Никита Иванов".
Усков закрыл дневник. Все молчали. Всех взволновала история двух большевиков, трагически погибших вда-ли от людей в те самые дни, когда над страной всходило солнце революции. Не довелось им своими глазами увидеть победу народа, за освобождение которого положили они свои жизни. Костер догорал. Он оброс серым
пеплом и вскоре погас.
- Ну, что ж, похороним его, - негромко сказал кто-то.
Борис и Петя нарвали свежей травы, обложили тело.
Любимов закрыл гроб крышкой, взял свою лопату и, отойдя немного в сторону, стал рыть могилу. К нему присоединились остальные. Сменяя друг друга, они быстро вырыли яму, осторожно перенесли гроб на новое место, спустили на веревках и, по русскому обычаю. кинули по горсти земли. Застучали лопаты. Скоро на месте покинутого стойбища вырос свежий холмик. Из нескольких лежавших поблизости бревен соорудили памятник в форме пирамиды. Одно бревно Любимов обтесал, на южной стороне вырезали надпись:
Никита Петрович Иванов, рабочий Путиловского завода в Петербурге, верный сын рабочего класса, член партии большевиков с 1903 года. Родился в 1866 году, умер в январе 1921 года. Спи с миром, дорогой товарищ!
Геологическая поисковая партия 14-бис треста "Сев-строй".
Все сняли шапки. Любимов приложил ружье к плечу и поднял стволы вверх. Загремел прощальный залп.
И эхо его прокатилось среди диких гор.
Постояли немного, бросили последний взгляд и пошли. Шли молча, каждый со своими мыслями.
Глава шестая
Экспедиция идет по новому маршруту
Молчал лес, облитый неярким северным солнцем. Рядом с лагерем дышала и струилась сильная своей затаенной мощью река. Вокруг стояли, не шелохнувшись, высокие травы. Курились на горизонте и таяли в голубой дымке снежные, таинственно притихшие горные хребты. Торжественная, задумчивая природа окружала людей, палатку, костер.
Усков сидел глубоко задумавшись и глядел куда-то вдаль - на дымчатые горы, на облака, медленно плывущие в голубой вышине.
Начальник партии ничего не говорил о своих планах. Он долго не спал, ворочался на своей постели, вставал и ходил взад-вперед за палаткой, что-то обдумывая. Не спал и Любимов. Он еще раз, уже сам, перечитал дневник Иванова, сопоставляя отдельные факты, и тоже задумался, взвешивая каждое прочитанное слово.
Вот геолог и проводник уселись перед палаткой на траве и посмотрели друг на друга.
- Ну? - спросил Усков.
- Не меньше ста - ста двадцати километров отсюда, - ответил Любимов, без слов понимавший начальника экспедиции.
- Ты думаешь?..
- Он шел от пещеры на юг четыре или пять дней. Как бы ни был физически надорван человек, а в зимнюю стужу, только чтобы не замерзнуть, он на лыжах пройдет за день не меньше двадцати - двадцати пяти кило-метров. В горах снег мельче. Значит, Иванов шел быстрее. А вот в долине снегу стало больше, идти труднее Да он и был уже без сил. Вероятно, от гор до реки расстояние в пятнадцать - двадцать километров он прошел в два, а может быть, и в три дня и где-то тут упал...
- Значит, твой совет - искать?
- Конечно, искать.
- И я так думаю. В низовьях Бешеной реки мы нашли металлы, и притом в значительном количестве. По-видимому, где-то выше по течению есть места, откуда водяные потоки брали в свое время эти тяжелые металлы и тащили их сюда, вниз. Обрати внимание... Вот... - Усков вытащил из кармана и положил на ладонь три кусочка тускло желтеющего золота. - Небольшие самородки. Они уже достаточно обкатаны водой, песком, камнями. Но из глубины земли они вышли не здесь. Коренная жила находится где-то поблизости.
- То-то и оно. Надо менять маршрут и податься дальше на север.
- Так и сделаем. Но мне хочется уточнить еще одно обстоятельство. Река течет с северо-запада на юго-во-сток. Иванов же прямо говорит: "Ищите каменный столб на север отсюда". Означает ли это, что нам надо уходить из долины по какому-нибудь притоку, который впадает с севера, или идти до верховьев самой реки, отклоняясь на северо-запад? Сто километров - это огромное расстояние Нам и года не хватит, чтобы исследовать такую площадь.
