Против Ковалева - командир артиллерии Кульберг. Я ближе узнал его лишь потом, в горячем бою, когда у нас все было поставлено на карту; такой твердости, такой настойчивости можно позавидовать: кремень - не человек. А посмотреть - словно козел в шинели, да и голос, как козлиный, дрожит, дребезжит, рассыпается горохом.
Были еще два-три командира. Совещались недолго; почти все было решено и придумано еще днем.
- Позовите Кондру, - приказал Ковтюх.
- Кондра... Кондра... Кондра... - покатилось из уст в уста.
Быстрой твердой поступью подходит Кондра.
- Явился, что прикажете?
Любо посмотреть на бравого молодца: глаза горят отвагой, а рука то и дело опускается на эфес кривой чеченской шашки. На самом затылке мохнатая белая шапка: открылся чистый высокий лоб, еще яснее стали ясные быстрые глаза.
- Слушай, Кондра, - сказал Ковтюх. - Ты должен знать, что дело, на которое идем, - опасное дело. По плавням белые. Куда ни глянь - в камышах, по луговинам, над лиманами - у них везде стоят, разъезжают дозоры... Знаешь ты эти места?
- Ну кто же их знает, как не я? - осклабился Кондра. - До самого Ачуева, до моря - тут все болота, все дорожки знакомые... Ходил, знаю...
- А знаешь, так вот что, - молвил Ковтюх, - нам некогда медлить... Суда готовы плыть. Надо взять тебе десятка три-четыре лучших из ребят, самых смелых, да и место знающих, - взять их с собой и - фью... (Ковтюх свистнул и пальцем указал куда-то неопределенно вперед).
- Понимаю...
- А понимаешь, - и толковать больше не будем. Возьмешь погоны офицерские, кокарды, светлые пуговицы: у меня все заготовлено... А ну! обратился он к одному из стоявших.
Тот мигом, к пароходу и скоро вернулся с небольшим узелком.
- Бери, - подал Ковтюх Кондре узелок. - Только живо: разукрашиваться будете не здесь - когда отъедете. Выдели надежного - он поедет по левому берегу, дашь ему человек десяток - тут не так опасно. А сам направо. Оглядывайся, не проморгай. Коли что неладно - знаешь наши сигналы? Держись ближе самого берега.
- Понимаю...
- Так запомни: ежели не очистишь берегов - нам назад не возвращаться...
- Так точно... Можно идти?
- Иди... Да живо...
Кондра так же быстро, как и появился, исчез на барже. Скоро стали сводить коней. Потом сбились в кучу. Потолковали с минуту, разбились на две партии... И видно было, как быстрою рысью поехал Кондра, а за ним человек двадцать пять бойцов.
В другую сторону отделилась группа человек в пятнадцать, и во главе ее узнал я Чобота: могучий, широкий, - как богатырь сидел он на рослом вороном коне. А рядом с ним Ганька - худенький, гибкий, как тополевый сучок. Со всех судов смотрели молча красноармейцы вслед удалявшимся товарищам; не спрашивали, не допытывались - все было понятно и так; не было ни шуток, ни смеха.
Отъехал Кондра версты полторы, спешился со своими ребятами и говорит:
- Вот тут разбирайте, кому что придется, только с чинами не спорить, - и подал им узелок.
Ребята развязали его, извлекли оттуда белогвардейские наряды погоны, кокарды, пуговки, ленты, - а через пять минут отряда было не узнать.
Сам Кондра оборотился полковником, и когда надувал губы, делался смешон и неловок, словно ворона в павлиньих перьях. Тьма еще не проглотила вечерние сумерки, но дорожку различать можно было лишь с трудом. Сели снова на коней, тронулись.
- Хлопцы, - внушал Кондра, - не курить, не кашлять громко - будто нас вовсе нет...
Ехали в тишине. Чуть слышно хлопали по влажной и топкой земле привычные кони. Лишь только они начинали вязнуть - и вправо и влево отъезжали всадники, выскакивали, где крепче, где настоящая дорога... Так ехали час, два, три... Никто не попадался навстречу; в камышах и по плавням - никаких признаков жизни. Черным, густым мраком закутались равнины; над болотами - тяжелый седой туман. Вот навстречу донеслись какие-то странные звуки, которых не было до сих пор: так гудит иной раз телефонная проволока, может быть, это где-нибудь вдалеке падает ручей...
Кондра остановился, остановились и все. Он повернул ухо в ту сторону, откуда доносились звуки, и различил теперь ясно гомон человеческой речи...
- Приготовиться! - отдана была тихая команда.
Руки упали на шашки. Продолжали медленно двигаться вперед... Были уже отчетливо видны силуэты шести всадников - они ехали прямо на Кондру.
- Кто едет? - раздалось оттуда.
- Стой! - скомандовал Кондра. - Какой части?
- Алексеевцы... А вы какой?
- Комендантская команда от Казановича...
Всадники подъехали. Увидели погоны Кондры и почтительно дернулись под козырек.
- Разъезд? - спросил Кондра.
- Так точно, разъезд... Только - кто же тут ночью пойдет?
- Никого нет, сами проехали добрых пятнадцать верст.
В это время наши всадники сомкнулись кольцом вокруг неприятельского разъезда.
Еще несколько вопросов-ответов; узнали, что дальше едет новый дозор. Примолкли. Тишина была на одно мгновение... Кондра гикнул - и вдруг сверкнули шашки... Через пять минут-все было окончено.
Ехали дальше, и с новым дозором был тот же конец...
Так за ночь изрубил мужественный Кондра шесть неприятельских дозоров и не дал уйти ни одному человеку.
Чоботу тоже встретились два дозора - судьба их была одинакова; только со вторым дозором чуть не приключилась беда: под раненым белым всадником рванулся конь и едва не унес его. Пришлось вдогонку послать ему пулю, она сняла беглеца на землю.
Этот выстрел Чобота мы слышали с парохода и насторожились; предполагали, что завязывается перестрелка, что дозору удалось уйти, что враг примет живо какие-то новые меры.
Мы все стоим на верхней палубе и ждем... Вот-вот послышатся сигналы Кондры или Чобота. Но нет, ничего не слышно, на берегах могильное спокойствие.
Всю ночь до утра мы дежурили на верхних палубах. Все чудилось, что в камышах кто-то передвигается, что лязгает оружие, слышен даже глухой и сдержанный шепот-разговор. Здесь близко берега - и можно рассмотреть мутное колыхающееся поле прибрежных камышей.
- Как будто что-то... - начинал один, присматриваясь во мглу на берег и указывая соседу.
- А нет, - отвечал тот, - пустое...
Но потом, всмотревшись пристальнее, продолжал:
- А впрочем... Да, да... Как будто и в самом деле...