- Познакомились?! "Давай пожмем друг другу руки и в дальний путь на долгие года..." - запел Борис. Но Усков озабоченно переспросил:
- А ну, расскажите, пожалуйста, еще раз. Подробнее только...
И, ко всеобщему удивлению, очень внимательно прослушал повторение рассказа.
И снова опустилась ночь. Вторая ночь в кратере.
И снова таинственный звук: глухой и низкий рев трубы, вибрируя, пронесся в похолодевшем воздухе, заставив дрожать собак и заронив почти суеверный страх в сердце Луки Лукича.
Усков и Любимов многозначительно посмотрели друг на друга.
Глава пятнадцатая,
посвященная достоверной встрече, которую сам автор считает почти фантастической
Утром собаки подняли неистовую кутерьму. Они бросались в кусты, отпрыгивали назад и бешено лаяли, порываясь броситься в лес.
Все схватились за ружья.
Кусты можжевельника зашевелились. Кто-то, видимо, стоял там, не рискуя выйти на поляну, где горел костер. По особенному, с подвыванием, лаю собак Любимов догадался, кто пришел к ним ранним утром в гости.
- Медведи! Уж не твой ли знакомец заявился, Александр Алексеевич? А ну, на место! - крикнул он на собак.
Кава и Туй, недовольно урча, улеглись, но не спускали глаз с подозрительного места.
Вот кусты снова зашевелились, и оттуда действительно высунулась добродушная морда медведя. Он ничуть не боялся. Глазки его с любопытством осматривали лагерь, людей, нервно дрожащих собак. Любимов еле сдерживал их: Туй, весь ощетинившись, рвался в бой. Медведь, пофыркивая, сделал несколько шагов вперед и лег на живот, забавно вытянув лапы. Вид у него был весьма недвусмысленный - он что-то выпрашивал.
- Га! Цирк приихав! Хлопцы, купувайте билеты! - не удержался от шутки Лука Лукич.
Орочко узнал своего лесного друга и решил, что неудобно, просто невежливо сказаться незнакомым. Он встал и не спеша подошел к зверю, доверчиво вытянув руку. Медведь лениво поднялся и снова, как вчера, миролюбиво потерся боком о полушубок агронома. Все молча наблюдали эту сцену. Поглаживая зверя, Орочко внимательно осматривал его шею, нос, уши. Никаких следов ошейника или раны. Ясно, что медведь никогда в неволе не был. И в то же время он так странно доверчив... Агроном вынул из кармана горсть жареных орехов и протянул гостю. Тот не заставил себя упрашивать, мигом отправил их в рот и зачавкал, умиленно кивая головой и подмаргивая.
Тут снова зашевелились кусты, и на поляну вышли еще два таких же медведя с откровенным желанием получить и свою порцию угощения.
- Ну, это уж слишком! - проворчал Усков и на всякий случай поднял ружье.
Но стоило только первому медведю увидеть ружье и этот не совсем дружелюбный жест геолога, как он мигом, поджав коротенький хвост, убежал вместе со своими собратьями.
Воцарилось молчание.
- Чудесно!.. - промолвил наконец Усков. - Выходит, они еще не видели людей, если так доверчивы.
- Не думаю, - отозвался Любимов. - Они прекрасно все поняли, когда ты поднял ружье. Видно, знакомы С этим инструментом.
- Но кто же приручил их? Бояться ружья - и в то-же время так доверчиво относиться к людям!.. Вообще в этом кратере что-то уж слишком много странного. Прирученные медведи, утоптанные тропы, странные следы - все это не выходит у меня из головы. Чьи они? И кому принадлежит трубный рев, который мы все слышали ночью? Во всяком случае, товарищи, долина, как видно, не мертва. Здесь есть свои жители - возможно, люди, и нам надо ежеминутно быть готовыми к встрече с ними.
Погасив костер, разведчики в полном составе тро-нулись в путь к узкому проходу между кратерами. Они решили сегодня же до конца исследовать впадину и либо найти выход из нее, либо... Трудно было договорить эту фразу до конца.
Меньше чем через час путники оказались у входа во второй кратер.
Проводник показал рукой: опять свежие следы. На влажной коричневой почве они хорошо отпечатались. Опять здесь кто-то проходил. Большие круглые вмятины с отметками шести полупальцев по краям ступали двумя цепочками одна возле другой. Но они оказались гораздо меньше вчерашних. Диаметр этих следов не превышал сантиметров тридцати.
- Прошел в нашу сторону, - сказал Любимов, осмотрев следы.
- Зарядить ружья картечью! - приказал Усков. - И быть наготове.
Тронулись дальше.
Ручей нарзана бежал рядом. Течение его заметно ускорилось, местность стала опускаться вниз. Время от времени попадались небольшие водопады. Светлые струи с шумом низвергались вниз на камни и рассыпались миллионами прозрачных пузырьков.
По обе стороны ручья стоял по-особенному задумчивый лес. Орочко никак не мог преодолеть искушения - он то и дело нагибался, хватаясь за больной бок, осматривал отдельные растения, бережно рассекал их на части и укладывал в свою гербарную сетку. В одном месте он задержался, и Усков уже открыл было рот, чтобы поторопить его, когда агроном вдруг сделал такие изумленные глаза и так выразительно ахнул, что все остановились.
- Ячмень! Честное слово!.. Прошу сюда, смотрите, товарищи, это же хлебный злак!
