Впрочем, рамки ведомственного бюллетеня, очевидно, не позволили восторженному корреспонденту открыть всю истину о продполитике в Смоленске. Успеху немало способствовало еще одно обстоятельство. О нем можно узнать из инструкции одного из смоленских упродкомов к предстоящей кампании:
«В начале июня упродкомом будет приступлено к разверстке хлебного наряда по волостям и деревням для безусловного выполнения. Сроки, в которые наряд должен быть выполнен, будут указаны упродкомом одновременно с высылкой наряда. Причем система выполнения, которая будет в нынешнюю кампанию применена, совершенно не будет походить на систему прошлого года. Упродкомом сейчас разрабатывается определенная система обложения с каждого пуда высева. Обложение это будет прогрессивно по отношению высеянных пудов на едока. Но выполнение наряда будет начинаться с хозяйств с крупным количеством высева, постепенно переходя на более мелкие хозяйства с меньшим количеством высева на едока… На это нужно обратить внимание населения при проведении учета площадей посева. С отдельными хозяйствами в нынешнюю кампанию упродком никакого дела не будет иметь, ввиду того, что количество наряда, подлежащего выполнению, будет объявлено заблаговременно населению. Этим будет предоставлена возможность, наговорившись на сходках, правильно и справедливо при помощи нашей таблицы распределить и выполнить своевременно наряд»[458].
Несомненно, что здесь мы встречаемся с прогрессивной пропорциональной системой обложения, объектом которой является пуд засеянного зерна. Несмотря на определенное фискальное несовершенство этой системы перед системой простого обложения посевной площади, она имеет и свое преимущество в том, что учитывает особенности технологии посева.
В смоленском НЭПе много неясного. Например, откуда продовольственники в июне месяце взяли цифру разверстки на губернию? Наркомпрод, придерживаясь своей системы, выдавал их только в августе после приблизительной прикидки количества урожая. Хотелось бы разобраться также в некоторой путанице, которую создают известные нам источники относительно продовольственного руководства в Смоленске в этот период. В партийных и наркомпродовских документах совершенно определенно указывается, что в 1920 году смоленским губпродкомиссаром был Перно. Но вот бывший меньшевик М. П. Якубович на процессе меньшевиков в 1931 году в своей заключительной речи утверждал, что именно он занимал эту должность, «был единственным в Советской России губернским комиссаром продовольствия, принадлежавшим официально к меньшевистской партии», утвержденным с согласия ЦК РКП (б)[459]. На его же слова опирается и А. И. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». На эту же версию работают и протоколы 2-го Продовольственного совещания, в которых Якубович фигурирует в качестве представителя от Смоленска. Но его нет даже в списках губпродкома, поданных в Наркомпрод в августе.
По словам Якубовича, его отношение к проддиктатуре всегда было критическим. Он говорил, что проводил все меры, «которые требовались тогдашней нашей продовольственной политикой, но я считал неправильной продовольственную разверстку. На всех всероссийских продовольственных съездах я выступал в числе сторонников перехода к продовольственному налогу… Я не говорю в том смысле, что я в какой-либо степени имел в своей голове мысль о всей системе новой экономической политики. Я, конечно, на это не претендую и не думаю претендовать. Но в своей узкой продовольственной сфере я был сторонником продналога раньше, чем к нему перешли»[460].
Так или иначе, Перно или Якубович, но меньшевизм, безусловно, наложил свой отпечаток на продкампанию 1920/21 года в Смоленской губернии. Свидерский, будучи там в июле — августе, писал Брюханову:
«В губпродкоме, благодаря связи работников с местной жизнью, велико влияние меньшевиков, которые здесь весьма сильны. Перно, местный партийный комитет и исполком все время „поглядывают“ на меньшевиков, переоценивая их „деловитость“»[461].
Кстати сказать, Свидерский в этом же письме предсказывал плохое выполнение хлебофуражной разверстки в Смоленской губернии, очевидно, не будучи посвящен смоленскими продовольственниками в суть дела.
