одна книга современного автора не вызывала подобной эйфории... сам-то тираноборец свое дело знает и не упустит случая сообщить электорату кардинальное..."
После газет на роман Проханова переключились глянцевые журналы и интернет-издания, начиная с именитого "Русского журнала", появились серьезные статьи радикальных антибуржуазных критиков Льва Данилкина в "Афише", Славы Курицына в "Jalouse". Сергей Пархоменко в своем "Еженедельном журнале" смело предположил, что "похоже, с Прохановым произошло то, что уже случалось с другими титанами слова. Например с Львом Толстым и Гюставом Флобером. Рожденные силой таланта герои отказывались повиноваться воле автора и принимались действовать вопреки первоначальному замыслу, но в соответствии с правдой жизни". С кем только ни сравнивали за эти месяцы, после выхода "Господина Гексогена", его автора - кто с издевкой, кто всерьез, кто с доброй иронией, кто признавая величие. В этом списке Данте с его кругами ада и Достоевский, Маяковский и Гумилев, Набоков и Киплинг, "накокаиненный Фадеев" и Григорий Климов. Его сверстник, писатель Сергей Есин пишет в "Дне литературы" после прочтения "Господина Гексогена", что можно написать прозу под многих классиков, но нельзя стать таким, как Проханов, - энергетики не хватит.
Пересказывать или даже перечислять десятки статей из "Независимой газеты" и "Экслибриса НГ", посвященных феномену Проханова, я уже не берусь. Игорь Зотов, Лев Пирогов, Владимир Березин... Пожалуй, мимо романа "Господин Гексоген" не прошел ни один уважающий себя критик. Интересно, что даже самые лютые недруги Проханова не смогли не найти ничего более резкого, чем обозвать его графоманом, к тому же политическим. Сановные либералы встревожены расколом в своем лагере. Немало самых утонченных стилистов с репутацией высоких эстетов поддержало в печати прохановский роман. Что же случилось? И что это за роман?
Успех его не объяснить умелой раскруткой молодых ребят из "Ад Маргинем". Максимум, они могли бы обеспечить два-три издания, к тому же малотиражных. Совпадением выхода книги с победой в шорт-листе "Национального бестселлера"? Частично да, но откуда такой победный отрыв от соперников в девять баллов? Кое-кто из либеральных критиков объясняет прохановский триумф в самой весомой ныне литературной премии дисциплинированностью "красно-коричневых" членов большого жюри, взявших под козырек при появлении его романа, выпущенного еще в газетном варианте совместно "Советской Россией" и "Завтра". Категорически не согласен. Именно в этом году на премию были номинированы многие достойные единомышленники и соратники Проханова по патриотическому движению, его близкие друзья Владимир Личутин с романом "Миледи Ротман", Анатолий Афанасьев с "Гражданином тьмы", Юрий Козлов с "Реформатором", Борис Екимов с "Пиночетом", Эдуард Лимонов с "Книгой воды". И никто не смог бы заставить патриотически настроенных членов жюри перевести стрелки с Личутина или с Афанасьева на Проханова, если бы они сами не сделали такой выбор. Очень уж точно попал "Господин Гексоген" в цель, став всеобъемлющим мифом нашего времени. По сути, роман Проханова должен стать равным по влиянию на умы людей книгам "Как закалялась сталь" Николая Островского и "Молодая гвардия" Александра Фадеева. Это романтическая мистерия, посвященная жизни отставного разведчика Виктора Андреевича Белосельцева, ушедшего от дел, вернувшегося в осажденную ельцинскими выродками Москву. Он становится, если хотите, нашим Вергилием, нашим путеводителем, нашим гидом по кругам ельцинского ада. Вместе с ним мы застаем в постели с девкой Генерального прокурора, вместе с ним мы организовываем из Москвы басаевское нападение на Дагестан, а затем и сами взрывы в Москве. Мы убиваем бывшего питерского мэра и отстраняем суетливого премьера, доказавшего, что честь офицера в России ничего не стоит. Мы присутствуем на смотринах проекта новой Хазарии вместо России, меняем руководителей телеканалов, мы делаем все, что на самом деле делали, а вернее, в чем соучаствовали как граждане России за это позорное десятилетие. Но, как видите, Россия все еще стоит на месте, и проект Хазарии провалился, и Чечня худо-бедно, но под российским контролем, и этому всему тоже есть объяснение в романе. Если читать второпях, как это сделали в редакции одного из наших патриотических журналов, то можно увидеть в романе чуть ли не апологию новому путинскому режиму. И, главное, все концы с концами сходятся, всем важнейшим событиям последних лет даются конспирологические и очень убедительные объяснения. Только вот Путин-то в финале испаряется самым непосредственным образом, не долетев и до конца своего пути. Может быть, и здесь предвидение будущего? И Александр Проханов - наш современный Нострадамус, в своих сочинениях предсказывающий будущее России? По крайней мере, именно ревностью к более удачливому сопернику, в художественной форме гораздо более точно описывающему всю геополитику и нынешней и будущей России, объясняю я всю истерику полузабытого полурозового политолога Кургиняна, всю его грязную брань в адрес романа и его автора.
