Боже, как мне хреново! Опять?! Да за что?
Так, поехали. Где что бо-бо?
Голова. Она есть, но раскалывается. От слова совсем. Думать больно. Глотка пересохла. Птичья болезнь, перепел?
Да, но не только…
Руки не двигаются. Ноги не отвечают. Всё болит. Спина болит. Мышцы тянет. Так, это компы, это помню.
Правый бок ноет. Либо пиво, либо огрёб, но тоже помню.
Кулаки побаливают, кости рук в целом… допустим, помню.
Голень правая болит, колени, лоб и из рёбер кое-что. Вот это уже не помню. А где это я так летал?
Мммм… рожа болит. Сильно. И плечо левое, сзади.
Я с трудом поднял руку и снял с лица что-то тяжёлое и металлическое. Утюг. Железка зацепилась за какую-то преграду и раздался краткий, металлический перезвон, от которого меня страшно замутило и захотелось умереть на месте. Я мееедленно опустил утюг на кровать, положив рядом, после чего снова стал шарить рукой у головы. Кастрюля. Великолепно! Объясняет, почему глаза открыл, а светлее не стало. А кастрюля значит что? Значит, на кухню. Значит — Борода.
— Бородааа! — хрипло закричал я. Опять стало плохо. Очень. Захотелось заречься пить, но для этого сперва стоит сменить друзей. И работу. И страну. Впрочем, лучше сразу мир.
— Что? — пробасил друг с кухни. Точно, с кухни. Грохочет чем-то. А ещё запах… шикарный! Чёрт. Сейчас или сдохну, или палас попорчу.
— Подыхаю… — получилось так реалистично, что сам заслушался. И хрипло, и сдавленно, и… Идеал, одним словом.
— Чего изволите-с? — С интонациями изысканного метрдотеля поинтересовался друг, заходя в мою мрачную обитель с наглухо занавешенными шторами. — Пиво, водка, вино, шампанское, топлёное сало? Воду?
— Воду. Много. Утопись в ей ссс…!
— Стакан воды для сударя! Угощайтесь, агась.
Друг впихнул мне в руки прохладную двухлитровую бутыль от газировки, заполненную чистой водой. Я влил её в себя без остатка. Просто осушил за пару глотков.
Выдохнув и моргнув пару раз, я нашёл в себе силы медленно осмотреться. Точно, дома у Серого, в гостевой комнате, на диване.
— Ты зачем мне утюг на морду поставил?
— Я? — Возмутился друг. — Ты сам его схватил и поставил под кастрюльку. Ко лбу, холодненькое приложить, агась. Ты что, опять ничего не помнишь?
Я напряг память, пытаясь вспомнить вчерашний вечер, или ночь… мозг яростно сопротивлялся, но пара вещей вспомнилась.
Сначала тот громила, арангутанг с лошадиной рожей и схожим смехом. Потом бегали. За ними, от них, от ментов, по деревьям, по стенам… и в урну, тошнить.
Наконец зайдя в подъезд и найдя лифт, что тоже было делом непростым, мы поднялись на этаж. В квартиру к Серёге. Даже попали в неё без приключений. Это показалось мне подозрительным. И я не ошибся! Следы от потасовки обработать было нечем, аптечка категорически отсутствовала.
Я тряхнул головой и перевёл взгляд на Серёгу да честно признался:
— Помню. Сдохнуть хочу. И всё.
— А как мы домой пришли помнишь?
— Я что, правда сам пришёл? — попытался пошутить я. Шутка не удалась, вопрос прозвучал слишком искренне.
— Оооо… Игоряш, ты так больше не пей, а то твой мозг, похоже, превратился в тыкву. Или в кашу? Тыквенную кашу, агась. Я настаиваю. Ладно. Игорёк, это всё, конечно, беда и надо вставить пропущенные буквы. Но потом. Сейчас пошли на дозаправку в полёте.
— Я пить не буду!
— Минералка, холодная.
— Буду, дай!
— Ползи за мной. Кухня там, еда где-то рядом. И захвати молоко из коридора. Долгого терпения и быстрого закипания, э-хе-хе.