Успех продкампании в Смоленской губернии и других местах, например Пермской губернии, где разверстка максимально приблизилась к налогу, уже не умозрительно, а реально доказывает, что продовольственная кампания 1920/21 года с самого начала вполне могла стать на рельсы НЭПа, обеспечить государству гарантированный минимум хлеба, предотвратить сельское хозяйство от развала и голода 1921 года и предупредить волну крестьянских восстаний. Информационная сводка ВЧК, которую в сентябре 1920 года получили все крупные государственные деятели, в том числе и Ленин, сообщала по Смоленской губернии:
«Отношение крестьянства к Соввласти заметно улучшилось, причиною чего является изменение продовольственной политики Соввласти»[462].
На 2-м Продовольственном совещании Фрумкин бросил фразу о том, что недавно метод разверстки признан ВСНХ. В этом заключалась истина, но не вся. В течение второй половины двадцатого года отношения между Наркомпродом и ВСНХ продолжали оставаться столь же напряженными, как и ранее. Известно, что Компрод не с самого своего создания встал на непреклонно отрицательную позицию по отношению к товарообмену с крестьянством. В 1918–1919 годах продовольственники еще пытались по-своему сбалансировать генеральную линию принудительного отчуждения с материальной заинтересованностью для крестьян в сдаче продуктов. Были широкомасштабные попытки наладить товарообмен, применить премирование, в том числе и индивидуальное. Вспомним майский циркуляр 1919 года всем губпродкомам за подписью Цюрупы и Фрумкина, который предписывал немедленно приступить к индивидуальному-премированию сдатчиков хлеба солью. Но с осени 1919 года в основу политики Наркомпрода было поставлено исключительно принуждение. Деревня лишалась последних возможностей влиять на развитие промышленности и вообще государственной политики путем экономического обмена. Планировался переход к принудительным мерам в отношении заготовок сырья. 17 ноября 1919 года Коллегия Компрода делает шаг, враждебный ВСНХ, решив о сосредоточении всего товарного фонда в своих руках, для чего прекратить оплату и премирование товарами крестьян за сдачу сырья и топлива, за их подвозку и т. п. ВСНХ предлагалось применять принудительные меры и метод разверстки[463].
Помимо того, что такое постановление явилось прямым оскорблением Президиума ВСНХ, почитавшего себя более высокой инстанцией, оно существенно расходилось с его принципиальными установками. Поэтому 2 декабря между Наркомпродом и ВСНХ под сенью Совнаркома была заключена конвенция при участии Цюрупы, Рыкова, Фрумкина, Ларина и др., в которой ВСНХ согласился признать, что все необходимые повинности крестьяне несут в порядке государственной разверстки. Но в свою очередь Наркомпрод согласился с тем, чтобы «все необходимые государству услуги и поставки были покрыты тем уменьшившимся количеством продуктов, которые мы можем для 1920 года выделить для крестьян из нашего товарного фонда» с учетом цен на вольном рынке[464].
Трое — Совнарком, ВСНХ и Наркомпрод — встали на распутье и стояли довольно долго. В четвертой главе уже давалась оценка тем половинчатым и противоречивым постановлениям, которые принимались ими на этой развилке в декабре — феврале 1919–1920 годов. Постановление ВЦИК от 7 февраля о заготовке сырья заставляло ВСНХ в каждом отдельном случае бить челом Комиссариату продовольствия, поскольку у него были продукты питания, а также решающий голос в распределении предметов личного потребления. Такая зависимость заранее превращала отношения двух ведомств в сплошную муку. Наркомпрод не отказался от курса, взятого им в конце 1919 года, и ВСНХ, пытаясь осуществлять свою политику экономического стимулирования и обмена, постоянно встречал сопротивление и разного рода обструкции.
Обычно вопросы премирования работ и заготовок обсуждались в Комиссии использования при ВСНХ, куда также входили и представители Наркомпрода. Так, 1 марта 1920 года наркомпродовцы отказались участвовать в обсуждении премирования заготовок скипидара, серы, смолы, древесного угля и т. п. и премирования Главсахара в целях увеличения посевной площади сахарной свеклы. После этого вопрос был перенесен на совместное заседание Коллегии и Президиума 6 марта, где удалось достичь договоренности относительно премирования некоторых работ и заготовок.
