- Мое почтение Ивану Алексеевичу!
Каблуков в ответ приветствует Жуковского.
Или - идет экзамен. Видимо, какой-то нерадивый студент "завалил", как теперь говорят, экзамен по механике и, пользуясь рассеянностью Жуковского и тем обстоятельством, что он плохо запоминает лица, решил тут же пересдать экзамен. Снова вошел, взял билет, сел готовиться. Но вдруг Жуковский говорит: "Позвольте, эту заплатку на правом башмаке я уже сегодня видел. Стало быть, вы, милостивый государь, уже у меня сегодня экзаменовались и, видимо, провалились. Ступайте отсюда".
В стенах технического училища Жуковского можно было часто видеть идущим по длинному коридору шаркающей походкой, со слегка опущенной головой с большим сократовским лбом и прижатой к груди широкой черной бородой с серебряными прядями седины. Как всегда, окружен студентами. Те что-то ему говорят, но профессор как будто их не слышит. Но вдруг он останавливается, поворачивается к стене и начинает чертить на ней пальцем формулы и при этом с жаром что-то объяснять студентам. Он настолько увлекается, что даже не слышит звонка на лекцию, продолжает стоять, пока кто-нибудь не напомнит ему об этом. Почему студенты так любили Жуковского? Лектор он был неважный. То, что как ученый знаменит - этого недостаточно, чтобы завоевать сердца молодежи. А дело в том, что у Жуковского была замечательная черта характера - подлинная интеллигентность, сочетающаяся с предельной искренностью. Со всеми, вплоть до первокурсников, он разговаривал как с равными себе. Когда к нему обращались с вопросом, никогда не стеснялся ответить: "Не знаю. Я еще не решил. Подумайте, может быть, вы решите". В нем не было и тени высокомерия, хотя он был избран членом-корреспондентом Академии наук и имел звание заслуженного профессора. И наконец, Жуковский получил чин действительного статского советника, приравненного, согласно табели о рангах, к чину генерал-майора. И не взирая на это, он был со всеми очень прост и обходителен. Очень гостеприимный хозяин, он любил видеть молодежь за своим столом. Архангельский стал частым гостем в квартире Жуковского в Мыльниковом переулке.
Здесь, в глубине тенистого двора, стоял двухэтажный флигель. Первый этаж занимала квартира Жуковского. В то время с ним жили его дети: старшая - Леночка и младший - Сережа. Хозяйством ведала экономка Петровна - непревзойденная мастерица печь пироги и кулебяки, которым гости Жуковского, а порой за столом собиралось до 10-15 человек, воздавали должное. Шура тоже не отставал. Как-то за таким обедом он поспорил со Стечкиным, что съест 20 голубцов. Но проиграл: съел только 19. На последний не хватило сил.
За столом всегда было очень весело. Кружковцы смеялись, шутили. После обеда Жуковский шел к себе в кабинет - часик отдохнуть, а потом поработать.
Ветчинкин садился проверять уроки у Леночки и Сережи, а позже Леночка звонила в кинотеатр, или, как тогда говорили, синематограф, на Чистых прудах - "Колизей" и заказывала одну-две ложи на вечерний сеанс. Жуковский очень любил кино, но обязательно со счастливым концом.
В обязанности членов воздухоплавательного кружка входило еще и то, что сегодня называется пропагандой авиации. Они помогали Жуковскому организовывать доклады и выставки, а сбор с них шел в фонд лаборатории, так как денег постоянно не хватало.
Влюбившись в Жуковского со всем пылом юношеской души, Шура и дома в кругу семьи то и дело сворачивал разговор на воздухоплавательный кружок. К самолетам стал проявлять интерес и его младший брат Володя, который в 1913 году заканчивал ту же гимназию, что и Шура. Однако у Володи еще в гимназии был обнаружен безукоризненный слух и он уже давно учился играть на фортепиано. Естественно, что перед ним встал вопрос: кем быть - музыкантом или инженером?
