«Скончалась, бедняжка!» — мелькнуло в нашем сознании… и мы все трое ворвались в комнату Олечки. Смотрим: у кровати больной стоят няня и сиделка, больная лежит на правом бочку и тихо, спокойно спит.
— Слава Богу, — шепчет нам няня, — я съездила на Смоленское кладбище к блаженной Ксении, помолилась там, привезла с ее могилки песочку да маслица из лампадки. Теперь Олечке станет легче. Уже легче…
Как очумелые стояли мы у кровати Олечки, слушали слова няни, ничего не понимали, но чувствовали, что с больной действительно произошла разительная перемена и что опасность миновала…
С истерическим воплем бросился отец малютки на грудь своей жены, и не знаю уж — долго ли сдерживаемое горе или неожиданная радость вырвалась в его рыданиях, только еле-еле удалось нам его успокоить, оттащить от кроватки дочки и уложить в кровать. Как мы с невесткой добрались до кровати после трех суток бессонницы, я тоже не помню. Только утром, лежа у себя на диване, вдруг слышу, громко зовет меня няня:
— Барыня, а барыня, встаньте! Доктора приехали, а барина с молодой барыней никак не добудишься!
— Ну что? — вскочила я. — Как Олечка?
— Слава Богу, — улыбается няня. — Почивают, и всю ночь на правом бочку почивали, не стонали…
Я тотчас же, нечесанная и немытая, пошла, разбудила сына и невестку, сказала им, что услышала от няни. Как будто испуганные тем, что осмелились на целую ночь оставить больного ребенка при смерти, они тоже кое-как оделись и побежали к Олечке. Я вошла в гостиную к докторам, извинилась перед ними и рассказала, что Олечка, слава Богу, со вчерашнего дня спокойно спит.
— Ну ничего, подождем, пусть, бедняжка, подкрепится перед операцией-то. Ведь это дело нелегкое, тем более для маленького измучившегося ребенка, — говорили доктора.
Вышли отец и мать, сказали то же — что ребенок спит. Это, казалось, должно было нас успокоить, порадовать, утешить. Но присутствующие доктора наводили на мысль об операции, об опасности положения, и снова тяжело стало у нас на сердце. Но что же мы могли поделать? Нужно было теперь избавить ребенка окончательно от страданий, решиться на операцию…
Сидим час, другой. Доктора сначала спокойно разговаривали, потом стали выражать нетерпение и наконец попросили разбудить девочку. Сначала пошла мать. Вместе с сиделкой и няней пытались они разбудить девочку:
— Олечка, Олечка, проснись, милая! — Но она, бедная, спит — и все тут!
Вошел в комнату отец, за ним доктора. По очереди будим ее, зажимаем носик, она немножко повернется, а все никак не проснется. Наконец, мать берет Олечку на руки и вынимает из постели… Смотрим: вся подушечка, правое ухо, щечка, шея, рубашечка, простыня — все покрыто гноем, нарыв прорвался, а здоровая девочка на руках у матери продолжает спокойно спать.
Подивились доктора такому счастливому исходу болезни, научили нас, как нужно промывать ушко, и уехали. А мы все, положив девочку на чистую постельку, окружили няню и стали ее расспрашивать, каким образом Олечка стала здоровой.
— Ничего я, барыня, не сделала, только съездила на Смоленское кладбище к матушке Ксении, отслужила там панихиду, взяла маслица из лампадки и скорее домой! Приехала, вошла к Олечке, а пузырек-то с маслицем спрятала в карман да и жду, скоро ли выйдет из комнаты сиделка, потому как боюсь, что она рассердится, если увидит, как я хочу пустить маслица на больное ушко. «Няня, посиди тут, я на минутку выйду», — вдруг говорит сиделка. Уж так я-то обрадовалась, когда она это сказала. «Хорошо, хорошо, — говорю, — уж вы будьте спокойны!» И лишь только затворилась за ней дверь, я тотчас и подошла к Олечке, немножко сдвинула с ушка повязку (девочка всегда лежала на левом боку) и прямо из пузырька полила ей маслица на ушко. Не знаю уж, и попало ли туда хоть что-нибудь, больно уж велика была опухоль-то… Ну, думаю, как Богу да матушке Ксении будет угодно. Снова надвинула барышне повязку на ушко. Смотрю, она постонала немножко, повернулась на правый бочок да и глазки закрыла, засыпать, значит, стала.
