Не смея глядеть в круглые, дьявольские, налитые кровью глаза Тимурова купца, кланяясь и притом наступая на полы своего халата, он поспешил довести Пушка до ханской двери и открыл ее перед Пушком.
А когда она закрылась, поглотив их, все слышавшие беседу Пушка с вельможей поспешили на базар оповестить всех об этом взбесившемся армянине, у которого даже перед ханом Золотой Орды нет ни смирения, ни почтения, ни страха. И тогда все должники Пушка обрели страх и почтение к Пушку и поспешили выполнить его требования, вечером полностью за все рассчитаться с ним.
А Пушок стоял перед Едигеем в том длинном, узком покое, где Едигей любил, прохаживаясь, думать о судьбах стран и об участи людей, зависимых и независимых от золотоордынского хана. В том покое, где никто не смел тревожить хана Едигея, не всегда решавшегося титуловать себя ханом, но ни одному из ханов не дававшего власти над Золотой Ордой.
Едигей, брезгливо и сурово взглянув на ворвавшегося, откинул голову, вжал ее в плечи, посмотрел на растерянного вельможу и наконец вник в слова Пушка. А вникнув, внял им.
Пушок, размахивая пайцзой, кричал:
- Самаркандского купца разорять? А? Что ж это? Товар закупили, а платить? Я сижу, сижу, жду, а они что? Повелитель Вселенной послал меня куда? В Москву. А тут перехватывают товар, запирают к себе в амбар - и конец. Так? Я дойду до повелителя, он мне хозяин! Я скажу: сарайские купцы забрали твой товар! Так? Я скажу!
Едигей, разглядев пайцзу, обеспокоился:
- Кто забрал товар?
- Вот они! Все тут!
Пушок пригнулся, вытянул из-за голенища трубочку пергамента и развернул:
- Тут все! И с кого сколько! Вот они! Мне надо для повелителя закупки делать. А в Москве как я их сделаю, когда деньги в Сарае, по рукам у сарайцев. Так? Я ж не от себя, я от повелителя! Так?
Едигей крикнул вельможе:
- Вы что же? Купец торгует, товар расхватан, от нас помощи ждет. А вы?
Вельможа, не видавший такой строгости от Едигея, кланялся, бормоча:
- Пожалуйста! Пожалуйста!..
Едигей, не слушая вельможу, приказывал:
- Пристава ему дать. Пускай идет по базару. Все, кто тут записан, чтоб расчет... Немедля! А заспорят, - лавку на запор, а должника - на цепь, пока не расплатится. Вот!
Но Пушок не отступал:
- К тому ж мне на Москву надо! Чтоб по дороге никаких помех! А то вон что делается: проплывешь ночь, наутро новая застава, опять стой! Река чтоб была чистая!
- Соберетесь плыть, - своих людей с вами пошлю.
- Ну вот! - одобрил Пушок, все еще тяжело дыша, все еще не в силах отдышаться от своего подвига. - Ну вот! Так? Так!
Вельможа сам повел Пушка на Таразык. У весов нашел пристава и велел ему сопровождать Пушка.
- Слово хана: "Немедля расчет!" Кто заспорит, помни слово хана: "Лавку - на запор, должника - на цепь!" А будешь запирать своим замком! Понял? И ключи - мне!
Пристав повел Пушка по рядам, с готовностью спрашивая:
- Этот должен? Нет? Вспомните-ка, ведь это человек богатый. И к тому ж армянин.
И случалось, нечаянные-негаданные люди оказывались среди должников Пушка в этот хлопотливый сентябрьский день перед отбытием из Сарая.
* * *
Сарайские сапоги Пушок носил еще с лета. К ним он прикупил рыжий сарайский чекмень из жесткой шерстяной домотканины, круглую войлочную шапку с острым донышком. Армянские кудри подкоротил, чтоб не торчали из-под шапки. И теперь казалось Пушку, нет в нем отличия от прочих сарайцев. Он был готов в путь. Но Едигей медлил с посылкой своих людей, обещанных Пушку в попутчики.
Дни ожидания Пушок не потерял попусту: из Сарая на Москву провоза долго не было, на многие азиатские товары не только в Москве, но и в Нижнем спрос возрос. И взамен тюков, сбытых сарайским купцам, Пушок богато закупился другими товарами, не столь знатными, как индийские тюки повелителя, но не менее доходными на повседневном торгу. Закупки же свои Пушок делал задешево: сарайские армяне спешили распродаться, встревоженные нерадостными слухами, зная, что в тревожные дни деньги спрятать легче, чем товары, да и в пути они занимают меньше места.
Свои закупки Пушок предпочитал совершать среди армян, приговаривая:
- Почтеннейший, зачем дорожитесь? Хотите свой товар для нечестивых мухаммедан сберечь? Берегитесь: они у вас отнимут задаром. А я христианин! Мне грех христиан разорять, я вам деньги плачу. Так? Зачем же перед христианским купцом дорожиться? Лучше дать дешевле, но своему, чем дать выгоду, но неверному. Так? Так!
На Бухарском дворе Пушковы закупки увьючивали, и вьюки складывали в сухих лабазах. За немногие дни вьюков набралось на целое судно. Но судна еще не было: Едигей медлил, отбирая людей, которых посылал с Пушком до Нижнего.
Наконец Пушок пошел к Едигею поторопить хана.
У ханских ворот стражи перед купцом скрестили копья:
- Нельзя!
- У меня дела! Дела! Так? Как же нельзя?
- Милостивый хан заболел.
- Почему?
- Болен! Нельзя!
Но из палат, увидев Пушка, появился в раздувающемся самаркандском халате ханский вельможа. Он выражал почтение, даже подобострастие Пушку и тут же - гнев на стражей:
- Пустите! Пустите! Не видите разве, кто это?
Ведя Пушка в палату, он приговаривал:
- Молим аллаха о здоровье нашего милостивого хана. Болен, тяжело болен. Но я ему скажу о вашем прибытии. Иду сказать.
Все, кто был в гостевой палате: писцы, военачальники, приближенные хана, муллы - все поднялись, кланяясь Пушку. Пока он ждал, все стояли, украдкой перешептываясь:
- Пайцза Тимура...
- О!..
- Самаркандский. Подослан...
- О!..
И вскоре ханский вельможа сам повел купца к хану.