Но 5 апреля член Коллегии Компрода Юрьев вновь отказался рассматривать вопрос о премировании работ по постройке железной дороги Александров — Гай, несправедливо ссылаясь, что 6 марта речь шла лишь о премировании заготовок, а не работ. Такая же судьба постигла проект о премировании мануфактурой работ Главнефти. Поэтому 15 апреля Президиум ВСНХ вынужден был обратиться в Совнарком с ходатайством признать принципиально возможным премирование работ натурой и предложить Наркомпроду принимать участие в обсуждении соответствующих предложений в Комиссии использования. Совнарком удовлетворил эту просьбу и 20 апреля принял специальное постановление. Но оно мало подействовало на продовольственников. Буквально через четыре дня, 24 апреля, Президиум ВСНХ вновь обращается в СНК с просьбой рассмотреть отказ Наркомпрода в премировании заготовок корья.
Отношение с продовольственниками вынуждали руководителей промышленности искать новые основания для своей политики, так как постановление февральской сессии ВЦИК явно не могло ее обеспечигь. Попытки ВСНХ устроить свое особенное сырьевое царство в развивающейся системе продовольственной диктатуры были обречены на провал. Северные льноводы не спешили вновь браться за свое дело из-за отсутствия южного товарного хлеба и отводили земельные участки под продовольственные культуры. Товарное сырье изгонялось из натурализирующегося крестьянского хозяйства. Продовольственная диктатура оставляла только один путь — расширение и совершенствование принудительной системы.
Надо признать, что ВСНХ не был абсолютно чужд идее принудительной разверстки. Еще в марте 1919 года при его активном участии Совнарком уже принимал декрет о разверстке льна, хотя он и не имел особенного значения, акцент по-прежнему делался на торговлю и товарообмен. Но в конце года в самом Президиуме ВСНХ начинает укрепляться направление по развитию принудительной политики в заготовках сырья. Наиболее активным проводником этого направления стал заместитель председателя Президиума В. П. Милютин. В Высовнархозе еще с весны 1918 года Милютин, выступая с планами акционирования, отличался наибольшей близостью к тем военно-коммунистическим конструкциям, которые насаждал Наркомат продовольствия в отношениях с крестьянством[465].
В начале 1920 года, когда обнаружилось резкое падение заготовок льна по сравнению с 1919 годом (на 50–70 %), Милютин принимает на себя труд существенного пересмотра заготовительной политики к кампании 1920/21 года. В составленных им весной тезисах в качестве основных причин снижения заготовок указывались падение значения денег и переполнение денежными знаками деревни; уменьшившееся снабжение деревни продуктами промышленности; слабость аппарата по принудительному проведению выполнения разверсток. Как выход из положения Милютин предлагает приведение в более «стройную систему» ранее существовавших методов заготовки. «Стройность» должны были обеспечить в первую очередь «твердая система разверстки и способы принудительного взимания не сдаваемого по разверстке сырья». Но у ВСНХ не имелось соответствующего организованного и разветвленного аппарата принуждения, поэтому Милютин в тезисах осторожно обращается за помощью к Наркомпроду и ВОХР. Чтобы подсластить пилюлю, предполагалось установить оплату за единицу сдаваемого сырья готовыми продуктами или полуфабрикатами по определенным ставкам, например, 1 пуд льна — 1 аршин ткани, 1 пуд семян — 3 фунта масла и т. д.[466] Справедливости ради нужно отметить, что тезисы, отдавая дань традиции ВСНХ, намечали шаг вперед по сравнению с постановлением ВЦИК по части товарообмена, который там был декларирован неопределенно и двусмысленно.
Тезисы Милютина воспроизводили то противоречие, в котором несколько ранее находился Наркомпрод, пытаясь принудительно навязывать сельскохозяйственной продукции свою цену. Известно, что попытки продовольственников «исправить» в свою пользу закон стоимости окончились неудачей и что в конце 1919 года они совершенно отбросили буржуазно-экономические «предрассудки», сделав ставку исключительно на принудительную выкачку. Поэтому, несмотря на явные уступки по отношению к разверстке, проект Милютина их не удовлетворил. К совместному совещанию Коллегии Наркомпрода и Президиума ВСНХ, состоявшемуся 17 мая, они подготовили контртезисы. В результате совещание не достигло соглашения, ибо Наркомпрод объявил о том, что признает нецелесообразным допущение каких-либо премий при проведении заготовок всякого рода сырья и считает необходимым производить все заготовки в порядке разверстки собственными силами[467].