И Володя, подстрекаемый старшим братом, принял компромиссное решение: стал готовиться к поступлению в Императорское Московское техническое училище и одновременно в Московскую консерваторию по классу рояля. И что самое удивительное, ему удалось и то и другое окончить. В училище, став студентом, он также начал работать под руководством Жуковского, а в консерватории, благодаря своим блестящим музыкальным способностям, поступил в класс прославленного русского пианиста Игумнова.
1913 год для Шуры ознаменовался большой удачей. Николай Егорович опубликовал статью, посвященную исследованию винта Джевецкого. В примечании к этой статье было указано, что в работе принимал участие студент А. Архангельский. Именно с этого началась совместная научная и позже организаторская деятельность учителя и ученика.
В эти годы в самолетостроение пришли такие конструкторы, как Игорь Иванович Сикорский, создатель многомоторного самолета "Илья Муромец", Дмитрий Павлович Григорович, создатель летающих лодок, Яков Модестович Гаккель - конструктор первого в мире военного самолета, выдающийся летчик, штабс-капитан Петр Николаевич Нестеров - основоположник фигурного пилотажа, выполнивший первым в мире 27 августа 1913 года свою знаменитую "мертвую петлю". Почти одновременно с ним эту же фигуру высшего пилотажа исполнил в воздухе известный французский летчик Адольф Пегу.
Но кто же первым выполнил "мертвую петлю"? Чтобы установить это, Пегу в мае 1914 года прибыл в Москву, где встретился с Нестеровым и убедился, что русский пилот был первым. Здесь же, в Москве, Пегу познакомился с Жуковским, а 18 мая все трое - Жуковский, Нестеров и Пегу выступали в Политехническом музее.
Перед этим русские летчики-офицеры предоставили Пегу для нескольких демонстрационных полетов на Ходынском аэродроме двухместный "Блерио". В тот солнечный майский день Шура Архангельский решил, что надо научиться самому пилотировать самолет, и отправился на аэродром. В наше время, чтобы сесть за штурвал самолета, необходимо закончить или летное училище, или, как минимум, аэроклуб. Тогда же достаточно было просто заплатить пилоту, взять у него несколько уроков, совершить несколько учебных полетов. Впрочем, учебными полеты назывались очень условно: ведь на двухместных самолетах не было, как у нынешних, двойного управления. Инструктор в лучшем случае мог только выкрикивать советы из задней кабины.
И вот Архангельский стал свидетелем, как Пегу взлетел, сделал круг над аэродромом и снова сел. А затем, заглушив мотор, крикнул по-французски толпе зевак:
- Господа, кто хочет полетать со мной?
- Позвольте мне, месье! - закричал Шура и бегом кинулся к аэроплану.
Пегу помог Архангельскому пристегнуть ремень и махнул рукой. Механик изо всей силы крутанул пропеллер, мотор взвыл, и самолет помчался по полю. Взяв ручку на себя, Пегу поднял машину в воздух. Шуру охватило необычайное волнение: под ним мчались земля, крохотные домики, подводы с лошадьми, люди - все казалось маленьким, игрушечным. Пегу обернулся. Увидев оживленное лицо Шуры, он усмехнулся, а потом неожиданно перевел аэроплан в пологое пике. Теперь уже земля мчалась на Шуру с устрашающей быстротой. Дома, деревья, люди мгновенно увеличивались в размерах. У земли Пегу выровнял самолет, сделал "горку" и пошел на посадку.
Едва аэроплан коснулся колесами земли, Пегу, обернувшись, громко спросил:
- Как вы себя чувствовали в воздухе, месье?
- Превосходно, - улыбнулся Архангельский, - я ведь, собственно, пришел сюда на аэродром, чтобы научиться летать.
- Вот как? Месье хочет стать профессиональным пилотом?
- Нет, месье Пегу, - ответил Шура. - Я собираюсь стать авиационным инженером, а сейчас учусь у профессора Жуковского.
Лучшей для себя рекомендации Архангельский не смог и придумать.
Пегу мгновенно стал серьезным.