- Слушай... Иванов нигде не пишет, что его перевозили через реку. Он оказался на этом берегу и сам реки не переходил. Видно, он провалился в наледь, переходя через какой-нибудь приток. Мне думается, надо идти вверх по реке, пересечь один - два притока и затем поворачивать прямо на север, в горы.
- Важно не ошибиться. Стоит нам сделать лишних десять - двадцать километров или столько же не дойти, и мы будем блуждать по горам вслепую. Тогда цели нам не видать всё-таки, как своих ушей.
- А мы попробуем определить приток. Не все речки и ручьи дают наледь...
Чуть загорелся алым пламенем восток, когда геолог и проводник забылись в коротком сне. Солнце, еще скрытое горами, позолотило сперва снежные шпили, потом свет спустился ниже, поиграл на гранях гор и вот уже залил красноватыми лучами всю темно-зеленую чащу долины.
Хмурый лиственничный лес встречает солнце молчаливо и сдержанно. Утреннюю тишину нарушит разве только сойка, считающая себя северным соловьем. Ей все надо, до всего есть дело. Она сидит где-нибудь на вершине сухого дерева и пристально наблюдает. Непоседливая птица не любит тишины. Ни с того ни с сего она встрепенется и вдруг неожиданно резко вскрикнет, словно испугавшись чего-то, истерически проскрипит и снова настороженно затихнет, чтобы перелететь в другое место и опять вспугнуть на минуту своими выкриками мертвую лесную тишину... А там, глядишь, забормочет на глухой полянке глухарь, пробурчит что-то свое, угрюмое, недовольное, и тут же юркнет в кусты, чтобы там, укрыв голову под черное крыло, доспать эти беспокойные светлые часы... Осторожно треснет под тяжелой лапой медведя сухая веточка, бурый медведь высунется из валежника, поведет носом по сторонам и пойдет вразвалку гулять по полянам, выискивать сладкие ягоды прошлогоднего шиповника и брусники.
Лагерь проснулся, как всегда, вместе с солнцем. Хватай-Муха загремел ведром и, протирая глаза, пошел к речке. Вскоре поднялся легкий дымок от костра, запахло жареной рыбой, голоса стали веселей и громче, залаяли собаки, и вот уже все ожило. Разведчики пошутили над невыспавшимся завхозом и сели за стол.
После завтрака Усков попросил внимания.
- Мы меняем курс, - объявил он. - За сорок - пятьдесят дней, какие остаются в нашем распоряжении до холодов, мы должны разыскать ущелье, открытое Сперанским и Ивановым. Берем курс на север, по пути Никиты Петровича Иванова. Выступаем завтра. Сегодня мы с Александром Алексеевичем завершим свои работы здесь; Петя и Борис займутся охотой и рыбной ловлей: провиант нужно готовить в запас; Лука Лукич и Николай Никанорович подготовят лошадей и имущество. Нам предстоит долгий - возможно, трудный путь по горам. Лошади должны быть в хорошем состоянии. Как только затих в отдалении лай Туя и Кавы, побежавших за своими друзьями на охоту, в траве около палатки что-то зашелестело и у костра высунулась настороженная мордочка зверька. Он быстро-быстро огляделся по сторонам своими большими круглыми глазами, пошевелил смешными усиками, моргнул раз, другой и ловко вспрыгнул на мешок с овсом. Помогая себе лапками полосатый бурундук поспешно набил защечные мешки зерном. С заметно пополневшей, раздувшейся мордочкой он спрыгнул вниз и исчез в траве. Воришку видела сойка, и он пришелся ей, должно быть, не по душе. Сойка присмотрелась к бурундуку и камнем свалилась вниз, спланировала над травой и громко вскрикнула над самой головой зверька. Бурундук растерялся, встал на задние лапки, в одно мгновение выплюнул весь запас овса и, обидчиво пискнув, скрылся в густой траве.
Хитрой птице только этого и хотелось. Важно усевшись с видом победителя возле кучки брошенного овса, она долго что-то трещала, видно порицая вора на своем птичьем языке, а потом клюнула одно зернышко, другое и опасливо отскочила. Через минуту, осме-лев, она бочком опять подвинулась к овсу и, уже не отрываясь, съела все до зернышка.