Вопрос перенесли в Совнарком, который 25 мая создал специальную комиссию в составе Цюрупы, Милютина и Аванесова с установкой: передать заготовки сырья в Наркомпрод или в достаточно простое и целесообразное объединение для этого ВСНХ и Наркомпрода; обязательно использовать кооперативный аппарат; в особенности рассмотреть вопрос о применении вооруженной силы; определить условия и конкретные размеры премий и товарообмена (как правило, коллективных).
При всем при том, что в целом ВСНХ пошел на поклон к штыкам Наркомпрода, его решительно не устраивала полная зависимость, в которую он попадал в случае передачи своего заготовительного аппарата. Поэтому комиссия под нажимом ВСНХ избрала такой вариант объединенной работы ВСНХ и Наркомпрода, при котором все заготовительные аппараты ВСНХ должны были подчиняться директивам Наркомпрода, но в то же время оставались в системе Совнархозов. По части премий сошлись на том, чтобы устанавливать надо премии коллективные, индивидуальное премирование — лишь в исключительных случаях.
На основании решений комиссии Наркомпроду поручили составить проект декрета, каковой и был подготовлен. Но вдруг обнаружилось, что в нем, вразрез с постановлениями комиссии, предусматривается передача всего заготовительного аппарата ВСНХ по основным видам сырья Наркомпроду[468]. Президиум ВСНХ не замедлил ответить на такое коварство проектом о подчинении всех заготовительных органов по сырью общему руководству ВСНХ и постановил организовать при Президиуме специальный отдел заготовок[469].
Такие фехтовальные выпады были совершенно в духе постоянных отношений этих ведомств, но в период военного коммунизма получалось так, что у Наркомпрода шпага чаще оказывалась длиннее, поэтому и в споре по заготовкам сырья, после еще одного этапа бесплодных согласований, ВСНХ был бит по основному пункту. По принятому Совнаркомом 22 июня декрету об объединении заготовок сырья и продовольственных продуктов весь его аппарат по заготовке основных видов сырья: кож, пеньки, льна, щетины, шерсти и масличных семян — передавался Наркомпроду[470]. Фактически это означало, что отныне их заготовка полностью вливается в русло продовольственной диктатуры и положения о премировании принимают такой же фантастический характер, как и при заготовках хлеба.
По этому случаю «Известия Народного Комиссариата по продовольствию» торжествовали:
«Два метода существовали до сих пор в заготовительной деятельности Компрода и Высовнархоза. Все заготовки продовольственных продуктов были построены на системе разверсток, в основе которых лежит признание обязательности передачи в распоряжение государства всех сельскохозяйственных продуктов, поставляемых в порядке государственной повинности. На многие виды сырья Высовнархозом была объявлена государственная монополия, но все заготовки ведутся на основе вольной купли-продажи, на основе добровольной сдачи или так называемого „самотека“. Частно-торговый характер заготовки был дополнен за последний год системой товарных премий, индивидуально выдаваемых каждому поставщику».
Далее в статье подчеркивалось, что система, практикуемая ВСНХ, привела к падению заготовок сырья, тогда как в результате принудительных методов Наркомпрода заготовки продовольствия неуклонно растут. «Совершенно очевидно, что результаты заготовительной деятельности предопределяются методом заготовок. Совершенно ясно, что строго проведенная продовольственная политика не только гармонизирует со всей нашей экономической политикой, но дает максимально большие практические результаты, выражающиеся в десятках миллионов пудов.
Совет Народных Комиссаров учел эту разницу и постановил с согласия Высовнархоза передать заготовку льна, пеньки, кожи, шерсти и щетины Компроду на основе разверстки. Метод заготовок путем разверстки признан единственно правильным…»[471]
Декрет об объединении заготовок стал одной из важнейших вех в борьбе Комиссариата продовольствия за укрепление государственной диктатуры в отношениях с крестьянством. Следует обратить внимание, что в первой половине 1920 года линия Наркомпрода выражалась в постоянных нарушениях и игнорировании известных постановлений СНК, ВЦИК и даже IX съезда РКП (б) о премировании и товарообмене. Но цепочка этих нарушений была завершена тем, что Совнарком декретом от 22 июня фактически их узаконил.
