Глава двенадцатая,
а которой начинается правдивое описание того, что случилось с разведчиками, когда они свалились в пропасть.
Когда в последнюю минуту перед катастрофой Усков увидел перед собой пустоту, он не ошибся в предположении перед ним действительно зияла черная пропасть, куда стремительно неслись по воле ветра связанные между собой люди. Наклонная, гладкая, как стекло, заледенев-шая каменная грудь Эршота вдруг обрывалась совершенно отвесно. Гора не имела вершины. Вместо вершины тут была пропасть.
После того, как раздался приказ: "Связаться всем!.." - Петя ухватил конец веревки и крепко обмотал ее вокруг себя. В его спальном мешке чуть подрагивала то ли от холода, то ли от страха Кава. Рядом с Петей оказался Любимов Проводник потянулся к юноше и обшарил руками крепление. Петя подумал: "Проверяет, хорошо ли привязался" И в ту же минуту раздался предупреждающий крик агронома: "Камень качается!" Вслед за криком Петю выбросило с места и понесло вниз. Он только успел кое-как высвободить из мешка ру-ки. Кава завозилась в ногах, пытаясь вырваться из мешка, но ей это не удалось. Их вместе несло вперед, пере-ворачивая с боку на бок. Новый рывок на очень корот-кое время остановил Петю на месте. Это Любимов крепко уцепился за выступ какого-то камня, пытаясь удержаться. Петю больно стянуло веревкой, и он не сдержался, закричал
Этот крик и слышал Усков в последнюю минуту перед падением.
Веревка лопнула. Ее конец хлестнул по воздуху. Цепочка людей развалилась
В следующее мгновение Петя уже летел, валился куда-то в темноту ночи в массе липкого снега, в вое ветра. Теряя сознание, он чувствовал, что погружается в какое-то вязкое месиво. И все пропало...
Но где же Туй?
Собака до поры до времени смирно лежала в спальном мешке Бориса, угревшись около его ног. Когда Борис стал привязываться, это почему-то не понравилось Тую. Он высунул голову и одним прыжком вылетел из мешка. Никто не заметил, как собака тут же пропала в темноте, подхваченная ветром. Туй оказался первой жертвой бури. Он, как пушистый шар, полетел по склону и сразу исчез в черном зеве пропасти.
Как ни глубоко засыпало его снегом, для умной собаки было не ново выбираться из такого положения. Энергично работая лапами и мордой, Туй быстро разрыл снег и очутился на поверхности. Где-то в вышине еще выл ветер, но сюда, вниз, долетали только редкие порывы. Зато снег сыпался вниз сплошной стеной. Снежинки и слипшиеся комья снега валились вниз бесшумной лавиной. Туй побежал в одно, в другое место, проваливаясь в рыхлом снегу. Ни одного знакомого запаха, все куда-то исчезли. Он жалобно завыл, прислушался, полаял. Ответа нет. Тогда собака решила
ждать. Она повертелась, повертелась, улеглась на снегу, и уже через минуту ее закрыло теплым снежным одеялом.
Буря бушевала еще долго. Ветер гнал тучи снега, каменную пыль, мелкие осколки скал.
Но всему приходит конец. К утру, когда на востоке чуть-чуть забрезжил рассвет, сразу наступила такая тишина, словно природе стало стыдно и она решила искупить этой тишиной свое ночное буйство.
Туй спал под снегом недолго. Энергично работая лапами и мордой, он быстро разрыл сугроб. Где-то в вышине еще шумел ветер, но сюда, вниз, долетали только редкие стихающие порывы.
Внезапная потеря хозяина и одиночество сильно тяготили собаку. Она стала бродить в темноте; изредка полаивая и повизгивая. Внезапно влажного носа собаки коснулся слабый, но знакомый запах. Туй принюхался и вдруг с бешеной энергией кинулся разгребать сугробы снега.
Северные собаки умеют за пять минут вырыть глубокую яму даже в обледеневшем снегу. Так они делают, когда охотятся за мышами. А тут дело шло о самом значительном в жизни четвероногого - о друзьях. Можете представить себе, с какой энергией Туй раскидывал снег, как он визжал от нетерпения. И чем дальше, тем радостнее становился его голос.
Еще, еще усилие... Из-под снега показался меховой мешок, какие-то веревки. И вот уже слышен приглушённый, тихий и жалобный визг полузадушенной Кавы. Совсем рядом показалось теплое и мокрое от снега лицо Пети. Туй лизнул его раз, другой. Веки мальчика вздрогнули, он открыл глаза:
- Где я?
Никто ему не ответил. Над ним вертелась мохнатая морда, и прямо в упор он увидел глаза Туя, полные преданности и немой мольбы о ласке.
- Туй, это ты? Ох!.. - застонал мальчик. Левую руку прорезала жгучая боль, и в памяти отчетливо всплыли все события ужасной ночи. - Но где же остальные?
В ногах, запутавшись в спальном мешке, все энергичнее ворочалась Кава. Вот она высунула морду и, перебирая передними лапами, быстро выползла, встряхнулась и весело завиляла хвостом. Ее встретил радостный лай Туя.
