Тишина.
- Петя, мальчик!
Никогда, сколько помнит себя старый проводник, он не плакал. Всякое бывало на жизненном пути этого железного человека. Но слез в его глазах не видел никто.
А вот сейчас...
Он сидел в темной пещере, в кромешной тьме, прижавшись лицом к камню, и тяжелые рыдания сотрясали его большое тело.
Глава двадцать третья
Газ наступает. - Ночной побег. - Героическая битва с каменной твердью
В только что описанный нами день вместе с Любимовым в пещере находился Усков. Однако незадолго до роковой минуты геолог отлучился. Ему не давали покоя кимберлиты, эти голубые глины с кроваво-красными крапинками пирона, которые он нашел неподалеку от пещеры. Теперь у него уже не было сомнений в том, что это алмазоносные породы. Его необычайно волновало и самое открытие, а также - не скроем - и тот факт, что он был первым советским геологом, открывшим коренные алмазные месторождения в нашей стране.
Итак, -повторяем, он ненадолго оставил Любимова и возвращался в пещеру в веселом настроении, потому что нашел прямо на земле несколько мелких, но совершенно очистившихся от породы алмазов.
Усков имел в виду отослать Петю на отдых и зажечь костры. Шел он быстро, держа в руке свечу.
Вот поворот вправо. Уже близко. Внезапно пламя свечи заколебалось, метнулось назад и погасло. Усков остановился как вкопанный. Ветер? Догадка мгновенно заставила его сердце усиленно забиться. Неужели Петя пробил стену... Усков выхватил из кармана электрический фонарик, который зажигал только в самых исключительных случаях, и бегом пустился вперед.
Что это? В темноте, привалившись к узкой щели, лежал Любимов и рыдал.
- Где Петя? Что случилось?
Не ожидая ответа, Усков бросился к щели и осветил узкий забой. Луч скользнул по стенкам и остановился на подошвах сапог. Знакомые, стоптанные сапоги. И всего-то метров пять...
- Петя! - что есть силы закричал Усков. Мальчик не отвечал. По вот послышался не то слабый вздох, не то стон.
- Слышишь меня, Петя? Петя!..
- Я сейчас!.. - донесся в ответ слабый голос. Резиновые сапоги зашевелились. Петя медленно и осторожно повернулся и пополз на луч фонаря. Усков нервно засмеялся:
- Ну чего ты расстроился, Николай Никанорович? Жив наш парень, вот он...
Мертвенно бледный после обморока, осунувшийся, Петя с трудом выполз из своей норы и слабо улыбнулся.
- Пробил, - сказал он и хотел добавить что-то, но страшный кашель заставил его схватиться за грудь. - Ой, как больно!.. - тихо застонал он и упал Ускову на руки
Когда Петю принесли домой, он весь горел. В груди у него хрипело, он дышал часто и трудно.
- Боюсь, что воспаление легких, - сразу сказал Сперанский и нахмурился.
- Как же он мог схватить это воспаление в теплой и затхлой пещере? спросил кто-то.
- Очень просто, - ответил врач. - Если он лежал потный на сквозняке... Вот и простыл... Ничего, я займусь им.
Вряд ли надо объяснять всю трудность положения Сперанского. Он был врач, и, естественно, все надежды устремились па него. Но ведь он уже много лет не занимался врачебной практикой. Да наконец будь он хоть какой угодно профессор, для лечения нужны медикаменты... Все понимали это. Однако, к чести Владимира Ивановича надо сказать, что он взялся за лечение Пети уверенно и спокойно. Нет лекарств? Доктор стал варить отвары из трав и из лесной малины, запасы которых приготовил в достаточном количестве для самого себя.
Мальчик лежал накрытый теплыми шкурами Какой тревогой горели глаза Ускова! Как волновался Николай Никанорович! У Хватай-Мухи усы потеряли способность закручиваться кверху и как-то уныло обвисли. Но Сперанский, который не отходил от постели больного, говорил:
- Ничего! Вытянет! Парень крепкий. Встанет, посидит на солнце, скоро поправится. Весна на дворе!