В руке у него лежали желтые колоски на очень коротеньких стебельках. Кому на Севере неизвестна шелковистая на ощупь травка длиной сантиметров в двадцать, несущая на стеблях тоненькие и нежные колоски, формой своей очень напоминающие двухрядный ячмень! Эту траву в народе, по всему Северу, зовут якутским ячменем. Что-то общее, несомненно, есть у нее и с ячменем культурным: тот же злак, но до неузнаваемости измененный суровой природой. В его колосках изредка встречаются вызревшие семена - тоненькие и прозрачные зернышки. Ни один селекционер до сих пор не рискнул взяться за улучшение этого дикого сородича хлеба: очень уж далек он от своих культурных родственников. Но агроном держал в руках колоски якутского ячменя, плотно набитые зерном, самым настоящим зерном! Стебелек ячменя имел толщину и прочность настоящей соломы, Зерна не умещались в колоске и наполовину торчали наружу.
- Это прямо-таки выше моего понимания, - проговорил Орочко и торопливо засунул редкостные экземпляры в сумку. - Ботаника будет обогащена еще одним, доселе неизвестным видом! Это мост между культурными растениями и их дикими предками. Находка!..
Товарищи торопили его, времени было так мало! А он все оглядывался и еще долго вполголоса выкладывал самому себе свои мысли, время от времени вытаскивая из сумки дорогую и странную находку и рассматривая ее.
Углубились в лес. В одном месте между деревьями лежала большая плоская глыба. Петя живо взобрался на нее.
- Ой, как далеко видно отсюда! - крикнул он и, сделав рукой козырек над глазами, стал что-то рассматривать.
Внезапно он раскраснелся, быстро обернулся и звонким, взволнованным голосом закричал:
- Дядя Вася! Скорее сюда! Там...
Но в это время внизу раздался отчаянный лай собак Разведчики вскинули ружья. Щелкнули взведенные курки. Кусты трещали все ближе и ближе. Кто-то большой, грузный, уверенный в своей силе, ломился напрямик, ломая кусты. Собаки самоотверженно бросились навстречу опасности.
- На камень! - скомандовал Усков и вместе со всеми в два прыжка взобрался на плоскую скалу.
В это мгновение из кустов высунулась уродливая, с огромными наростами голова страшного чудовища. С каким-то странным звуком, не то хрюканьем, не то глухим клокотанием, кинулось оно, наклонив голову, на собак и... пронеслось мимо. Туй и Кава, не переставая рычать и лаять и тем ободряя друг друга, в ту же секунду оказались по бокам зверя и бесстрашно схватили его за длинную, свисающую к земле грязно-черную шерсть. И хотя силы были до смешного неравны, зверь был явно ошеломлен смелостью этих, никак не соответствовавших величине, шумливых врагов. На какую-то долю секунды он недоуменно остановился на месте, повернув голову набок. И в то же мгновение сверху, прямо в упор, раздались шесть выстрелов. Словно гром прогремел над тихим лесом. Все вокруг вздрогнуло. Чья-то картечь, рикошетом ударившись о лобовую броню животного, с визгом ушла в сторону. Но пули впились зверю в могучую голову и в тело. Как в столбняке застыл зверь па месте. Из правого глаза, куда впилась смертоносная пуля, брызнул фонтан крови. Прошло полсекунды. Еще шесть выстрелов потрясли воздух. Вздрогнуло огромное тело, из пасти вырвался не то стон, не то рев - низкий и могучий, и странный зверь зашатался, повалился вперед и на бок, едва не придавив слишком осмелевшую Каву.
Гром выстрелов, пронесясь над лесом, ударился об отвесные стены. Эхо метнулось назад, наполнило распадки и ущелья, и все живое в этих лесах было оповещено, что в кратере появились новые хозяева - люди.
Потрясенные, они долго молчали. Собаки, видя усмиренного зверя, осторожно обходили его со всех сторон, принюхиваясь к незнакомому запаху.
Усков и Орочко переглянулись. Вот оно что! Обоим на память пришла одна и та же мысль.
- Я знаю, кто это! - сказал также и Петя. - Я видел такого зверя на рисунке в учебнике. Это волосатый носорог. Он жил в доисторические времена...
- Да, это волосатый носорог, - подтвердил геолог. - Кайнозойская эра... Эпоха последних оледенений, четвертичный период. Вот кто обитает в этой отгороженной от всего мира яме!
Они спустились со скалы и приблизились к носорогу. Представьте себе современного носорога, но только вдвое больше. Вместо голой панцирной кожи, собранной в частые сборки, на нем висит - от мощного лба до начала короткого, не по росту хвоста - жесткая, черно-коричневая шерсть, слежавшаяся в комья, длинная и грязная. Шерсть спускается по бокам на живот, где она особенно длинна и всклокочена, висит гривой на ногах, представляющих толстые чурбаны диаметром чуть меньше полуметра, и почти закрывает маленькие уши - круглые, залепленные грязью отверстия в огромнейшей голове.
Ну и голова! Только самая извращенная фантазия могла создать подобное уродство. Голова равна чуть ли не трети всей туши. От шеи до пасти около двух метров, тогда как общая длина туши меньше семи метров. Маленькие свиные глазки, широко расставленные по бокам бронированного лба, никак не соответствовали размерам всех остальных частей тела и были словно взяты от другого, менее объемистого существа. Но наиболее интересными и странными оказались рога. Их было два. На конце носа стоял первый рог высотой в полметра и толщиной у основания сантиметров в пятнадцать. На нем чернела земля, в которой не далее как утром ковырялся этот предок современного носорога. Второй рог длиной всего в двадцать сантиметров возвышался позади первого, сантиметрах в семидесяти от него, чуть ниже линии глаз. Каково назначение второго рога сказать трудно, но придавал он зверю еще более ужасный и неестественный вид.