И ушёл, напевая что-то в бороду. Что именно он бубнил понять, как обычно, не представлялось возможным. Скорее всего — или его любимые Zeppelin, или не менее уважаемые им Uriah Heep.
Мне потребовалось часа полтора и активная помощь друга, чтобы хоть малость прийти в себя.
Серёга залил в меня жутко солёную минералку, мне стало легче, я потребовал ещё. Он сунул мне стейк, гарнир, кофе, кексик и чёрта на гриле. Короче, классическое Серёжино гостеприимство, после которого колобком катаешься.
Только после этих мероприятий среди моей головной боли начали проявляться первые полноценные мысли. Пришлось их не только думать, но и озвучивать:
— Борода, а который час?
— Без понятия. Второй, наверно. А тебе чего?
— Блин, ты сдурел? Меня ж Генсек уволит… чёрт, опять мутить начало.
— Игорёк, про минералочку не забывай. Прихлёбывай, помешивай, на медленном огне. Давай-давай, как я учил. И это, тупить завязывай, агась. Я в субботу на работу с бодуна не попрусь и уж тем более тебя на горбу не поволоку.
— Субботу? Какую субботу?
— Динь-динь-динь-динь! — заорал друг, стуча по вооброжаемому колоколу перед собой, чем вынудил меня схватится за раскалывавшуюся башку. — И у нас есть победитель! Самый тупой вопрос за сутки озвучен прямо в начале раунда!
— Не ори, скотина бородатая, мне ведь хреново…
— А нефиг было мою Ягерку жрать. Он вкусный, он вкусный! Я чуть-чуть, я чуть-чуть. Весь флакон высосал, скотина и отрубился в прихожей. Как только тумбочку башкой не пробил — не понимаю.
— Тумбочку?
— Да, советскую, лбом таранил. Хорошо хоть спьяну. Был бы трезвым, убился бы!
— А ноги?
— Болят, да? Это ты перед плановым выключением на профилактические работы над ошибками чтения и созданием битых секторов на хранилище об скамейку споткнулся. Отмечу: предварительно выволочив с места и поставив её поперёк, агась. Чтобы сесть, как заявлено. И попытался встать коленями. Для чего рубанулся в неё с разбегу. А мордой — в тумбочку, лбом точно в угол.
— А нахрена я это?
— Да монах тебя разбери. Тапочки снять хотел, наверно. И, по всему, с потолка, не меньше, агась.
— Серёг, я больше не пью.
— Знаю. А я в это радостно и триумфально верю. А ещё в Ети, и мать его, и инопланетян, похитивших алкаша-соседа дядю Фиму, и в рептилоидов, и в былины от правительства. Года три уже верю, как ты бросать начал.
— Я серьёзно. Ещё одна такая пьянка и я не выживу просто. А как мы от тех гопников сбежали?
— Каких? Первых, вторых? Ногами мы сбежали, как же ещё. Отпинали их по-быстрому и дали по тапкам до подъезда. Ты, правда, в челюсть отхватил, малость и по рёбрам… и в печень. Зато я успел остальных отправить в спящий режим, агась.
— Спасибо? Я в искренних сомнениях, знаешь ли.
— Знаю. Ты и вчера был. Даже пытался их развеять, уточняя, не хочу ли я в морду. Я не хотел, агась. Потому ты сменил ориентир на мою бутылку настойки. Мне продолжать, или ты замкнул цикл?
— Осознал, не надо, пазл сложился. А что за настойка?
— Да у неё много названий. «Адская», «коктейль Металист», «Алкахолика», «Ягер смерти». А остальное ты и вовсе не хочешь знать, поверь. Особенно — рецепт. Верь мне, я инженер по ТБ.
— Умеешь уговаривать, спорить не стану.
— О, ловлю на слове.
— В смысле?
— В коромысле. Раз я умею и ты не станешь — ай-да на шашлыки к тебе на дачу? Мне Генсек отпуском грозил, тебе тоже выбью. Колёса мне Алексеич должен… ну дед Вова, ты его знаешь! Сядем, с ветерком, через пару часов уже там. Речка, озеро, шашлыки, в лесок за грибами… сказка ведь, Игоряш! Погнали, а?