Если читать второпях, то можно увидеть и отречение автора от всех мифов прошлого, от красного мифа, от мифа русскости, от православного мифа, от мифа государственности, А кое-кто с гневом увидит и смерть еврейского мифа, и смерть мифа индивидуализма, и гибель новой буржуазии, и реальную гибель всех предателей России, встраивающих свою родину в американский сырьевой проект. От этой спешки, от быстрого и невнимательного чтения, с одной стороны, от романа отказались сотрудники "Нашего современника" - за пропутинскую позицию, с другой стороны, его на первых порах поддержали сотрудники изданий, контролируемых Березовским, - за антипутинскую позицию.
Мне кажется, все эти скоротечные мифы, отблески реальных событий, сочно выписанные карикатуры на реальных политиков, - на самом деле всего лишь фон прохановского романа, такой социальный сюрреализм, притягивающий внимание читателя. Уверен, о конкретных событиях, о Собчаке и Гусинском, о Дьяченко и Скуратове, даже о взрывах в Москве в скором времени если не забудут, то отодвинут в даль памяти.
Ведь когда-то и приключения свифтовского Гулливера задумывались и прочитывались как некий политический роман. И кто сейчас помнит реальных прототипов и реальные события, имевшие место быть в старые английские времена?
"Господин Гексоген" - это монументальная живопись, которую виртуозный и пламенный художник посвятил новой России - России, решившей выжить и победить несмотря ни на что. Роман разочарует пессимистов, которым сегодня надобны лишь плачи и стенания, бывших вельмож, ностальгирующих по прошлому своему величию. Но всех тех, кто не бросил Россию в лихую годину, кто боролся за нее и в 1991-м, и в 1993-м, и в 1996-м, кто борется за нее и сейчас, роман вдохновляет жить и побеждать.
Поразительно, но дело даже не в главном герое романа, не в Викторе Андреевиче Белосельцеве, в котором проглядывается и сам автор. После вторичного прочтения "Господина Гексогена", уже в книжном варианте, я осознал некую высшую религиозность его, некую печать тайного знания. Герои будут гибнуть, предатели всех мастей будут стараться делать свои грязненькие делишки, но Россия будет жить. Тайный ли орден КГБ одерживает верх, или же к власти приходит "Русский орден" из офицеров ГРУ. Один миф сменяется и в книге, и в самой жизни другим мифом, но России суждено жить и дальше. Это магическая фреска о жизни. Один карнавал сменяется другим, одни куклы меняют других. Меняются сами кукловоды, а мистерия русской жизни продолжается. Это уже высшее, шекспировское или же античное, понимание истории.
Наверное, мог бы погибнуть и сам Белосельцев, как гибли столько раз прохановские главные герои и в "Красно-коричневом", и в "Чеченском блюзе", и во многих других книгах автора. Он не боится темы смерти, жадно пишет и о смерти, и о любви. Все-таки, на самом деле, из русских самый близкий ему писатель - это Достоевский. Но и замах у Проханова - не ниже. А какая хищная наблюдательность отсюда?! От сверхнаблюдательности - и парад метафор. Он оставляет будущему галерею самых разных политических героев. Как коллекцию своих бабочек, пойманных на месте боев. Хотите где-нибудь в двадцать третьем веке посмотреть на бабочку Хакамаду - пожалуйста. Хотите на хитиновую оболочку Татьяны Дьяченко - открывайте страницу. Как художник, Александр Проханов абсолютно безжалостен. Это не пушкинский, не гармоничный тип творца. И самым диким, самым палаческим образом он расправляется на страницах своей прозы прежде всего с самыми любимыми своими героями. Но эта смерть рождает новую жизнь. Так рождались и развивались сами империи. Он, как и Достоевский, как и Шекспир, представляет собой имперский тип художника. И тяга к его прозе сегодня - это всеобщая наша тяга к империи в любом ее виде.
