И вот среди ласковой мартовской мглы, веками выкованный, как святыня переданный из поколения в поколение, булат народной отваги обнажался снова, когда зарева и черные дымы нашествия поднялись над городами и селениями азербайджанцев.
Дым оповестил людей о появлении Тимура. Гроза надвигалась. Надо было поспеть со всеми делами до ее прихода.
Старец, перебирая длинные четки, стоял в каменной келье, вслушиваясь во тьму.
Откуда-то с гор дунул предутренний ветерок. Близился час первой молитвы.
Вдруг вдоль узких улиц заполыхали факелы.
Двое всадников, едва поспевая, скакали, подъяв [так] факелы, как развернутые знамена, вслед за шемаханским беком, спешившим к двору Ширван-шаха.
Ширван-шах Ибрагим Дербенди усидел на своем шатком троне, снискав милость Тимура знаками смирения и послушания. Шах снискал милость, но не доверие, ибо у Тимура никогда не бывало доверия ни к одному из покоренных владык, как бы ни были они послушны и любезны. Да и среди ближайших соратников едва ли были такие, за кем исподтишка он не приглядывал бы. За шахом приглядывал и твердо направлял его вялую поступь отличившийся в Индии Тимуров тысячник Курдай-бек.
Бек потребовал доступа к шаху, невзирая на ночной час.
Впереди незваного гостя понесли факелы через гулкий двор, вверх по крутым каменным ступеням, по каменной галерее, мимо сводчатых ниш, пока наконец не остановились в зале, мерцавшей, как перламутровая, от мельчайших росписей, покрывавших все стены от карнизов до полу.
Бек вперевалку прохаживался по зале, нахлестывая себя плеткой по сапогу, пока шах в дальнем покое поднимался с постели.
Шах зорко, украдкой переглянулся с ближайшими из неподвижных слуг, прежде чем с беспечной улыбкой выйти к беку.
После неизбежных поклонов бек проворчал:
- Крепко ж вы спите в этакую ночь, благословенный государь.
- А что за ночь?
- Проспали!
- Что случилось, почтенный бек?
- Кызылбаши о чем-то пронюхали. Вся голь поднялась - и прочь из города. А вы себе почивали на мягкой постельке.
- Я тоже кызылбаш. А вот ничего такого не пронюхал, никуда пока не сбежал. Кто огорчил вас?
- Куда это и по какой причине народ из города бежит как от чумы?
- Бежит?
- А то вы не знаете! Вам отвечать повелителю, когда спросит, куда это побежал народ и почему. Повелитель спросит вас, благословенный государь. Вам отвечать!
Улыбаясь и пошлепывая туфлями, шах в широком халате, накинутом поверх розовых шелков белья, прошелся, слегка наклонив голову. Неожиданно он остановился прямо перед беком:
- А разве Великий Повелитель поставил вас сюда не затем, чтобы мой слух и мое зрение стали острей? Если чего-то я недослышал, он спросит с вас. Я недоглядел - с вас же спросит.
- Я не собака, чтоб хватать людей на улицах.
- Люди на улицах? Сейчас?
- Теперь уж нет. Улицы пусты. Ушли! А куда? Какой был слух, что случилось?
- Я не издавал указа ни выходить на улицы, ни уходить из города.
- Кто ж их погнал среди ночи? Сами спите, так хоть караул бы поставили!
- Ночные караулы выставляете вы, почтенный бек. Зачем мне вмешиваться в ночные дела? Вы у нас - князь ночи.
- Караулов не хватит, чтоб перегородить все переулки. Ворота-то в городе ни одни не запираются. Стен нет!
- Не подговариваете ли вы меня восстановить стены, срытые по указу повелителя?
Бек шумно и размашисто прошелся по зале, отвернувшись к стене и небрежно оглядывая искусную роспись - узоры, цветы, птиц...
В раздражении, словно оступившись, он ткнул плеткой в стену.
- Птички?
- А что?
- Греха не боитесь!
- Я не читал в Коране, что птички - грех.
- И я не читал. И без Корана известно, что всякую живность изображать грех, - птиц, скотов, девок... Тут не языческая Индия! Вот доизображаетесь до всякого такого!.. Богословы-то не погладят по головке.
- Коран молчит об этом. А разговоры, не подтверждаемые Кораном, суть суесловие.
- "Кораном, Кораном"! Я не мулла. У меня повелитель спросит, куда сбежал народ из города. Почему кызылбаши сбежали от своего шаха? А ведь без народа, мол, не дорог шах. Что я отвечу? Что скажу? А вы - "птички, Коран"! Не до птичек! Где народ?
- Почтеннейший бек, где мой народ?
- Что мне отвечать повелителю?
- Я не учитель ваш, вы - не ученик мне. Сами вы разумеете, как поступить. Я лишь догадываюсь, как вы поступите, - поутру наберете каких-нибудь ротозеев на базаре, какие попадутся, прежде чем соберется базар. Они сознаются, что ночью пытались уйти из города. Затем вы приведете их назад на базар, чтобы все в Шемахе видели негодяев, пытавшихся уйти из города, и повесите их для острастки и для вразумления, всему базару напоказ. Повелитель узнает, что вы строги, что никого не пускали, что не хватило времени для поимки всех остальных.
- Я и с караульщиков сдеру шкуру. Но народ-то ушел! Куда? Куда и по какой причине ушел? Как только караулы меня известили, я кинулся к вам. Везде уже пусто. Одни кошки шныряют поперек улиц. Ни души! Что случилось?
- Я догадываюсь, если вспомнить, когда народ бежит без спросу. Когда уходит от своих очагов.
- Повелитель идет? Ну, ну... откуда они пронюхали раньше нас? Повелитель? Сюда?..
Бек замер при этой мысли: "Придет сюда... Вызовет к себе... Где народ, спросит... Что сделано за зиму?"
А шах, улыбаясь, говорил:
- Я вам коня дарю, почтеннейший бек.