- О, без сомнения! - ответил Генрих и тут же решил вновь вернуть разговор к первоначальной теме, от которой, видимо, увиливала Маргарита.- Кстати, разве мессир де Брантом не извинился перед вами?
- Нет, чтобы излечиться от своего безумия, он удалился в свое аббатство.
- Бедный человек!
- Как, да вы жалеете его? - спросила Маргарита.
- Да как же мне не жалеть его, принцесса, если я понимаю, как он должен был страдать! - ответил Генрих.
На этот раз намек отличался излишней прозрачностью.
- Вы отличаетесь настоящей гасконской смелостью! заметила Маргарита.
- Бога ради, простите, принцесса, но я так смущен.... Генрих так тонко разыграл сконфуженного, что Маргарита была тронута смущением беарнца.
- Сколько вам лет? - спросила она.
- Двадцать.
- В таком случае я прощаю вас! -- сказала она, протягивая ему руку.
Генрих взял эту руку, осмелился поднести ее к губам и сделал движение, собираясь опуститься на колени перед Маргаритой, но в этот момент в дверь постучали.
- Кто там? - испуганно спросила принцесса.
- Ваше высочество,- ответил юный голос,- королева-мать послала меня за вами!
- Хорошо, милый Рауль,- Ответила Маргарита, узнав пажа по голосу,- скажи королеве, что я собиралась лечь спать, но я оденусь и приду.- Затем она подбежала к маленькой боковой двери и тихо крикнула: - Нанси!
Не прошло и двух секунд, как в коридоре послышалось шуршание шелкового платья Нанси, и камеристка вошла в комнату.
- Как видите,- сказала принцесса Генриху,- я принуждена расстаться с вами!
- Увы! - вздохнул Генрих.
- А я-то так хотела узнать от вас все подробности относительно неракского двора!
- Но я всегда к услугам вашего высочества!
- Ну что же, приходите завтра опять!..- И с этими словами Маргарита дала принцу руку для поцелуя и приказала Нанси проводить его.
Через несколько минут Генрих уже проходил мимо кабачка Маликана. Рассеянно заглянув туда, он увидал какого-то человека, спокойно гревшегося у камина. Это был Ноэ.
- А, это вы, Анри? - сказал последний.- А я только потому и зашел сюда, что рассчитывал встретиться с вами!
- Ты так расстроен? - шепотом спросил Генрих приятеля.Уж не пришлось ли тебе добираться сюда вплавь прямым сообщением от моста Святого Михаила?
- Нет,- ответил Ноэ,- я обеспокоен за вас!
- За меня? Это почему?
- Ах черт, а ведь я совершенно забыл о ней! Странное дело: у Сарры я забываю о существовании принцессы Маргариты, у Маргариты - о существовании красотки-еврейки!
- Так! Как видно, память у вас находится в добром согласии с сердцем!
- Но принцесса так красива!
- Ах, так вы ее любите?
- Это я пока еще не могу сказать.
- Так, значит, вы любите ювелиршу?
- Не знаю, ничего не знаю! Она тоже удивительно красива и к тому же так несчастна! Ведь этот Лорьо, которого мы считали таким честным и порядочным, на самом деле просто негодяй, разбойник, убийца!
- Вот как? - сказал Ноэ.- А я-то собирался спасти его от большой опасности! Да, мне кажется, что его немножко прирежут. Ну, теперь я не стану мешаться в это дело, но его жену непременно надо будет спасти!
- Да что ты говоришь? - взволнованно спросил принц.- Они оба подвергаются опасности? Расскажи мне скорее, в чем дело!
XX
В то время как Генрих Наваррский был еще у принцессы Маргариты, Рене шел в Лувр, объятый думами, навеянными на него откровениями Годольфина. Он имел право свободного доступа к королеве во всякое время. Екатерина не могла и дня прожить без своего парфюмера, и Флорентинец знал больше государственных тайн, чем сам король. Когда он вошел в комнату королевы, она как раз дочитывала объемистое письмо младшего сына, герцога Анжуйского, который писал ей из Анжера о бунтовщическом движении среди гугенотов.
- Ну, погоди только! - со злобой пробормотала она,- я заставлю короля, несмотря на всю его слабость, издать хорошенький указ против этих поклонников проповеди! А, это ты, Рене? - сказала она, увидев парфюмера.- Ты очень кстати!
- Я нужен вашему величеству?
- Да. Ты напишешь под мою диктовку письмо герцогу Анжуйскому. Я должна, наконец, покончить с гугенотами!
- Совершенно согласен с вашим величеством!
- Герцог пишет мне, что гугеноты опять начинают затевать что-то. Но что мне ответить ему? Посоветуй, Рене!
- Я прочел в звездах, что гугеноты погубят монархию! важно сказал он.- Конечно, это еще не окончательно,- стал он сбиваться с тона, заметив, как побледнела Екатерина,- это зависит от того, поставят ли их на свое место... Словом, я не знаю, но совершенно ясно, что опасность есть и монархию будет защищать женщина...
- И... эта женщина?
- Это вы, ваше величество!
- А восторжествует она?
- О да, но лишь ценой потоков крови!
- Кровь! - сказала Екатерина, с суеверным почтением прислушиваясь к изречениям Рене.- Да, кровь должна будет пролиться, и опять меня будут винить в жестокости, кровожадности, нетерпимости. А между тем, видит Бог, в моем сердце нет и следа фанатической нетерпимости к иноверцам. Я, дочь герцогов Медичи, воспитанная лучшими профессорами Флоренции, могу ли быть настолько умственно ограниченной, чтобы преследовать людей лишь за то, что они предпочитают проповедь мессе? Но дело в том, что за религиозными убеждениями у гугенотов скрываются мятежные политические надежды. Они восстают против пышности и великолепия трона и его ближайших помощников, готовы разграбить монастыри,- словом, хотят ниспровергнуть весь тот порядок вещей, на котором уже столько лет зиждется величие Франции... Гугеноты - враги монархии и трона, а потому должны погибнуть!.. Однако писать, Рене, писать! - спохватилась она. Екатерина продиктовала парфюмеру письмо герцогу Анжуйскому. В этом письме она ссылалась на болезнь короля, которая мешает в данный момент предпринять что-либо решительное, но, по ее мнению, у герцога как губернатора Анжера достаточно власти, чтобы сажать в тюрьмы и вешать всех тех, кто будет уличен в антимонархической деятельности. Поэтому она усиленно рекомендовала сыну суровую непреклонность и строжайшие меры.
- Ваше величество,- сказал Рене, поднося королеве письмо для подписи,- вы предписываете спасительную строгость по отношению к провинциальным гугенотам. Ну а парижские?