Наверно, нет в мире другой страны, где бы классы разграничивались такой тонкой и незаметной перегородкой, как в Мексике. Даже в соседних Соединенных Штатах по-прежнему существует множество сословий, разделенных строгими границами (наследие, полученное от матери-Англии, от которого не удалось избавиться даже после столетия демократии). Но более экспансивные мексиканцы давно от него отказались, и, как и в других южноамериканских государствах, здесь можно увидеть скотовода или погонщика мулов, танцующего с дочерью hasiendado, или самого низкооплачиваемого рабочего рядом с нанимателем. Они могут вместе пить и курить и, если не сидят за одним обеденным столом, то уж вместе - за столом, на котором стучат кости или разлетаются карты. В игорных заведениях и салунах, за столом monte все мексиканцы равны - точно так же, как на общественных балах, известных как фанданго.
Так было и сегодня. Несколько rancheros, в своих ярких костюмах, с абсолютно естественным видом пригласили на танец дам в сатине и драгоценностях. Но сам я испытывал гораздо большую неловкость, когда, осмотрев толпу, отыскал индейскую красавицу (ее трудно было не увидеть), поклонился ей и сказал:
- Сеньорита, вы меня помните?
Меня обрадовал ее ответный взгляд, а еще больше слова:
- Помню ли вас, caballero? Что за вопрос! Конечно, помню и всегда буду помнить!
- Вы очень добры, говоря так. Я польщен тем, что вы меня не забыли.
- Как я могла забыть, сеньор? Вы спасли меня. Если бы не вы...
- Прошу вас, не говорите больше о такой мелочи. Мне только жаль, что это помешало вам приезжать в город, как обычно. Но, может, вам это все равно?
Задавая этот вопрос, я смотрел ей в лицо.
- Конечно, не все равно. Дома так скучно и одиноко - иногда.
- Одиноко? Но вы можете разговаривать со своим замечательным попугаем!
Она в ответ рассмеялась.
- Попугай - слишком скучное общество.
- В этом я с вами не согласен. Мне бы он точно не наскучил. Я согласен слушать его всю жизнь.
Она посмотрела на меня слегка удивленно и вопросительно.
- Если он вам так нужен, сеньор, можете его взять. Когда брат в следующий раз поедет на рынок, он привезет его.
- Ах, сеньорита, для меня главное не сам попугай, а то, что он говорит...
В ее взгляде по-прежнему сквозило удивление.
- "Не попугай, а что он говорит"? Что вы имеете в виду?
У меня на языке было "Лорита", но я удержался. Наша дружба еще недостаточно крепка для такой фамильярности, и девушка может принять мой ответ за грубость. Но мне нужно было что-то ответить.
Поэтому, запинаясь, я проговорил:
- Неважно, не имеет значения... не сейчас... Когда встретимся снова... но... - Я замолчал, думая о том, как маловероятна наша новая встреча. Эта мысль, словно темная завеса, отделила нас друг от друга. - Вы ведь не все время будете держаться подальше от города?
- Надеюсь. Мне так хочется снова увидеть ваших храбрых солдат, как они одновременно поворачивают и съезжаются. О, какое это было великолепное зрелище!
- Я рад, что оно вам понравилось. Надеюсь, вы увидите его еще - много раз.
- Я бы с радостью, если отец позволит. Но эти "красные шляпы"...
Она внезапно замолкла, глядя в темноту, и я увидел на ее лице выражение, похожее на страх.
- В чем дело? - спросил я.
- Мужчина, похожий на него.
- На кого?
- На "красную шляпу", того самого, который гнался за нами на канале.
- Где вы его увидели?
- Он стоял вон там. - Она указала на один из увитых зеленью столбов, поддерживающих навес. - Но сейчас его уже там нет.
- У него была красная лента на шляпе?
- Нет, сеньор. Мне показалось, что я узнала его лицо. Как вам говорил мой брат, мы видели его несколько раз, но он всегда бывает одет по-разному. И сейчас он в другом платье, если это тот самый человек. Надеюсь, это не так.
- Я тоже надеюсь. Вы простите, если я оставлю вас ненадолго?
Она, по-видимому, не очень обрадовалась моему желанию отойти, но ответила:
- Si, сеньор.
- С вашего разрешения, я вскоре снова отыщу вас и попрошу быть моей партнершей в танце.
Получив такое разрешение, я повернулся и отошел.
Прошло не менее получаса, прежде чем я снова присоединился к ней. Все это время я бродил в толпе, всматриваясь в лица всех мужчин. Но все бесполезно. Никто из встречных не был похож на сеньора дона Иларио. Нужно ли объяснять, что я искал именно его?
Должно быть, она ошиблась. После всего случившегося, наверное, она боится и ей всюду мерещится этот человек. Именно в этом дело.
Придя к такому заключению, я прекратил поиски и вернулся к ней.
Я видел, что она за это время танцевала несколько раз и с разными кавалерами. Мысли мои были заняты Эль Гуапо, и поэтому я не обращал внимания на ее партнеров. Только изредка поглядывал в ее сторону, восхищаясь ее грациозностью. Для меня смотреть на нее и восхищаться означало одно и то же. Никого из танцующих нельзя было сравнить с нею. La Bella казалась самой баядерой18!
Наконец я пригласил ее на вальс!
Танец был в старинном стиле, который Байрон назвал бы "поэзией движения". Вальсы в это время были в моде в Мексике, впрочем, как и в других частях западного мира. Я не сделал еще и круга, как понял, что в моих объятиях настоящая лесная нимфа. Она была такой легкой и гибкой, словно Серито или Тальони19.
Когда музыка смолкла и вальс кончился, я предложил ей руку, и мы вышли в ночь. Мне было все равно, что скажут в "обществе", где, конечно, развязались языки. Я мог бы идти с ней и при самом ярком свете - не вызывающе, а с полным равнодушием к тому, что могут обо мне подумать, Пусть даже поверят, что мы обручились.
И мы действительно вскоре обручились.
Именно по этой причине отделились мы от шумной толпы. Нам надо было объясниться друг с другом - не словами, а чувствами. Нам одновременно захотелось побыть наедине. Только нам двоим светила луна. В канун Рождества мы обменялись клятвами, которые никогда не будут нарушены. Нашими свидетелями были только чистые снега Попокатепетля и Белой Женщины...
Глава XXIV