Эдуард Лимонов
Лимонов (Савенко) Эдуард Вениаминович родился 22 февраля 1943 года в городе Дзержинске Горьковской области. Прозаик, поэт, публицист, основатель Национал-большевистской партии. Отец - офицер НКВД, во время Великой Отечественной войны уполномоченный по выявлению дезертиров в Марийской АССР, затем начальник клуба, начальник конвоя, политрук, увлекался поэзией и музыкой. Лимонов был назван в честь любимого отцом поэта Эдуарда Багрицкого. Рос Эдуард в предместье больших городов, в военных городках с их кочевым люмпенизированным бытом, отсюда и его стихийный демократизм, ненависть к истеблишменту. Юность прошла в Харькове, там стал писать стихи, работал на заводе сталеваром. Там же встретил первую любовь... Его тянуло в среду художников и писателей. Из Харькова Эдуард перебирается в Москву, где быстро входит в общество СМОГов, занимает свое место в культуре андеграунда. Вступает в авангардистскую группу "Конкрет", выпустил в самиздате первую книгу "Кропоткин и другие стихотворения" (1968). В 1971 году пишет поэму "Русское", где задолго до постмодернистов обыгрывает русскую классику, но при этом уже доказывает свою приверженность русскому национализму и консерватизму. Подвержен влиянию Велимира Хлебникова и обериутов. Был назван Юрием Андроповым "убежденным антисоветчиком", что никогда не соответствовало действительности, ибо даже в ранних своих стихах Лимонов высоко оценивал и роль государства, и роль армии. Еще с харьковской юности он привык к борьбе, к конкуренции, к стремлению быть лидером. Не случайно и название его прозаической поэмы "Мы - национальный герой" (1974). Поэтому тема соперничества с великими современниками и предшественниками становится постоянной в его творчестве. С шестидесятниками Евтушенко и Вознесенским, с новомодным тогда Бродским, с покойными символистами... Из Москвы вместе с женой Еленой, будущей главной героиней нашумевшей книги "Это я - Эдичка", уезжает по израильской визе сначала в Австрию, а затем в Америку. В США быстро восстановил против себя почти всю эмиграцию, издеваясь над их лакейством и русофобией. До 1980 года жил в Нью-Йорке, работал официантом, домоправителем, грузчиком, там же произошел трагический, по сути, разрыв с женой Еленой, в результате которого и появился первый прозаический опыт Лимонова "Это я - Эдичка". Роман имел скандальный успех и во Франции, где был издан, и в США. По приглашению своего друга художника Михаила Шемякина в 1983 году переезжает во Францию и в 1987 году получает французское гражданство. Печатается и у Владимира Максимова в "Континенте", и у его врагов Андрея Синявского и Марии Розановой в "Синтаксисе". Вслед за первым романом появляется "Дневник неудачника" (1982), затем харьковская трилогия о детстве и юности "Подросток Савенко", "Молодой негодяй" и "...У нас была великая эпоха". Последняя из харьковских повестей и стала одной из первых публикаций в перестроечной России, в журнале "Знамя", что вскоре радикально-либеральные руководители журнала признали своей неудачей.
Печатал его и Юлиан Семенов в своем еженедельнике. Тогда же, где-то в 1991 году, я связался с Лимоновым по телефону и предложил сотрудничество с газетой "День". Сначала Эдуард присылал нам рассказы, затем, после своих первых приездов в Россию, и публицистические статьи. Вскоре (1991-1993) он стал ведущим публицистом и "Дня", и "Советской России", ездил с бригадой "Дня" в Приднестровье, затем уже сам воевал в Сербии. В 1991 году восстановил российское гражданство. Одно время примыкал к движению Жириновского, входил в его теневой кабинет, затем был среди основателей Фронта национального спасения. В 1994 году создал свою газету "Лимонка" и национал-большевистскую партию, объединяющую тысячи молодых сторонников русского социализма. В 2001 году был посажен в тюрьму за свои радикальные высказывания, сидел в Лефортове больше года, сейчас в Саратовской тюрьме (16 апреля 2003 г. Эдуард Лимонов "за незаконное хранение оружия" получил 4 года.- Ред.). В тюрьме написал уже семь книг: "Книга мертвых", "Книга воды", "Моя политическая биография", "Священные монстры", "В плену у мертвецов" и др.
Яркий представитель самого реакционного авангарда, выразитель русской низовой культуры рабочих окраин.
"Внук и племянник погибших солдат и сын солдата, я воздал должное атрибутам мужественности, несмотря на то, что они не в чести у сегодняшнего гражданина. Мои личные пристрастия я отдаю армии Жукова в битве за Берлин, а не "Шербургским зонтикам". Человека "героического" я активно предпочитаю "пищепереваривающему".
Эдуард Лимонов,
из "Дневника неудачника"
"НАС НЕ ЗАПУГАТЬ!"
Владимир Бондаренко. Прогремел мощный взрыв в штаб-квартире твоей национал-большевистской партии. Ты еще днем был в Санкт-Петербурге, выступал в телепередаче, посвященной очередным поминкам по русской литературе. Ритуально на Волковом кладбище поднимал свой стакан с водкой, поминая русскую литературу у могилы великого русского сатирика Салтыкова-Щедрина. А ночью - может быть, в отместку за эту кладбищенскую забаву - судьбе было угодно не препятствовать взрыву в вашем партийном бункере. Что же на самом деле произошло?
Эдуард Лимонов. Так получилось, что 13 июня мы поминали литературу на "Литераторских мостках" Волковского кладбища Петербурга. В тот же день 13 июня я вечером сел на поезд в Москву. Приехав 14-го в восемь тридцать утра, я нашел на автоответчике испуганный голос Саши Дугина - и было сказано: "Эдуард, нас взорвали..." Что выяснилось? В 4.39 утра раздался взрыв. Взрывное устройство было подложено в нишу нашего полуподвального окна, выходящего в редакционный зал. По предварительным данным экспертов, взявших килограммов двадцать вещественных доказательств, взрыв был силой примерно около трехсот граммов тротила. Дугин видел результаты этой предварительной экспертизы. Это было взрывное безоболочное устройство, якобы с часовым механизмом. Сразу же мы собрали там, в штаб-квартире партии, пресс-конференцию. Что характерно, милиция сама быстро убрала все следы взрыва - все вынесли и даже подмели. Остатки рамы взяли, навели полный порядок. Милиция стала минимизировать событие, преуменьшать все его последствия. Радио "Эхо Москвы" по моей наводке позвонило в милицию, и им уже сказали, что взрыв был силой 150 граммов тротила, а по НТВ уже сказали - о ста граммах тротила. Кому-то крайне невыгодно придавать значение этому взрыву. Милицию можно понять, они не хотят иметь теракт на руках.