Впрочем, напрасно было бы ожидать, что история разногласий ВСНХ и Наркомпрода окончена. Высовнархоз, как ведомство, непосредственно связанное с интересами производства, не имел иной судьбы, как продолжать борьбу с Компродом, олицетворявшим интересы политизированного распределения, оторванного от потребностей процесса производства.
По ходу передачи заготаппарата продовольственникам Милютин всячески пытался сохранить систему договоров по закупке сырья через кооперацию и подрядчиков, сопротивлялся полному переходу в распоряжение продовольственников персонала, складов и инвентаря по заготовкам и т. п. Продолжались иски Президиума ВСНХ по поводу премирования оставшихся в его ведении заготовок сырья и продуктов. Так, в конце июля Рыков вновь обращается в Совнарком с просьбой рассмотреть очередной конфликт «вследствие принципиального расхождения Президиума ВСНХ и Наркомпрода по вопросу о премировании при заготовке продуктов» (речь шла о заготовках пушнины, табака и махорки).
История этих стычек могла бы составить том полезного материала к исследованию противоречий военно-коммунистической системы. Но читать и описывать эту скрупулезно зафиксированную в многочисленных документах ведомственную тяжбу — дело довольно утомительное. Наверное, еще утомительней было в ней участвовать. Поэтому обе стороны — и ВСНХ, и Наркомпрод — стремились к принципиальному разрешению своих споров.
В 1918 году декрет СНК от 21 ноября об организации снабжения заложил часть фундамента противоречий двух ведомств. Комбеду отводилась роль универсального распределителя предметов личного потребления, в том числе и изделий промышленности, каковые передавались ему по планам, разработанным Комиссией использования при ВСНХ. Таким образом, ни Компрод, ни ВСНХ не имели возможности в полной мере действовать в соответствии со своей политикой.
Комиссия использования, долгое время возглавлявшаяся Лариным, которого после известных событий сменил его заместитель Крицман, постоянно находилась на острие ведомственной и концептуальной борьбы. Следуя установкам Президиума ВСНХ, она регулярно занималась выделением средств для товарообмена и премирования, пыталась воздействовать на продовольственную политику. Так, например, 18 февраля 1920 года Комиссия постановила выделить в распоряжение Наркомпрода 80 млн. аршин тканей для снабжения крестьянского населения, но при этом сопроводила акцию рядом условий, которые откровенно противоречили политике Наркомпрода: распределение ткани требовалось произвести не по обычной уравнительной разверстке по численности населения, а в соответствии со сданным количеством продовольствия.
Наркомпрод не признавал подобного вмешательства в свои дела. Его представители в Комиссии нередко демонстративно отказывались от участия в ее работе. Они настаивали на отказе от попыток экономического стимулирования и эквивалентного обмена, настаивали на переходе к общему плану снабжения, основанному лишь на государственных и политических интересах.
В середине июня законодательными постановлениями Совнаркома завершилась реорганизация Комиссариата продовольствия, начатая в связи с известными нам работами Комиссии ВЦИК. Ликвидируется Главпродукт, ведавший в Комиссариате заготовкой и распределением продуктов промышленного и кустарного производства. Президиум ВСНХ не упустил момента и попытался «оттягать» себе функции Главпродукта по контролю над заготовками кустарных изделий.
В свою очередь замнаркомпрод Брюханов на заседании СНК 22 июня вместе с проектом об объединении заготовок внес и проект о реорганизации Комиссии использования. Последний предусматривал существование Комиссии при Наркомпроде в качестве совещательного органа. Демарш Компрода уже совершенно выходил из продовольственных рамок и отчасти вторгался в сферу снабжения промышленности промышленными же изделиями. Однако как раз в этом очень ясно проступил абсурд диктатуры «дележа» над производством, и Совнарком в дальнейшем отверг притязания продовольственников, поддержав точку зрения ВСНХ, которая в основном защищала прежний статус Комиссии[472].