- О, месье Жуковский выдающийся ученый. Я имел честь быть ему представленным. Поэтому позвольте, месье...
- Архангельский, - подсказал Шура.
- Месье Архангельский, дать вам первый урок. Садитесь в переднюю кабину.
Первый урок прямо на летном поле Ходынки продолжался минут двадцать. Объяснив Шуре, как надо управлять самолетом, Пегу отважно уселся сзади.
Скомандовав: "Контакт", Архангельский запустил мотор и начал рулить по аэродрому, потом, осторожно потянув ручку, поднял аэроплан в воздух. Шура от волнения не заметил, как машина оторвалась от земли. И, оказавшись уже над землей, он растерянно оглянулся.
- Са ира! [Все хорошо! (франц.)] - перекрикивая шум мотора, улыбаясь, пропел ему Пегу.
Подбодренный Архангельский начал разворачивать самолет и пошел на посадку. Теперь бы только не "дать козла". Он выровнял аэроплан и плавно взял ручку на себя. Толчок, и машина уже бежит по зеленому полю аэродрома.
Пегу первым выскочил из машины.
- Поздравляю вас, месье Архангельский, с первым полетом. Из вас получится хороший летчик, у вас отличная реакция. Теперь вам нужно будет взять несколько уроков для практики.
Шура покраснел от смущения.
- И засвидетельствуйте мое почтение месье Жуковскому.
Несколько уроков летной практики Шура позже взял в частной школе. Но держать пилотский экзамен в аэроклубе у него уже не было времени. Поэтому диплома он получить не успел.
Причиной тому была начавшаяся первая мировая воина.
Аэробюро
О том, что скоро начнется мировая война, Шура не думал. Во-первых, он не очень-то интересовался политикой. Во-вторых, где-то на задворках Европы войны полыхали постоянно. И поэтому их всерьез в Москве никто не принимал - далеко. Да и кто осмелится напасть на Россию?
Весной 1914 года у Архангельского появился новый друг - Шура Микулин, племянник Николая Егоровича Жуковского, который перевелся в Московское техническое училище на III курс из Киевского политехнического института. Микулин был страстно увлечен моторами. Впрочем, это ему не мешало интересоваться и многим другим. Архангельский принял Микулина под свое покровительство.
Лето 1914 года было жаркое, и Шура вместе с братом Володей отдыхал под Москвой. Раз в месяц навещал в Орехове Жуковского.
Выстрел студента Принципа, поразивший в Сараево эрц-герцога Австро-Венгрии Фердинанда, прозвучал с газетных страниц, как взрыв бомбы в спящем городе. События развивались стремительно. Обмен грозными дипломатическими нотами и ультиматумами. Кто будет вовлечен в этот стремительный вихрь войны? Германия? Как поведут себя страны Антанты - союзницы Российской империи - Франция и Англия?
Каждый день приносил новые вести, одна грознее другой. И наконец 1 августа 1914 года во всех газетах был напечатан царский манифест о начале войны.
Все члены кружка Жуковского во главе с самим Николаем Егоровичем тотчас же вернулись в Москву.
Ржавый аппарат военной машины царской России начал медленно, со скрипом поворачиваться. Но благодаря тому, что им управляли на редкость бездарные люди, составлявшие основу придворной камарильи и командовавшие войсками, флотом и авиацией только в силу своего происхождения, а не благодаря наличию знаний, энергии и таланта, эта машина то и дело останавливалась.
Первая мировая война отличалась в истории войн тем, что успех сражавшихся сторон в большей, чем когда-либо, степени зависел от тех факторов в экономике и технике воюющих стран, которые впоследствии вообще стали решающими в любой войне.
Этими факторами, прежде всего, были уровень развития производительных сил, состояние транспорта и наличие собственной всесторонне развитой оборонной промышленности.
И хотя царская Россия обладала гигантскими территориями, огромными ресурсами и самым большим населением и, следовательно, самой большой численностью армии, отсутствие развитой сети железных дорог и вековая техническая отсталость свели на нет все эти преимущества.