Кто это мог сделать? Взрыв был достаточно сильный. Несмотря на то, что, как говорят, это было безоболочное взрывное устройство, на противоположной стороне нашего большого редакционного зала стена вся в глубоких вмятинах. Если бы там стоял человек, он превратился бы в лепешку. Это же, повторяю, большой зал метров сорока. До противоположной стены достаточно далеко. Стекла все вылетели не только у нас, в нашем полуподвале, но и на первом этаже, в паспортном столе отделения милиции. Тут сразу возникла версия, озвученная на НТВ, что, возможно, это было покушение на милицию. Это глупая версия. Над нашими окнами всего-навсего два захудалых окна паспортного стола. Кому они нужны? Тогда бы подложили устройство в окно самой милиции... Я лично это все связываю с предыдущим покушением на меня 18 сентября прошлого года. Помнишь, на меня напали здесь же, недалеко от нашего здания, ударили в затылок, потом били ногами в лицо. В результате, ты знаешь, у меня был многократный перелом носа и уже навсегда слегка поврежден левый глаз. Травма глазного яблока. Боялись, что будет отпадение сетчатки. А перед нападением долгое время за мной шла почти открытая слежка...
Кто это может быть? Существует несколько серьезных версий. Тогда в сентябре, незадолго до нападения, мы опубликовали статью "Черный список народов", где речь шла о чеченах. О народе, не подлежащем исправлению... Тогда же мы опубликовали очень много резко отрицательных материалов о генерале Лебеде. Мы его яростно атаковали, называли предателем... Сейчас в 64-65-м номерах были опубликованы под псевдонимом материалы о незаконных банковских операциях, которые ведут к той же чеченской диаспоре в Москве. Там называются фамилии, конкретный банк "Конти"... Могли быть они, могли быть и какие-то спецслужбы. Русские, казахские... Мы весь май ездили по Казахстану, готовились к вооруженному восстанию русских. Думали, что в Кокчетаве состоится казачий круг, который поставит вопрос об отделении от Казахстана и призовет русских к вооруженному восстанию. Мы своих целей не скрывали. Там нас арестовывали, задерживали, обыскивали. Встречались мы там 9 мая с Коломцом, ныне арестованным казахами. Так что могла быть месть казахских спецслужб. Или узбекских. Мы очень нелестно писали о режиме Каримова. Это настоящее полицейское государство... Могли быть и наши какие-то спецслужбы. Это необязательно непосредственно ФСБ... Мы за последнее время очень проявились как растущая активная партия. И захват крейсера "Аврора" в Петербурге, и поездка в Кокчетав, и многие другие общероссийские акции. Знают и по агентурным данным, что наша партия растет. В то время как все другие русские национальные образования замыкаются в себе и самоликвидируются. Подъем у нас очень большой, масса перспективных идей. И спецслужбы могли устроить этакий превентивный взрыв, как бы напугать, предупредить нас. Личных врагов у меня нет, случайности исключены. Ведем мы себя там очень корректно, никакого шума, никаких хулиганств, так что бытовые причины тоже исключаются. У нас нет крупных денег, а там, где нет денег, никакого криминала быть не может, мы не интересны рэкетирам или иным криминализированным системам. У нас нет магазинов, дискотек, притонов, ночных клубов. Это на сто пятьдесят процентов политическое преступление.
В. Б. Эдуард, в демократической прессе я читал, да и по телевидению слышал, что вы как бы повторили акцию Лысенко, суд над которым идет как раз в эти дни. Мол, и он сам устроил взрыв своего кабинета в Думе, и Эдуард Лимонов сам устроил безопасный взрыв для большей популярности и саморекламы. Что бы ты ответил на эти домыслы?
Э. Л. Это бесстыжие и гнусные домыслы. Они говорят лишь об аморальности всех этих демократов. Мне даже отвратительно слушать о моем якобы самовзрыве. И, кстати, милиция-то никаких претензий не имеет, они сразу определили, откуда ветер дует. Но наше телевидение правда не интересует. Представляю, сколько бы вони было, если бы взорвали редакцию "Литературной газеты" или "Московского комсомольца". Весь мир бы об этом шумел. Но дохлая "Литературка" никому в мире не нужна. А о "Лимонке" стараются не говорить. Не буду приводить самые разные политические и идеологические доводы, почему мы не могли сами себе устроить взрыв. Скажу для простого читателя просто и ясно. Мы с большим трудом, с огромными усилиями получили себе это полуподвальное помещение. Мы бережем его. Нам ни за что нельзя его потерять. В таких условиях рисковать помещением ради какой-то рекламы может только сумасшедший. Мы еле-еле аннулировали огромный долг за помещение. Наше помещение - это наша жизнь. Жизнь всей партии. Подставить под удар штаб-квартиру растущей партии - на это никто бы никогда не решился. Не говоря уже о моральной стороне этого вопроса. Мы - не мелкие провокаторы, и не циничные политические проститутки, и не жирные буржуи. Я не знаю, как было у Николая Лысенко, но если такая же ложь, то можно лишь посочувствовать.