- Ищи, Туй! Кава, ищи!.. - приказал мальчик. Собаки зарылись в снег. В двух метрах от Пети, под снегом, они нашли Любимова.
Быстро очнувшись, опытный проводник сразу сообразил, что остался жив только благодаря тому, что упал на рыхлую снеговую подушку.
- Петя! Жив? Ранен? Остальные где?
- Я только что вылез... Меня Туй вытащил. Никого больше не вижу. Рука вот что-то...
- Покажи! - Любимов осторожно снял с Пети полушубок и осмотрел руку. - Ну да, вывих.
Раз!.. Петя вскрикнул.
- Э!.. Поздно кричать! Все! Вывих был, голубчик. Был, да сплыл. В таких-то делах мы и без врача обойдемся. Завтра будешь здоров. А теперь одевайся и за дело... Туй! Кава! Искать...
Собаки забегали по снегу, роясь мордами в белом пуху. Стоп! Вот Туй остановился метрах в двадцати и залаял. Здесь!..
Три руки и восемь лап подняли вихрь снега. Полметра, метр... Есть! Вот они! Тревожно забились сердца у мальчика и у Николая Никаноровича, когда одного за другим выволокли из-под снега Орочко, Ускова, Хватай-Муху и Бориса. Все они были без сознания. Любимов не терял ни секунды, расстегивал мешки, освобождал людей и тревожно вглядывался в бледные лица. Живы ли?..
- Быстро, Петя, костер! Нужна теплая вода, чай...
Пока Любимов растирал и приводил спасенных в чувство, Петя сложил костер. Кора, щепки, ровные тонкие поленца - все нашлось в мешке у предусмотрительного проводника. Петя набрал в котелок снегу, сложил из камней очаг и поставил посуду на огонь.
Первым пришел в себя Хватай-Муха. Он вздохнул, удивленно заморгал глазами, нахмурился - видно, вспоминая минуты падения, и вдруг заплакал.
- Живеньки!.. А где же хлопчики?..
Затем он встал сперва на колени, потом поднялся на ноги, высморкался и, опустившись опять на четвереньки, так как, видно, не надеялся еще на свои ноги, подполз к
Орочко, который неподвижно лежал на своем мешке. Отбросив полушубок в сторону, Лука Лукич быстро к ловко стал приводить агронома в чувство. Бориса, почему-то особенно сильно застывшего, энергично растерли. Он глубоко задышал, открыл глаза и долго лежал на спине, молча и удивленно вглядываясь в посеревшее утреннее небо. Скоро очнулся Орочко. Ему пришлось перевязать бок, так как он сильно ушибся при падении. Агронома подтащили к костру на спальном мешке, как на салазках.
Усков лежал насупившись и не спускал глаз с грозной, нависшей над ними стены. Верхний край ее все еще терялся высоко в тумане. Значит, они на дне пропасти... Ну что ж, это еще не так страшно. Главное, все живы. Но цела ли рация?
Он потянулся к своему мешку, вытащил тяжелый передатчик, открыл его и ахнул: все лампы побиты, детали исковерканы.
- Лучше бы я сам! - с сердцем сказал он.
- Не беспокойся, Василий Михайлович, - сказал Любимов, - что-нибудь придумаем. Правда, маленько ошиблись, но ничего. Петя руку вывихнул, но я уже вправил, завтра будет как новая. Вот только Александр Алексеевич... Но надо думать, тоже оправится. В общем, скажу: легко отделались. Ведь с какой высоты сиганули? Если бы не сугроб, не собрать бы нам костей...
- Який чай заварить, плиточный, чи той?.. - будничным голосом, словно он находился в столовой геологического поселка, спросил вдруг Лука Лукич, выгребая какие-то свертки из своего бездонного мешка.
И это всех как-то успокоило.
- Выходит, Эршот не имеет вершины? Редкостное явление, когда на вершине высокой горы - пропасть. Гм. Пропасть?!. Просто необъяснимо. Интересно знать, какова ширина этого ущелья? А может быть, это просто уступ на крутом спуске?
Так вслух размышлял Усков, когда все пили чай, сидя у костра
Рассвело. Но в ущелье воздух был неподвижен и насыщен таким густым туманом, что в двадцати метрах ничего не было видно. Тишина, неизвестность и непроницаемый туман придавали ущелью особую таинственность.
- Если бы не сугроб, - тихо продолжал разговор Любимов, - то нас всех пришлось бы собирать кусками и склеивать... Мы свалились с высоты в два приема, двумя группами. Веревка не выдержала...
- Вот вам и "новый маршрут", друзья! - сказал Усков и оглядел товарищей. А все я... Виноват. Серьезно виноват... В таких случаях риск никогда не оправдывается. Это хорошо, что обошлось так. Могло быть и хуже...
Усков помолчал, оглядел товарищей.
- Но что же это мы сидим? - продолжал он. - Время-то ведь дорого. Надо действовать. Надо скорее выбираться отсюда. Как вы себя чувствуете, Александр Алексеевич?