...Мелкий осенний дождик сыплется так густо, словно его просеивают сквозь сито. Темные рваные облака несутся низко, обгоняют друг друга и, пролетев над лесом, клубятся тучами на гребнях гор, обильно орошая водой черные камни круч. Кажется, нет конца и края этому злому ненастью. С зеленых лиственниц нет-нет да и сорвутся уже пожелтевшие иголочки хвои. Их еще мало, первых предвестников осени, но для всех ясно, что это начало.. Скоро тронется желтизной тайга, на землю полетят стайки иголочек и оголятся деревья, поредеет и почернеет лес. Ляжет на землю стелющийся кедр, который с первыми холодами становится очень гибким и податливым, а там, глядишь, и нагрянет нежданная, скорая на расправу зима.
По густым лесам бродит под дождем мокрый медведь. Скучно ему в такие дни. Ленивой походкой неслышно проходит он по своим тропам, обнюхивает траву, кусты, редко срывает переспелые, пахнущие вином ягоды и тогда останавливается и лениво чавкает, склонив голову набок. Медведь сыт и потому нерасторопен. Под бурой, свалявшейся шерстью он накопил за лето добрый слой сала, и ему теперь не до охоты. Осенний дождь и холодный ветер загоняют зверя в укромные места, торопят с зимним логовом
Около выворота - огромной поваленной лиственницы с поднятыми вверх разлапыми корнями, на которых повисла земля и дерн, медведь останавливается и внимательно обнюхивает еще сухую землю, от нее исходят запахи лета Это именно то, что ему надо. Приловчившись, медведь разгребает под корнями песчаную глину, выворачивает камни и, кряхтя, начинает отбрасывать их в сторону. Передними лапами он проворно разгребает землю, углубляясь под выворот. Здесь сухо и тепло...
Темнеет. Дождь не перестает. Тогда медведь залезает в свое логово и, повозившись немного, успокаивается. Желтые глаза лесного отшельника еще раз оглядывают темноту и закрываются. Только влажный нос с чуткими, подрагивающими ноздрями контролирует лесные запахи. Но в промозглом воздухе не слышно ничего страшного, все знакомо и привычно. Пахнет мокрой хвоей, прелью земли; ветер донес острый, скипидарный запах размоченного багульника, грибов, гниющего пня Можно спать спокойно.
Но вот вздрогнули ноздри зверя, зашевелились Порыв ветра вдруг принес странные, чуждые запахи. Медведь сразу открыл глаза и настороженно поднял голову. Новый порыв принес уже тревогу.
Запахло дымом, горящим деревом. С этим запахом всегда связано представление о необычайном. Сон исчез. Медведь поднялся, встал, вытянул морду вверх и шумно засопел. Сомнения нет, где-то в его владениях появилась опасность.
Сквозь черные тучи на востоке пробилась светлая полоска зари. Наступило утро. Медведь стал осторожно подниматься вверх по склону сопки. Кончился лес-Зверь пошел между огромных камней, забираясь все выше и выше. "Скоро он достиг перевала. Отсюда, со склона каменистой сопки, медведь увидел то, что заставило его покинуть нагретое место под выворотом: в километре от него, на берегу речки горел большой костер. У огня шевелились фигуры. Фыркали лошади, звякало железо, лаяла собака.
Тогда медведь, недовольно отфыркиваясь, пошел дальше, не оглядываясь, перевалил вершину сопки и покинул приветливую, но опасную теперь долину.
В ней появились люди.
...Шли вдоль Бешеной реки почти целый день и только к вечеру увидели первый крупный приток.
- Здесь? - неуверенно спросил Усков и поглядел на Любимова
Проводник не спешил с ответом. Приток был глубокий. Даже в прозрачной воде не было видно дна. Берега крутые, отвесные. Не здесь ли упал Иванов в воду много лет тому назад? И как быть дальше - идти на северо-запад? Или круто свернуть по этому притоку на север?
- Зимние наледи! - в раздумье сказал Любимов - Не на каждой реке они бывают. Больше всего их на мелководье. А тут...
- Тут глубокая вода и к тому же в крутых берегах. Она долго не промерзает. Но уж когда замерзнет, то прочно. Ты это хочешь сказать, Николай Никанорович? - перебил его Усков.