Да, пришла весна. Всюду запахло распаренной хвоей. Над кратером все чаще голубело высокое чистое небо, и солнце довершало то, чего не смогло сделать за зиму тепло спящего вулкана: почва парила, просыхая, и покрывалась густой зеленью. Из-под опавших листьев и бурой хвои целыми рощицами вылезали нежные подснежники. Кедровая шишка, покойно лежавшая всю зиму на густой траве, теперь выпустила десяток зеленых ножек-побегов, поднялась на них, упруго вцепилась в землю, будто схватилась за материнскую грудь, и, полная соками своей кормилицы, скоро раскинула по сторонам нежные, младенчески полные семядольки. Птицы тоже праздновали рождение весны. Скрипели кедровки. Тарахтели сороки. Черный дрозд, неизвестно когда и как попавший в эти широты, то и дело очередями выстреливал свои мелодии. Нежно переговаривались пуночки. Задумчивые вороны, целыми днями молча сидевшие на сухих лесинах, внезапно пробуждались и оглашали лес неистовым криком.
Тревога и ожидание сквозили в повадках зверей. Бараны срывались с места и беспричинно скакали по камням. Медведи ходили парами, и Борис божился и клялся, что уже видел маленьких медвежат. Лисы и зайцы каждое утро устраивали карусель, гоняясь в густых зарослях лещины и вереска,
Все в природе торжествовало.
И Петя действительно стал понемногу подыматься Он уже ел, сидя за столом. Вскоре он смог выходить на поляну, играть с собаками и греться на солнце, которое вовсю сияло над кратером.
Еще через несколько дней он даже пошел на охоту и принес Лукичу пару симпатичных уток. Так что все были счастливы.
Но... но неожиданно стала надвигаться великая беда.
Вот как было дело.
Усков и Сперанский пошли к газовой пещере посмотреть, что там делается. Им не довелось подойти к месту особенно близко. Уже на подступах к стене зеленая трава и низкий кустарник стояли в печальном осеннем наряде. Все было ясно: смертельный газ из пещеры, переливаясь через стену, стлался по кратеру. Обследователи вернулись мрачные. Усков говорил товарищам:
- Газ не имеет отсюда выхода. Он разольется по дну кратера, и тогда всей этой великолепной природе - лесам, лугам и животным - придет конец. Не избежим общей участи и мы. Дело, как видите, более чем серьезное. Вопрос касается самой нашей жизни. Через два - три месяца кратер заполнится газом и станет диким пустынным ущельем. Я говорю: через два - три месяца... Но этот срок может стать и короче.
Начальник партии обращался ко всем, однако говорил он тихо: Петя лежал на лавке и как будто спал, что вполне устраивало Ускова. Ему не очень хотелось нагонять страхи на не совсем окрепшего мальчика.
А Петя не спал. Верней, он спал, но проснулся и, услышав, о чем говорят, сообразил, что лучше всего притвориться спящим и слушать. А дослушав все до конца и увидев, какое мрачное молчание повисло в доме, он неожиданно для всех заявил:
- Дядя Вася, а ведь теперь мы можем уйти. Ведь сквозной проход все-таки пробит! Или нет? Неужели мне только показалось?
- Нет, Петя, не показалось, - не без смущения ответил Усков. - Ты, конечно, пробил скалу. Но проход слишком узок для нас. Ведь даже ты с трудом пролезаешь. А там больше шести метров в длину. Сколько же еще труда надо положить? Месяцы работы. Вот я о чем говорю!..
- А я могу вылезть на ту сторону и принести сюда ломы и кирки. Ведь они у нас сложены в пещере...
- Рано тебе еще говорить о работе.
- Да я здоров! Как Лас!
Но никто его и слушать не хотел. К изумлению Пети, даже Лука Лукич, тот самый Лука Лукич, который вот уже много дней твердит, что Петя выглядит, "як той жеребчик", - и тот внезапно заявил, что Петя сейчас просто-напросто "хлюпкий хлопець, ему тильки исть та спать".
В пещере работали без Пети. Там непрерывно жгли костры. Выбиваясь из сил, люди таскали в черную, задымленную дыру дрова и воду. Это было состязание с ядовитыми газами - кто кого обгонит!
По Петя не мог выдержать вынужденного безделья, он пришел в пещеру. Однако его быстро выпроводили - ласково, но бесповоротно.
Тогда он принял решение...
Ночью, когда все спали, он потихоньку встал, оделся, сунул в карманы заранее приготовленные свечи, трут и огниво и неслышно вышел из дому.
В высоком черном небе сияли крупные и такие яркие звезды, как будто их только что посеребрили и развесили для украшения. Ночной воздух был по-весеннему бодр и крепок. Темный лес стоял в безмолвном загадочном сне. Нигде ни звука, ни движения. Петя быстро зашагал по знакомой тропе. У входа в пещеру он обернулся, прислушался, но, не уловив никакого подозрительного шума, вошел. Блеснул огонек и быстро исчез за поворотом в каменном лабиринте.