Вошла сиделка и говорит: «Что это, никак кончается?»
«Нет, — говорю, — заснула».
Подошли мы с сиделкой к кроватке, а барышня сладко-сладко так спит и ротик открыла… Тут и вы все пришли в комнату. Больше я ничего не делала.
— Да кто ж тебя научил съездить к Ксении? Откуда ты узнала про нее? — спросили мы.
— Я, батюшка барин, и вы, барыня, давно про нее знаю и много раз бывала на ее могилке, видела, что там берут землицы и маслица для исцеления от разных болезней. Да мне-то не приходилось этого делать: я, благодаря Богу, всегда была здорова. И вот теперь, сидя у постели барышни, я чего только не передумала, вспомнила и про матушку Ксению… Много раз уже хотела сказать вам, чтобы вы отпустили меня на ее могилку, да все боялась, думала, что смеяться или бранить меня будете. А потом, когда барышня чуть не кончалась, я не утерпела: думаю, пусть смеются, пусть бранят меня, а все-таки пойду, попрошусь на могилку ко Ксеньюшке, может быть, и пустят. А не пустят, думаю, так я потихоньку как-нибудь съезжу. А вы, слава Богу, сразу же меня и отпустили.
Взяла я извозчика, тороплю его, еду, а сама все думаю: «Господи, неужели Ты не поможешь такой крошке-страдалице? Ну за что она страдает?» А слезы-то, слезы так и текут у меня из глаз. Приехали мы к воротам кладбища, велела я извозчику подождать меня, деньги ему вперед отдала, а сама бегом в часовню к Ксении. Отворила дверь — смотрю, народ молится, свечи, лампадки вокруг могилы, а в стороне стоит священник. Я прямо к нему и говорю: «Батюшка, отслужи ты мне, Христа ради, панихиду по рабе Божией Ксении да помолись за болящего младенца Ольгу, больно уж, бедная, страдает». «Хорошо, хорошо, — говорит священник, — панихиду я отслужу, помяну в молитвах и болящего младенца Ольгу, а ты сама-то хорошенько молись да усерднее проси помощи у блаженной Ксении. По мере твоей молитвы и веры и помощь получишь такую же».
Купила я скорее две свечки: одну поставила на подсвечник, другую взяла в руки и бросилась со слезами к самой могилке Ксении. Батюшка начал панихиду, а я все плачу и твержу: «Господи, спаси, Ксеньюшка, помоги!» — больше ничего и сказать не придумала: ведь я глупая, неученая, не умею молиться-то. Кончилась панихида, заплатила я за труды священнику, взяла, с его благословения, землицы с могилки Ксении да маслица из лампадки и сейчас же домой.
Масло-то, как уже говорила, я вылила в больное ушко, а землицу завернула в тряпочку да по-дожила барышне под подушечку. Она и теперь там лежит…
— Да от кого ты узнала про Ксению? Кто тебе про нее рассказал? — допытывалась я.
— От кого я узнала про Ксению, матушка барыня, — ответила няня, — и сама не знаю: все ее знают. Заболеет ли кто или кого горе какое постигнет, все идут к ней на могилку, помолятся, там, отслужат панихиду, глядишь — и станет легче. Вот и наш брат — кухарки, горничные, няньки и другие, — если случится, что кто-нибудь не имеет места, идет к Ксении, помолится там… Глядишь — и место получит!
Подивились мы простотой, бесхитростной верой нашей няни, но факт налицо: Олечка выздоровела, вера действительно может и горы переставлять.
На другой же день после исцеления Олечки и сын, и невестка ездили на могилу Ксении и отслужили там панихиду. И с тех пор все мы нередко ездим служить панихиды по рабе Божией Ксении и благодарим ее за чудесную помощь в нашем страшном горе.
— Вот оно, — закончила свой рассказ радушная словоохотливая хозяйка аристократического дома, — то народное средство, о котором никогда не нужно забывать и которое я всегда и всем рекомендую.