— Кхе… ну, раз спорить не стану, то куда уж деваться. Эхх, уболтал, чертяка языкастый. Но с Генсеком сам созванивайся и решай всё.
— Да час назад. Будто я сомневался, как же. Хватай рюкзак, погнали за машиной.
— Куда?
— Да тут рядом… серая ветка, последняя станция.
— Вверх, вниз?
— А есть разница, Игоряш?
— Никакой. Иди нахрен, Борода, я никуда не поеду. У тебя дома кондей, а на улице чёртов ад и плюс сорок в тени опять.
— Поздно, братиш, ты согласился. Ласты в бутсы, бутсы в ноги и вперёд! Будем брать Берлин. Кстати, Игоряш, пока вспомнил и ещё не забыл. А ты не думал вторую вышку получить?
— Думал, — честно признался я, поглядывая ему вслед, в тёмный коридор.
— И какую хочешь? А то я себе варианты продумываю.
— Ну я ведь экономист, потому у меня только два пути: или юридический, или театральный.
— Почему это? — он так удивился, что не поленился выглянуть из-за угла и посмотреть на меня.
— Единственные смежные профессии.
Друг громко захохотал, хлопнув меня по спине, тем самым позитивно оценив шутку и ушёл в свою комнату, где начал шуметь вещами.
— Борода, погоди, а день-то какой, говоришь?
— Опять забыл? Склероз перегарыч! Суббота сегодня, Игоряш. А правда, а бросай ты уже пить, а? Меня всё равно перепить не сможешь, а иных целей в литр-болле для тебя давно не осталось. Так всю память пропьёшь, агась.
— Чья бы корова…
— А что я? — возмутился друг. — Я ничего! У меня всё прекрасно.
— Да? Прям уверен? А если я скажу тебе, про что ты стопроцентно забыл?
— То с меня конфетка и цитрамон. Жги, окояннай!
— А на плите ты сковородку не забыл, случайно?
— Твою…! — с грохотом что-то уронив, Серёга кинулся на кухню в тщетной попытке спасти сковороду. Смотри-ка, успел! Даже до дыма поймал.
— Ладно, спринтер домашнего разлива, соглашусь я на дачу, так и быть. Но придётся сперва ко мне зайти, как минимум за ключами.
Вскоре мы направились ко мне. Борода уже был во всеоружии, покидав свои вещи в небольшой (особенно, по его меркам) рюкзак и бил копытом. Меня, что характерно. Понукаемый, я три раза едва не забыл, зачем же мы пришли ко мне. За ключами от дачи, чёрт! А где они?
Всю оставшуюся дорогу до цели я был чрезвычайно занят. У меня нашлось аж целых три жизненно важных дела! Я пытался слушать музыку, что бы не уснуть, не помереть от происходящего с организмом и, самое важное, люто ненавидел Бороду. Вот всей душой. Можно сказать, цель жизни на ближайшие сутки.
Полегче стало только когда мы закончили со всеми пересадками и поехали по прямой. Состав выбрался за «кольцо», народу стало ощутимо меньше. Появились свободные места, чем мы незамедлительно воспользовались. А там уж дело за малым — глаза закрыл и уже спишь под милую колыбельную от каких-то рокеров. В ином состоянии я бы счёл эту песню агрессивной и излишне тяжёлой. В ином, не сегодня.
Сегодня — спать…
***
Как я хорошо уснул-то, даже сны какие-то появились. Но при этом соображаю. А прикольно!
По всему телу возникло отчётливое ощущение, словно бы я стою посреди какой-то землянки. Скорее даже земляной пещеры, огромной норы, вырытой прямо в толще. С потолка свисали коренья и изредка осыпались частички почвы. Высокий потолок, метра три. И холодно, блин, да ещё и сыростью от земли пахнет. Я же в детстве на даче частенько с землёй возился, да и в погреб лазил, потому грех не признать. Блин, давно таких натуралистичных снов не видел. И под ногами-то земля пружинит, как настоящая! Вот только пройти не могу, ноги не пускают. Стою себе, топчусь, как дурак.
В центре комнаты, в паре метров от меня, стоял небольшой столик на треноге. Круглый, словно бы стеклянный, но в мрачной комнате казался непроницаемо чёрным. Треногу я и вовсе едва разобрал. Единственным источником света был небольшой шар на столе, светивший бледно-лиловым, мрачным светом.