В. Б. Ты прав, Эдуард. И этому поверят даже твои враги. Годами бороться за помещение, получить его с неимоверным трудом на приемлемых условиях и устраивать в нем показательный взрыв - это самая большая клюква. Реклама, конечно, нужна, но потеря помещения для партии в момент ее динамичного роста - это катастрофа. Такая овчинка не стоит выделки. Скорее можно предположить противоположное, что одной из целей провокационного взрыва и являлось стремление добиться выселения вас из помещения. Мол, как можно в жилом доме допускать размещение шумной радикальной газеты, а тем более национал-большевистской партии. Заказчики взрыва, может быть, и надеялись на то, что возмущенные жители заставят выселить вас из вашего подвального бункера. Как отнеслись к взрыву ваши соседи, жильцы дома? Не было протестов? Как отнеслась сама милиция, занимающая первый этаж над вами?
Э. Л. До сих пор у нас отношения с жильцами были очень хорошие. Никто никогда на нас не жаловался. Когда на меня осенью было нападение, люди подходили, сочувствовали. Как нам известно, сочувствуют и сейчас. Подходили разные старушки и говорили: вот бандиты распоясались, куда милиция смотрит? Это же на самом деле наглость невероятная. Кто-то настолько уверен в себе, что не стесняется совершать и нападения, и взрывы прямо рядом с отделением милиции. У нас с этим отделением самые хорошие отношения. Мы служим России, они служат России. Конечно, милиции может не нравиться это лишнее внимание. Эти лишние уголовные дела. Мы в этом смысле получились беспокойными соседями. Но они должны же понимать, что идет волна насилия. Они должны видеть в нас потерпевших. Раньше все-таки не было такого политического насилия. Такие расправы были только в криминальном мире. Идет эскалация насилия. Прямое насилие перемещается в политику. Заметь, Володя, по судьбе вашей газеты. В 1992-93 годах радикальнее вас газеты не было. Но, насколько я знаю, вам еще не устраивали взрывов... Вас закрывали много раз, преследовали по судам, но на вас не нападали, за исключением 4 октября 1993 года, когда к вам ворвались автоматчики и разгромили редакцию. Но и это было политическое нападение. Такого вот криминального насилия, уголовных нападений на Александра Проханова, к счастью, не было. Значит, наступает другое время. Не нападали и на Жириновского, на Зюганова.
В. Б. Мы с тобой склоняемся к самой серьезной версии. Постепенно, даже незаметно для окружающих, растет влияние вашей партии, растет количество ее молодых членов, растет тираж газеты "Лимонка". Растет количество региональных отделений в городах России. Вы - единственная в России партия, которая на 90 процентов состоит из молодежи, вы всерьез работаете с молодежью. Спецслужбы обеспокоены молодежным радикализмом и хотят, пока не поздно, сломать вас, подчинить своему влиянию, запугать, загнать в гетто. Так в свое время плотно взяли под контроль партию Жириновского, так запугали, раскололи, загнали в тупик баркашовцев. Спецслужбы научились маргинализовать националистические русские движения, превращать их в замкнутые малочисленные секты. Вы вырываетесь из этого маргинального сектантского этнического гетто, вы популярны среди студентов и школьников. Вас надо остановить любым путем. Скажи, обоснованны ли их страхи? Насколько растет партия? В каких городах появились новые отделения?
Э. Л. Мы только что прошли перерегистрацию У нас 16 региональных отделений и почти столько же готовятся к открытию. Санкт-Петербург, Екатеринбург, Москва, Северодвинск, Ростов и так далее. Мы уже можем в один день организовать в десятках городов какие-то акции протеста, пикеты, демонстрации, шествия - что угодно. И все это при отсутствии мощных средств. Такой радикальной партии, как наша, нелегко найти деньги. Для властей самое страшное, и тут ты, Володя, прав, что мы - молодежная партия. Потом мы же сумели вырваться из такого националистического гетто. Знаешь, когда одни и те же люди общаются многие годы с друг с другом, приток людей нисколько не увеличивается. Может, это и разумная, и правильная организация, но она не развивается, а мы прорвались в новую среду. К нам поворачивается вполне нормальная молодежь. Те, кто еще недавно и не числил себя среди патриотов. Мы влияем на молодежь часто для начала не сухой политикой, а рок-концертами, тусовками, самыми разными прибамбасами. А потом люди втягиваются в политику, и та же Алина Витухновская надевает на себя майку национал-большевистской партии. Ребята впитывают наши идеи ежедневно с музыкой, стихами, с различным стебом. Это очень опасный для властей феномен. Власти не так боятся малочисленных националистических сект. Пять-восемь человек - ну и что, так они и будут. Нет тенденций к развитию.