Но вы знаете, М. Г., что времена переменчивы… Дело в том, что я много раз рассказывала о болезни Олечки и ее чудесном исцелении своим знакомым. И удивительное дело! Многие из них никак не хотят видеть тут ничего чудесного. Времена, что ли, настали другие, или наука у нас пошла не по настоящему пути, что никто, нигде и ни в чем не хочет признавать чудесного — не знаю. Но только все и вся у нас хотят объяснить путем естественным. Так многие объясняют болезнь Олечки: говорят, что это случай, что главную роль сыграло масло, которое будто бы размягчило ткани, и нарыв прорвался. Ну и пусть говорят, что им угодно, их ведь не переубедишь. Дай только Бог побольше таких случаев. Вот как только к ним придет беда, тогда мы посмотрим, далеко ли они уйдут со своими естественными средствами? Я же никогда не перестану думать и верить, что Олечка и не глуха, и здорова благодаря только помощи рабы Божией блаженной Ксении. Поэтому всегда буду глубоко почитать как угодницу Божию и молитвенницу за всех тех, кто ее любит и прибегает к ней за помощью».
11 января 1913 г. Г-жа А. Семенова из Пермской губернии:
«У всех моих родных не так давно было столь много горя и разного рода болезней, что мы не знали, что и делать. В это время, совершенно случайно, мы узнали о многократных случаях чудесного проявления молитвенной помощи от рабы Божией Ксении и тотчас решили обратиться к ней с молитвой. Собрали мы по возможности копеечки и послали их в часовню рабы Божией Ксении с усердной просьбой отслужить по блаженной панихиду и помолиться о смягчении нашего горя. И за эти копеечки мы получили от Господа Бога, по предстательству за нас рабы Божией Ксении, столь много милостей, что пером невозможно все выразить.
Не буду здесь говорить о других. Скажу о себе. Я, грешница, не умела молиться и не молилась, хотя страдала страшной головной болью, а на душе у меня всегда была тяжелая, невыносимая тоска. Посылая вместе с другими письмо в часовню рабы Божией Ксении, я и не думала о том, что получу какое-либо облегчение или исцеление своих болезней, а потому и не придавала нашей просьбе какого-либо значения.
Но, дивное дело, вскоре после отсылки письма я стала замечать, что головные боли у меня становятся слабее, тоска смягчается, и я становлюсь совершенно другим, не желчным, как раньше, а жизнерадостным человеком. В настоящее время я совершенно здорова. Ни головных болей, ни тоски нет и в помине. Со стыдом и душевной болью сознаюсь я в прежнем своем глупом и слепом неверии, глубоко скорблю об этом и усердно молю Господа Бога простить мой прежний страшный грех. Теперь я не только глубоко верую, но твердо убеждена и твердо знаю, что мое и душевное, и телесное исцеление совершилось лишь по сердечной молитве за меня других верующих людей и особенно по представительству угодницы Божией блаженной Ксении».
20 января 1913 г. Г-жа Вера Карпова из с. Белиловка Киевской губернии:
«…Два года тому назад я обращалась к вам с просьбой помолиться на гробнице у рабы Божией Ксении о помощи нашему хорошему знакомому Симеону Ок-у. Как я вам писала тогда, этого господина, человека безупречно хорошего и верующего, совершенно невинно, по наговору врагов, уволили со службы. Человек он многосемейный и, кроме жалования, не имеет никаких средств к существованию. После увольнения со службы страшная беда, горе и бедность грозили и лично ему, и его семейству. Надежды на выход из ужасного положения, по-видимому, не оставалось никакой. Но в это время, случайно, мы прочитали в «Паломнике» сообщение о рабе Божией Ксении и решили обратиться к ней за молитвенной помощью, веря, что Господь не оставит без удовлетворения просьбы праведницы. Тотчас же поэтому послали мы вам письмо с вышеуказанной просьбой. И представьте себе наше удивление, когда мы одновременно с вашим ответом, что наша просьба исполнена, получили и другое уведомление, что дело С. Ок-а приказано пересмотреть вновь! Начался новый разбор, и дело С. Ок-а сразу приняло счастливый оборот. Господин Ок-ъ был совершенно оправдан, и ему предоставили новое, лучшее место, где он и служит в настоящее время».