Внезапно темнота рядом со столом как-то странно качнулась и я понял, что между мной и мебелью кто-то стоит. Фигура в чёрном. Кошмар с похмелья? Да святое дело!
Одновременно со мной неизвестный тоже заметил моё присутствие.
— Значит, выбор пал на тебя? — чуть хрипло проговорила неясная фигура. — Ладно… главное, чтобы второго рядом не было. Или лучше взять его? Какая удача, оба подойдёте… ладно, на месте решим.
Из-под капюшона на мгновение показалось лицо… в нос ударил запах горелой плоти и я понял, что горит голова того, кто со мной говорит. Вполне буквально, полыхает синим пламенем!
***
Я проснулся от боли, сковавшей левое плечо. Мне на секунду показалось, что голые от плоти костяные пальцы схватили меня и вдавились в кожу!
Но нет. Всего лишь клешня Серёжи.
— Володин, пошли. Наша, — с улыбкой сообщил мне друг, но быстро осёкся. — Ты чего такой зелёный? Мертвеца увидел, что ли?
Я с удовольствием высказал ему в ответ все накипевшие в организме эмоции. Так подробно рассказывал, что аж тётушка, шедшая перед нами, обернулась. Я извинился, обосновав лексику переизбытком чувств и эмоций, на что она, мило улыбаясь, порекомендовала впредь описывать такую речь цитированием Гиляровского. «Как учитель Русского языка со стажем вам говорю!» — гордо заявила она и поспешила прочь, оставив нас на полупустом перроне.
— Какие интересные у нас пошли учителя, а, Володин?
— Ты меня со школы так не величал. С чего вдруг, Борода?
— Прости, перемкнуло. А сам-то?
— А что сам?
— Ну, ты просто так на цитирование Гиляровского не переходишь. Колись, чего случилось.
— Обязательно. Пошли на воздух, минералочки с валокордином мне прикупим. Литра два. И поллитру минералки, да.
Мне сразу полегчало, едва мы выбрались из метро. Ощутив, так сказать, пространство вокруг, не скованное потолками и сводами, я смог наконец внятно изъясняться и поделился всей дурью, что мне привиделась, с другом. Одна беда: вместо смешков и подколов, вполне уместных в рамках случая, он вдруг позеленел лицом и начал задницей лавочку нащупывать, пару раз чуть не промахнувшись.
— Серёг, твои шутки начинают переходить границы… ты чего, Серёг?
— Он сказал: «ладно, на месте решим»? И что мы оба подходим, да?
— А как ты…
— Хрень какая знатная, Игоряш. Это что мы такое на сон грядущий хором смотрели, что нас так подсознанием накрывать стало? Ровно, синхронно.
— Да не смотрел я ничего с тобой на сон! Я этим с девушками занимаюсь… Кином, в смысле, на сон. Хотя тем тоже. Может, мы на одной волне, под одну песню уснули, Борода? Ты вот что слушал?
— Метроном… — уставившись себе под ноги брякнул друг.
— Прости, что?
— Молодость в музыкалке вспоминал. Засыпаю под эту дрянь на раз-два.
— Справедливо. Но у меня-то твой «батька Хэт» орал про песок и свет, пронзающий ночь что-то. Не сходится.
— Ой, Игоряш, всё. Нахрен это, двинули. Развели тут, понимаешь. Совпало и совпало! Нечего в этом теории заговоров и рептилоидов искать. И ладно я, няшка-невменяшка. Ты-то куда? Ты у нас рационалист-экономист, да прочая нечисть бухгалтерская!
Я попытался возмутиться, но Серого уже и след простыл. Споро подскочив, он набрал крейсерской и направился к одному ему ведомой цели, забыв оповестить собравшихся о собственных планах. Прибью его когда-нибудь за эту привычку. Я поспешил следом, ведь даже близко не знал адреса.
До дома пресловутого деда Вовы мы добирались минут десять, изнывая от жары. По пути я брюзжал на отсутствие тени, невыносимую жару и Бороду, вытянувшего меня в этот ад.