У нас движение расширяется, оно на подъеме. Немало интересных талантливых людей тянется к нам. И есть уже достаточно плотный костяк партийных организаторов, солдат партии. Туда трудно даже внедрить кого-нибудь чужого из ФСБ. Молодые не могут еще быть столь двуличными, они раскрываются в деле. Это не то, что у Жирика. Широкой публике наша партийная работа не видна, но мы за последние два года колоссально выросли. Приходила куда-то газета, в какой-нибудь Волжск, ребята организовывали кружок, писали нам - и в результате возникала структура НБП. Вот буквально в эти дни регистрируются еще два отделения: в Петропавловске-Камчатском и во Владимирской области...
В. Б. Очень важно, что вы преодолели маргинальность, вышли, как ты говоришь, из националистического гетто. Но избежите ли вы еще одной ахиллесовой пяты всех молодых партий - постоянных расколов?
Э. Л. Партия всегда состоит из людей. Людей разных. Но мы не давим на них. Мы не изображаем из себя непогрешимых людей, ошибки всегда бывают. Это нормально. Но в партии нет соперничества. Нет амбициозной борьбы. Должен быть командир в любой армии. Командир, который выслушивает все разумные советы и потом сам принимает решение. Практика показала, что любые слишком демократично построенные партии распадаются. Невозможно бесконечно заниматься прениями. Этот союз, мой и Дугина (тьфу-тьфу - чтобы не сглазить), оказался куда более долговременным, чем многие считали. Были ощутимые попытки нас развести, поссорить. Слава богу, этого пока не произошло. Ты совершенно правильно обратил внимание на этот прием разрушения любой партии со стороны спецслужб. Я заметил, как средства массовой информации хотят поссорить нас с Дугиным, стараются не звать нас вместе на передачи телевидения, противопоставляя друг другу. Скажем, приглашать Дугина на пресс-клуб и не приглашать меня. А там его обласкивать и всячески настраивать против Лимонова. К счастью, и я, и он всегда это понимаем и смеемся над дурными усилиями. Многие бы обрадовались, если бы наше творческое и политическое содружество рухнуло. Пока жив - не позволю. (К сожалению, за время, прошедшее после нашей беседы, союз Лимонова и Дугина распался. Эдуард Лимонов уже полтора года сидит в тюрьме по надуманным обвинениям, а Александр Дугин рвется в коридоры власти - это его большая ошибка. - В.Б.)
В. Б. Если сравнивать вашу партию с армией, получается, что ты командир, а Саша Дугин - комиссар?
Э. Л. Наверное, сравнение командира и комиссара подходит. Близко к этому. Дугин - жрец, маг, он должен все объяснять. А мои функции - более практические. Мне приходится быть и бухгалтером, и завхозом. Я раньше никогда не был организатором. Мне это все внове. Я до сих пор учусь.
В. Б. Значит, ты, Эдуард Лимонов, чувствуешь себя вполне комфортно в идеологическом пространстве Александра Дугина? Все твои собственные идеалы, стремления, представления о политике вписываются в жесткую геополитическую концепцию певца "консервативной революции"?
Э. Л. Для меня Александр Дугин шире идеологии. Он летает так высоко, как хочет. Я никогда не цензуровал его статьи в "Лимонке". У нас на самом деле очень большая свобода высказываний. Основное наше качество - ненависть к системе. А выражаться эта ненависть может каким угодно образом. Допускаются любые уклонения от нормы. Я не проверяю по линейке каждый день свои идеологические взгляды. Тем не менее еще до знакомства с Дугиным я написал "Дисциплинарный санаторий", где ясно выражены мои взгляды на систему. Почему мы называем свою газету газетой прямого действия? Мы не пытаемся объяснить людям, что нынешний режим - это зло. Для нас это аксиома, не требующая доказательств. И нас читают те, кто тоже изначально согласен с таким утверждением. Мы требуем от своих читателей не объяснения зла, а конкретной борьбы с этим злом. Требуем конкретных действий. Прямых действий. Мы предлагаем модели поведения человека в системе зла. От моделей "красных бригад" до чегеваризма. У нас счастливо смешалось левое и правое. Романтический фашизм двадцатых годов, антиамериканизм Никарагуа и Сальвадора, мы вбираем в себя все крайности. Мы - последовательные борцы с системой. В том числе и со вписанной в систему так называемой розовой думской оппозицией. Сейчас доказывается правота тех моих позиций, которые я защищал еще в 1994 году, когда начал выступать против конформизма и нерешительности Геннадия Зюганова. Эти люди завели нас в дремучее болото конформизма. Они соучаствуют во власти, делят ответственность за все, что произошло со страной. В 1992-93 годах шла такая волна антиельцинского протеста, что если бы оппозиция мощно поддержала и возглавила эту волну, власть бы смыло обязательно. Режим существует по причине оппортунизма и трусости лидеров нынешней левой оппозиции. Теперь уже формы борьбы другие. Народ потерял веру, впал в безнадежность.
В. Б. Вернемся к началу нашей беседы. Ты, по-моему, подробно объяснил читателю, почему надо было кому-то взрывать вашу штаб-квартиру. Надо было обыскать вас и в русском поезде под Пензой. Надо было задержать в Кокчетаве. Надо было налететь на вас в Минске, устроить побоище в Киеве... Ну и что? Сумеют таким образом остановить тебя и твою национал-большевистскую партию?