Поверхностно было бы видеть в этом «законотворчестве» лишь следствие ведомственных амбиций. Это была борьба двух различных хозяйственных структур за принципы экономического развития, но в условиях мощной поддержки военно-коммунистической политики Наркомпрода со стороны высшего партийного и государственного руководства все попытки ВСНХ предложить свою модель развития были обречены. Как впоследствии писал Крицман, Народный комиссариат продовольствия «становился основным стержнем всей хозяйственной организации Советской России»[473]. Особенно летом 1920 года Компрод и его политика переживали триумфальный период, повергая в прах всех своих противников, а заодно и экономику сельского хозяйства.
Уже упоминалось, что весной и летом 1920 года состоялись серия нарушений и отмен законодательных актов и постановлений в области заготовительной политики, принятых во время мир ной передышки под давлением противников продовольственной диктатуры. Так, 15 апреля Совнарком, в отмену постановления февральской сессии ВЦИК, решил «признать невозможным произвести учет посевной площади и поручить Наркомпроду ограничиться проверкой данных необходимых разверсток на основании сличения с разверстками прошлогоднего урожая»[474]. Понятно, что этим открывался широкий путь произволу продовольственников в назначении разверсток на очередной продовольственный год. В это время завершалась кампания 1919/20 года и наступала пора выработки принципов кампании 1920/21 года. Предстояло облечь в конкретные формы установку IX съезда о сборе «путем высшего напряжения сил» продовольственного фонда в несколько сот миллионов пудов. 27 мая состоялось заседание Совнаркома, которое сыграло определяющую роль. По докладу комиссии в составе Аванесова, Цюрупы и Попова о хлебных ресурсах, Совнарком принял очень важное постановление, в котором выражалось «удовлетворение по поводу весьма значительного роста заготовок в настоящем году»[475]. Действительно, по сравнению с предыдущим продовольственным годом Наркомпроду удалось увеличить свои заготовки в два раза, приблизительно со 108 до 212 млн. пудов. Несмотря на небольшое абсолютное значение этой цифры по сравнению с количеством товарного хлеба, извлекавшегося из дореволюционной деревни, 200 с лишним миллионов пудов стали серьезным успехом, значение которого увеличивалось постольку, поскольку они были добыты не в результате обмена или торговли, а в результате принудительной «выкачки», чего российская история в таких масштабах до того времени не помнила.
Отсюда происходило то небольшое головокружение, которое мы уже видели у Свидерского на Втором совещании по партийной работе в деревне, когда он радовался, что хлеб удалось получить за бумажки, ничего не стоящие. Одна цитата из более авторитетного источника позволит многое понять из того, чем руководствовались партийные и государственные верхи, определяя продовольственную политику на 1920/21 год. В сентябре на IX партконференции В. И. Ленин говорил, что экономическое положение значительно улучшилось. «Мы приобрели, по сравнению с прошлым, твердую экономическую базу Если в 1917–1918 году мы собрали 30 миллионов пудов хлеба, в 1918–1919 году — 110 миллионов пудов, в 1919–1920 году — 260 миллионов пудов, то в будущем году мы рассчитываем собрать 400 миллионов пудов. Это уже не те цифры, в которых мы бились в голодные годы. Мы уже не будем с таким ужасом смотреть на разноцветные бумажки, которые летят миллиардами и теперь ясно обнаруживают, что они — обломок, обрывки старой буржуазной одежды»[476]. Признание успехов продовольственной диктатуры имело своим практическим результатом то, что центральные государственные и партийные органы летом 1920 года выдали карт-бланш продовольственникам на очередную кампанию. Это видно из истории отношений Наркомпрода и ВСНХ, о том же свидетельствуют и другие факты.
В середине июня проходила сессия ВЦИК. Для Наркомпрода она прошла значительно спокойнее, чем февральская, несмотря на то, что был вновь возбужден продовольственный вопрос. И хотя его, как всегда, решили вынести только на фракционное обсуждение, нарком Цюрупа на всякий случай обращается в Политбюро с проектом директивы в комфракцию ВЦИК, в котором говорилось, что Политбюро «считает совершенно необходимым при обсуждении во фракции РКП ВЦИК вопроса о видах на урожай соблюдения в полной мере осторожности во избежание возбуждения излишней и неосновательной тревоги на местах за судьбу урожая, ибо таковая тревога, возникнув, неминуемо и немедленно отразится на ходе текущих заготовок значительным сокращением и даже полной остановкой их»[477]. Далее ВЦИК предписывалось выработать постановление, обязывающее местные органы власти поставить в центре работы продовольственное дело, так как только совокупность усилий всех органов власти даст возможность добиться обеспечения страны продовольствием.