26 января 1913 г. Г-жа Вера И. Габбина из Ташкента, прося усердно отслужить панихиду по рабе Божией Ксении, в письме настоятелю пишет, что все ее задушевные желания, моления и просьбы, обращенные ранее к Господу через угодницу Божию рабу Ксению, в настоящее время дивным образом исполнились, а именно:
1) дочь ее, Валентина, совершенно оправилась от своей болезни и в настоящее время чувствует себя прекрасно;
2) мать ее, Мария, разбитая ранее параличом, теперь тоже поправилась: ходит без посторонней помощи, свободно говорит, и каких-либо признаков болезни на перекошенном ранее от паралича лице не осталось решительно никаких, лишь пальцами руки она еще не совсем хорошо владеет и не может поэтому твердо держать в руках вещи. Но, Бог даст, и это скоро пройдет;
3) все ее любящие друг друга родные до настоящего времени были рассеяны по разным углам Туркестана и почти никогда не виделись друг с другом. Все они об этом очень скорбели и молили Бога через предстательство рабы Божией Ксении о соединении их всех в одном месте. И в конце 1912 года, именно — к празднику Рождества Христова, обстоятельства сложились так, что все родственники Веры И. Габбиной съехались в один город и все стали жить тесной, дружественной семьей.
Нерехтская мещанка Ф. И. Трескина, с давних пор почитавшая блаженную Ксению, всегда обращалась к ней с молитвой во всякого рода несчастьях. Вот о чем она сообщает в своем письме: «Живу я в городе Нерехте Костромской губернии. Два сына моих, оба женатые, служат в одной конторе в сорока верстах от города и живут на разных квартирах. В январе 1909 года оба сына обещали приехать навестить меня. Долго и нетерпеливо ждала я их приезда, но они все не приезжали.
А тут приближался день памяти рабы Божией блаженной Ксении. Сердце мое как бы предчувствовало какую-то беду: я только и думала о том, как бы Господь удостоил меня хоть когда-нибудь побывать на могилке Ксении, Петербургской блаженной, и там помолиться! Но, не имея пока этой возможности, я весь день 23 января ходила со слезами на глазах, непрестанно молясь в душе рабе Божией Ксении о помощи себе и своим детям. Домашние спрашивали меня, что со мной, отчего плачу, но я ничего им не говорила, а слезы лились все сильней и сильней. То же самое продолжалось и 24 января. Наконец, я не вытерпела, надела пальто и отправилась в собор к вечерне. После вечерни попросила батюшку отслужить панихиду по рабе Божией Ксении и тут-то уже вволю наплакалась и помолилась.
Несколько успокоенная, я вернулась домой и не успела еще раздеться, как приехали оба моих сына. С радостью выбежали мы встречать их. Но когда они стали раздеваться, я вдруг увидела, что у младшего сына левая рука забинтована. Спрашиваю: «Что с тобой?» «Ну, мама, не пугайся, все хорошо, — отвечает он. — Спасибо тебе, ты, должно быть, сегодня молилась обо мне, и твоя молитва спасла меня от смерти. Вот как было дело. Вчера еще мы с братом сговорились ехать к вам, зная, что у вас праздник, что ты, мама, почитаешь рабу Божию Ксению. Утром я должен был заехать за братом и вместе с ним ехать. Когда я приехал к нему, то он еще был не готов и стал собираться в дорогу. Между прочим он выложил из комода револьвер и положил на стол, а сам с женой ушел в другую комнату укладывать какие-то вещи. От нечего делать я взял револьвер, думая: «Вот ведь такая маленькая штучка, а люди убиваются ею насмерть». При этом я приставлял дуло револьвера и к виску, и к сердцу, дергая за собачку, будто мне нужно было проверить, так ли это, — был сам не свой!