Э. Л. Я - русский человек. А настоящий русский человек, если залупается, то навсегда. Нас не запугать!
В. Б. Ты сказал, что вы прорываетесь к молодежи с помощью знаковых имен в рок-музыке. С помощью песен, с помощью современной поэзии, через искусство приближаете ребят и к своим идеям. А кто из известных имен сотрудничает с вами? Кто из поэтов, музыкантов, художников поддерживает ваши идеи? У всех на памяти вступление в национал-большевистскую партию блестящего творца поп-механики, композитора, музыканта Сергея Курехина. Как он пришел к вам?
Э. Л. Мы не искали себе кумиров молодежи, певцов и музыкантов. Мы сами для них были интересны. И они шли к нам. Сергей Курехин пришел к нам сам. Он переживал и творческий и философский кризис. На него повлияло мнение известных западных музыкантов. Он узнал о нас от своих немецких друзей. Он понял, что наши идеи - крайне авангардны. А для него важно было быть в авангарде. Это был первый импульс для него после возвращения из Германии посмотреть на нас пристально. Он приехал к нам, много общался с Дугиным, выступал вместе с нами и в результате оказался обладателем нашего национал-большевистского партийного билета № 418. Мы всегда были тесно связаны с Егором Летовым и его "Гражданской обороной". Да, у нас были осложнения, разногласия, но мы никогда не порывали друг с другом. Я думаю, все разногласия еще из-за того возникают, что он большей частью в Омске живет, а мы здесь. Так бы мы давно обо всем договорились. Дима Ревякин наш друг. 5 апреля я ему вручал членский билет нашей партии. Многие к нам ходят, а еще больше вокруг нас возникает некое тусовочное поле из художников, поэтов, певцов, да кого угодно. Мы работаем на партию. И мы только рады, если ребята говорят, что они идут в нашу партию, потому что у нас Сергей Курехин, или вступают в наши ряды, потому что с нами Егор Летов. Неожиданно с нашими ребятами появилась поэтесса Витухновская. Я даже и не знал об этом. Пока я ездил по Средней Азии, сначала в газете прошла статья о ней, а потом и целая подборка ее текстов. В результате я ее увидел уже в майке национал-большевистской партии. Публиковали мы Бренера. Хотя до этого мы резко выступали против него. Когда мы поняли, что у него революционный дух выше всей этой буржуазной пошлости, мы стали его поддерживать и печатать. Он - явно революционный художник. Я почитал его книгу и был от многих вещей в полном восторге.
В. Б. Публикация Алины Витухновской в "Лимонке" удивила всех еще и потому, что до этого защищали Витухновскую самые цепные псы ельцинского режима. Те самые послушные ельцинскому режиму Битовы и Евтушенко.
Э. Л. Они ее защищали, но это не значит, что она разделяет их взгляды. Меня в свое время во Франции тоже защищали самые разные деятели культуры. Вплоть до Франсуазы Саган. Хотя какое ей дело до моей революционности? У меня с ней нет ничего общего. Филипп Суппо подписал, старый сюрреалист. Даррида - философ, и так далее. Такие киты буржуазности. Но решили защитить - благое дело. Что я - против буду выступать?
Витухновская - скорее представитель такого авангардно-анархистского направления. Пусть ее вытащили из тюрьмы защитники режима, но в тюрьме-то она сидела, в отличие от них. Значит, она куда ближе нам, чем им. Ее поэзия - это смесь наркотиков, какого-то СПИДа, бунта, бреда, зачем она нужна ельцинистам? Она сама это поняла... Или Вадим Степанцов. Он тоже сам к нам пришел. Он выступает с нами на всех наших вечерах. Печатает свои стихи в нашей газете. Так что "Орден куртуазных маньеристов" тоже признает национал-большевистскую партию. На самом деле сегодня мы, национал-большевистская партия, подмяли под себя всю контркультуру. И это, конечно, опасно для правящих кругов. Люди контркультуры смотрят теперь на нас с полным доверием. Рокеры, авангардисты, скинхеды. А это же и есть настоящий цвет нынешней интеллигенции, как к ней ни относись. И Витухновская, и Степанцов, и покойный Курехин. Это самые авангардные течения в искусстве. Сейчас в обслуге у Ельцина никого из настоящих художников нет, кроме престарелых шестидесятников...
В. Б. Не раз писалось и друзьями нашими, и врагами, что "Лимонка" много взяла у раннего "Дня". От авторов полосы "Рок - русское сопротивление", того же Егора Летова или Сергея Троицкого, до рассказов Влада Шурыгина. Да и сами вы, Александр Дугин и Эдуард Лимонов,- активная боевая часть газеты "День". Говорят, что со временем от "Дня" отпочковалось несколько изданий, та же "Дуэль", до этого "Аль-Кодс" и ваша "Лимонка". Согласен ли ты с этой идеей о преемственности? Есть ли влияние идей раннего радикального "Дня" на ваше движение?:
Э. Л. Конечно, Володя, ты же сам сказал, что "День" - это и я тоже, и Дугин тоже. Наш вклад в ранний "День" достаточно заметен. Но "День" сам отказался от своего радикализма, став "Завтра". Вернее, вы совершили ошибку, пойдя за парламентской оппозицией, она слегка приглушила вас своей нерешительностью. Лидеры оппозиции после 93-го года сами ушли от радикализма и утянули вас за собой. Я чувствую, что Проханову там должно быть душно со своей неистовостью. Я ведь не отрицаю, что сама колонка "Лимонка" была задумана у вас, кстати, у тебя на квартире...