Политбюро утвердило и направило директиву во фракцию. Она сыграла свою роль, это видно по докладам управляющего ЦСУ Попова и замнаркомпрода Брюханова. Однако выступившие в прениях совершенно не разделили благодушного настроения докладчиков в прогнозах на урожай. Основной удар критики пришелся на произвольный характер разверстки, указывалось на абсолютно неудовлетворительное положение со статистикой урожайности и определением величины обложения.
Как всегда, не смог усидеть и Ларин. Он предложил отменить постановление СНК от 15 апреля, возбранявшее всем губисполкомам и продорганам производить учет посевной площади, скота, населения, т. е. по существу запретившее подготовку к продовольственной кампании. Ларин поддержал широко распространенное в провинции требование об участии местных органов в планировании разверстки[478], каковое совершенно отвергал Наркомпрод, относя его в разряд «местнических», подрывающих государственные интересы.
Все же позиция партийного руководства сыграла определяющую роль, и в последующем постановлении ВЦИК от 1 июля были воплощены все чаяния продовольственников на предстоящий сезон в полном соответствии с директивой Политбюро и даже более того.
Но, несмотря на широкий кредит Компроду, Совнарком все же остерегался официально освящать своим авторитетом заранее не выполнимые разверстки, нисходящие с потолков продовольственного ведомства. В августе Комиссариат продовольствия от своего имени объявил о намерении собрать в предстоящую кампанию 440 млн. пудов хлебопродуктов. Под это дело к началу заготовительного сезона он получил беспрецедентную поддержку своим требованиям на самом высоком уровне, прежде всего в вопросах кадрового усиления аппарата по «выкачке».
В конце июня Свидерский направляет Ленину телефонограмму с просьбой поставить на Политбюро вопрос о предоставлении Компроду пятидесяти «высокоответственных» партийных работников для руководящей продовольственной работы на местах. А также обязать каждый Губком откомандировать в распоряжение губпродкомов от 10 до 20 партийных работников и издать постановление СТО об отмене мобилизаций продработников в армию и возвращении ранее снятых[479]. 29 июля Политбюро выполнило почти все заявки продовольственников, лишь поскупившись на «высокоответственных» товарищей, выделив только 20 человек, но впоследствии каждому из них ЦК придал по 5 коммунистов из Москвы[480].
Складывающаяся ситуация представлялась продовольственникам достаточно серьезной, несмотря на внешние усилия избежать огласки и обсуждения резкого падения урожайности в губерниях Европейской России. 8 сентября Н. Осинский, назначенный недавно членом Коллегии Компрода, писал В. И. Ленину:
«Считаю долгом обратить Ваше внимание на следующее: 1) Невероятной трудности продкампании предстоящего года в полной мере не учитывает, как мне кажется, почти никто из товарищей, не связанных, непосредственно с работой. При нынешнем неурожае, „животном“ страхе крестьян отдать хлеб (это уже не собственнический саботаж), его буквально придется выдирать с кровью. Выдирать придется потому, что при наилучшем состоянии подвоза (даже не заготовки) в Сибири и на Севкавказе реальная помощь оттуда будет за год 70–80 миллионов, по мнению опытного работника по заготовке Сенина, следовательно, вся тяжесть работы ложится на тот же земледельческий центр, Приволжье и Приуралье, где хлеб можно взять, только посадивши и крестьянина на городской рацион… Ввиду сего продов. вопросом надо заинтересоваться не только ведомственным порядком, но и всем нашим товарищам и сильно выдвинуть на первый план все нужды, с ним связанные.
Вопрос будет иметь огромное политическое значение:
а) нам угрожает цепь восстаний, может быть более сильных, чем осенью 1918 года, как на почве заготовки и позже на почве голода;