Не будь народ един в разорванном на княжеские владения Азербайджане, порвись его единство, начисто опустела бы вся эта земля, обездоленная и обезлюженная набегами Тохтамыша, нашествиями Тимура, десятками тысяч клавших здешних людей в могилы, десятками тысяч уводивших в горький полон. Но уцелевшие, утаившиеся находили убежища в тех областях, где оказывалось тише, а когда пожарище нашествия стихало, возвращались на пепелище, и жизнь их возрождалась на родном месте.
Хатута зашел в кузницу и, хотя никакого дела к кузнецу у него не было, сел у двери.
Кузнецы не разгибаясь ковали подковы.
Наконец, кинув изделие, огненное, казавшееся прозрачным и восковым, в ведро, откуда взметнулась вода и вздыбился пар, кузнец повернулся к Хатуте. Он был почти гол, с одним лишь кожаным фартуком на бедрах.
Обагренный светом раздутых углей, он был велик, плечист. Его плечи, грудь, живот густо обросли черной медвежьей шерстью. Он покосился на Хатуту:
- С караваном?
- Сейчас пришли.
- Издалека?
- Марага.
- Наши?
- Самаркандцы. Купцы.
- А ты?
- Проводником до Шемахи.
- Хромой без проводников все наши дороги знает. А купцы, что ли, не знают? Зря связался.
- Ты тоже на здешнего не похож.
- Армянин.
Хатута, никогда не ходивший дальше Мараги, никогда не бывавший в Армении, усомнился:
- Разве армяне бывают кузнецами?
- Отчего же не быть, если надо?
- Армяне - это купцы.
- Что ж, по-твоему, в Армении лошадей куют не молотком, а кошельком?
- А еще что делают?
- Что здесь, то и там! - усмехнулся кузнец. - Ты тоже не похож... Азербайджанец? А язык у тебя с присвистом, с прищелком. Соловей не соловей, но и не азербайджанец.
- С присвистом? - удивился Хатута. - По роду я - адыгей. Но вырос здесь.
- Как же к ним в караван попал?
- Надо ж кормиться.
- На этот крючок и попадаются. Они тебе крошку хлеба, а ты им взамен свою голову.
Хатуте показались слишком смелыми такие слова. Он откликнулся:
- Мы хозяева своей земли.
- Тогда другое дело! - ответил кузнец. - Тебе железа надо?
Хатута быстро смекнул, что, когда в Медном ряду откликались медью, кузнецу сподручнее отозваться железом. И повторил:
- Железом верблюдов не куют.
- И так правду сказал! - засмеялся кузнец. - Ну, посиди, посиди. Тебе ничего не надо?
- Надо понять, как дальше быть.
- А ты почему проводником? - переспросил кузнец.
- От Хромого ушел.
- Тогда... Зачем тебе в Шемаху?
- А куда же еще?..
- Надо бы тебе к своим.
- Где их взять! Они на дороге меня не ищут.
- Верно сказал. Считай, что я тебя нашел, - покуда тут укроешься.
Хатута насторожился: первый раз видит человека, как довериться?
А кузнец увещевал:
- Переждешь тут, в горах. У нас там шалаш есть. Как придут наши люди с ними уйдешь.
Хатута сомневался: "Если б думал выдать меня Тимуру, только свистни: они вон, кругом. Надо, видно, верить, иного ничего не выдумаешь".
Разговор вдруг прервался: неожиданно, откуда-то из тьмы, появился азербайджанец, одетый по-крестьянски, но с длинными, тонкими пальцами горожанина, которыми он пытался развязать неподатливый узел серого башлыка.
Он только взглянул в глаза кузнецу. Армянин, отложив молоток, отошел с ним к стене. Азербайджанец торопливо заговорил:
- Семь лошадей. Две совсем расковались. Остальных - перековать бы. Подковы стерлись, как где камни - оскользаются. А нам это никак не годится, сам понимаешь. Нельзя ли помочь, Арам?
- Сюда нельзя. Караван пришел. Чужого народу много. Где лошади?