В. Б. Я помню, вы с Прохановым сидели на полу в коридоре, был ноябрь 93-го года, ты собирался улетать в Париж, и мы договаривались о регулярном выпуске твоей колонки, окрестив ее "Лимонкой". Так что я горжусь, что твоя "Лимонка" самым конкретным образом родилась у меня на квартире.
Э. Л. Как колонка вашей газеты - да. Но вы быстро колонку перестали печатать, я мыкался с ней по разным изданиям, в "Новом взгляде" печатал. А потом попросту вынужден был издавать свою газету. Потому что негде было печататься. "Советская Россия" меня выставила, вы не печатали, мы решили выступать самостоятельно. Нигде нельзя было высказать свои взгляды. Мы просто вынуждены были создать свое национал-большевистское движение в декабре 93-го года. Не мы стали другими, а другие ушли от политического радикализма. Мы лишь подняли знамя, выпавшее из рук "Дня". В раннем "Дне" все влияли друг на друга. Прекрасное было время. Нельзя сказать, что Проханов влиял на меня или ты на Дугина. "День" возглавлял всю оппозицию в то время. "День" уже стал славной историей. Очень жаль, что историей. Тем не менее возникла необходимость в более радикальном политическом движении и в более радикальном органе печати.
В. Б. Сейчас ты совершил целый ряд поездок. На Украину, в Крым, в Белоруссию, по всем республикам Средней Азии. Я знаю, что пытался поехать в Прибалтику, но тебя не пустили местные антирусские власти. С чем связаны эти поездки? Это новый этап движения? Борьба за Империю? Организация своих филиалов в республиках СНГ?
Э. Л. Мы всегда говорили, что в будущем самые "горячие точки" - это Северный Казахстан и Крым. Мы в этом убеждены и сегодня. Мы всегда приоритетно печатаем материалы и о Крыме, и о Северном Казахстане. Конечно, будучи честными и последовательными людьми, может быть, наивными, что тоже хорошо, мы поверили в наши донесения о том, что в Казахстане назревают события, что на казачьем круге будет провозглашена попытка отделиться от Казахстана всем древним русским казачьим землям, и мы сразу же решили поехать туда. В Кокчетаве должны были объявить казачью республику. Мы не могли остаться от этого в стороне. Я собрал добровольцев из московского отделения. 9 человек вызвались ехать, и мы отправились на борьбу... Никто больше не поехал. Это удивительно, но это характеризует всю нашу националистическую оппозицию. Элдэпээровцы обещали автобус - не дали. Депутат Евгений Логинов должен был приехать - не решился. Беляев из питерской национально-республиканской партии обещал приехать - не приехал. А мы приехали на перрон в Кокчетаве и сразу же были высажены местными ментами. Нас загребли, обыскали, с трудом выпустили. Я горжусь поездкой, и одновременно мне очень грустно. Наши националисты умеют только языками трепать. Это абсолютно московские дурные тусовки людей, не умеющих ничего делать. Болтуны, хоть в Думе, хоть чуть ли не в подполье одни и те же. Смешны все их претензии на самый чистый русский национализм. Это все треп. Московский глупый кухонный амбициозный треп. Никто из сотни организаций, громыхающих своим национализмом, не приехал в Кокчетав. Мы единственные обещали и приехали. Честно прошли через весь этот ад. А потом мы из Казахстана решили пробиваться в 201-ю дивизию в Таджикистане на обычных пассажирских поездах. Мы проехали через всю Среднюю Азию, через Узбекистан, Самарканд в общих вагонах. Мы видели крайне затравленных русских людей повсюду. Если бы наши мерзавцы в Думе, эта сволота, видели, как в Средней Азии сливаются с тенями русские, лишь бы их не заметили, как они боятся глаза поднять, слово сказать, лишь бы их не зарезали, не изнасиловали, думаю, нашим депутатам должно быть стыдно. Бросили миллионы своих соотечественников на унижение. Попробовали бы так поступить американцы или французы. Мы оказались где-то на задах базара. Все-таки нас было до десяти человек, и к нам подошел боязливо один из местных русских, сказал: "Ну вот, тяжело нам... Да, помощи ждать неоткуда". В Ташкенте совсем не видно русских, где они прячутся? И розовая Дума позорно молчит. С гордостью за нас повторю: мы единственные поехали с нескрываемым желанием воевать на стороне русских. Удивительно, что нас в поезде всех обыскивали в первый раз недалеко от Пензы наши спецслужбы. Не казахские и не в Казахстане, а в самой глубинной России. В районе станции Белинская...