Вдруг раздался выстрел. Я страшно перепугался, хотя и не чувствовал никакой боли. Вбегают в комнату испуганные брат и его жена, смотрят, кисть левой руки у меня вся в крови, в правой руке я держу револьвер, сам стою бледный, едва держусь на ногах… Они усадили меня на стул, обмыли и перевязали руку, послали за доктором. Оказалось, что пуля прострелила мне лишь мягкую часть левой руки между большим и указательным пальцами, не задев кости. Доктор сказал, что через несколько дней рука будет здорова. После перевязки мы с братом тотчас поехали к вам».
Что я чувствовала во время рассказа сына — не могу передать: вот оно, сердце матери, — вещун истинный. И поняла я, как бывает сильна горячая молитва матери и как отзывчивы угодники Божии на эти молитвы. Дивен Бог во святых своих. И детям, и внукам своим я строго завещаю свято чтить память рабы Божией Ксении и не забывать ее в своих нуждах!»
В 1911 году из города Новороссийска на имя настоятеля Смоленского храма было получено письмо от О. В. К., которая рассказала о своей знакомой, по имени Ксения, больной раком груди. Несмотря на помощь различных докторов, болезнь быстро прогрессировала, страдания умирающей Ксении усиливались с каждым днем. Не видя облегчения от помощи медицины, больная попросила О. В. К. написать письмо в Петербург настоятелю Смоленской церкви, чтобы отслужить панихиду по рабе Божией Ксении и помянуть о здравии тяжко болящую Ксению, а после панихиды прислать масла из лампадки над могилой блаженной.
Письмо было написано. Между тем болезнь так усилилась, что, по словам докторов, надежды на выздоровление не оставалось никакой. Доктора даже отказались как-нибудь облегчить тягчайшие страдания. Больная лежала пластом, не в состоянии шевельнуть пальцем. Ей давали лишь, осторожно поднимая голову вместе с подушкой, глотать лед. Все полагали, что наступили последние часы ее жизни. Так все и было до 21 июля, когда со Смоленского кладбища были получены письмо с уведомлением, что панихида по блаженной Ксении отслужена, и посылка с флаконом масла и горсточкой песка с могилы. О. В. К. тотчас отнесла все болящей Ксении. Песок положили ей под подушку, а маслом натерли ей больную грудь. К вечеру снова натерли малом. И удивительное дело — всю ночь Ксения проспала удивительно спокойно, чего уже давным-давно не было. Утром, 22 июля больная попросила масла и сама уже растерла себе грудь, сидя на постели.
Прошло еще два-три дня, и на глазах у всех присутствующих совершилось настоящее чудо: больная встала с постели, прошла спальную комнату, часть коридора и остановилась в дверях столовой, чувствуя еще слабость. А на другой день она уже спокойно пришла в столовую, села за стол вместе со всеми. Все, видевшие Ксению умирающей, были натурально поражены — отчего произошла такая перемена: в их глазах Ксения была точно воскресшей из мертвых.
Список подобных проявлений — исцелений, предвидений, отложения несчастий по молитвам рабы Божией Ксении — можно продолжать долго. Обратим внимание на то, что почти все письма свидетельствуют об одном: помощь пришла после отслуженной панихиды по блаженной. Отчего так?
Православная Церковь учит, что все верующие в Господа Иисуса Христа — и живущие, и умершие — составляют между собой одно общество, одну огромную семью. И как в семье близкие и любящие родные во всем помогают друг другу, так и христиане — братья во Христе — должны помогать друг другу: живые умершим, умершие живым. Живущие должны помогать всем усопшим своей молитвой. Для этого служатся панихиды, когда молятся о прощении грехов усопших и упокоении их «в месте светлем, в месте злачне, месте покойне, идеже вси праведнии пребывают» (злачное место означает место, изобилующее злаками, место приятное. — Н. Г.). Своею молитвой за усопших мы выражаем им свою признательность за ту любовь, которой мы пользовались при их жизни и которая еще сильнее горит в их душах после их смерти. И чем горячее наша молитва, тем действеннее она пред Богом, тем сильнее облегчает она загробную участь дорогих нам усопших. Умершие, получившие спасение, ходатайствуют пред Богом за нас, грешных. И чем усопший ближе к Богу в Его райских обителях, тем действеннее его молитва за живых.