А он, в свою очередь — на прошедшую мимо компашку молодёжи, особенно возмутившись пареньком-панком, прикрутившим плашку оперативной памяти к своим башмакам. Синеволосый панк с традиционным ирокезом беззлобно послал бородатого в известные дали, под смешок своей красноволосой подружки, а я посоветовал другу не преминуть воспользоваться столь дельным курортным предложением…
…за что тоже получил схожую путёвку, уже от бородатого. Это он, чтоб не скучно. В обнимку ведь пойдём, не иначе.
Хозяин машины встретил нас у подъезда с улыбкой и ключами. Пожав клешню бородатого этот бодрый старичок подошёл ко мне и представился, как «Дед Вова». Либо он для всех таков, либо я в числе избранных, как друг Бороды. Вручив другу ключи и какие-то бумажки, он напомнил про уговор и, подсобив с укладкой рюкзачков в багажник, быстро убежал.
— Это какие у вас условия, а? — с усмешкой поинтересовался я, усаживаясь поудобнее и пристёгиваясь.
— Не угробить, не покоцать, дерьмом не заправлять. Ну и вернуть с полным баком, агась. Смехота, Игоряш. Потянем. Юридически с ней тут тоже всё красиво. Не парься, у меня всё схвачено. Так, где тут эта шайтан машина? Навигатор у него старенький, простенький, зато безотказный.
— Ламповый? — решил схохмить я, вспомнив умное слово.
— Почти. Древний, как помёт мамонта, это да. Но транзисторный, вроде бы. Куда ж он его… — прворчал Борода, роясь во всех возможных ящиках, вроде бардачка и карманов в спинках кресел. — А, вот он! Отлично, сейчас поедем. Ты адрес точный помнишь?
— Конечно же нет, я как бесколёсный там уже лет пять не был.
— А дорогу покажешь?
— Последние метров восемьсот — могу.
— Вооот. А ты говоришь — зачем навигатор? За тем и нужен, агась.
— Вообще-то я молчал. А он точно знает мои дали?
— Не сомневайся, Володин. Эта бандура нас и в Тайгу Сибиревну заведёт без труда. Если понадобится, само собой. Лишь бы бензина хватило, агась. Так, куда нам… давай сперва сюда. Правильно?
— Правильно, а там — направо и до танка. От танка до самолёта, через аэродром, а от самолёта — до горы, там тоже направо.
— Во, что-то ещё помнишь. Я правда нихрена не понял, но звучит реалистично, агась. Ладно, погнали сперва до этого города на полпути. Жратвой ещё надо затариться. Мангал там у тебя есть? Шашлыков хочу. Я замариную, не бойся. Так есть? А, впрочем, положить. У Алексеича в багажнике чего только нет. И мангал затарен, и палатка, и спальник. Старый турнабор, ещё советский. Имей в виду: что порвём — придётся покупать. Но он всё равно с нас три шкуры спустит, агась. Историческая ценность!
— Да я уж догадался.
Поначалу Борода вёл аккуратно, по-страусиному вытянув шею и высматривая на дороге каждую кочку, однако стоило нам выехать из двора как он набрал крейсерской и мы всего за час добрались до другого края столицы. Уж не знаю, его это водительский стаж, или навигатор такой особенный, или же вовсе магия какая, запрещённая малолетним, однако шли мы бодро и даже не нарушая. Может, Борода маршрут особый знает? Этот может.
На выезде из города мы завернули в крупный гипермаркет, оставив там приличную сумму. При том оба. Борода настоял, что нам каждому нужно по четыре больших бутылки минералки, пять того и десять сего. Даже по ещё одному рюкзаку купить вынудил, простецкому и вместительному, не в пример нашим. Ладно, я всё равно давно хотел себе прикупить подобный. Да и мелковат мой обычный, с которым я на работу таскаюсь, для вылазок на дачу — я отчасти потому и забросил это дело. Мать давно уговаривает яблок привезти, да и сестра просит. Два раза кататься не хочется, а тащить только для одной — обидеть вторую. Вот кстати, сейчас и яблок наберу за одним. Или рано ещё? А там ранний сорт какой-то был, на компот пойдёт.
Едва покинув черту города, мы столкнулись с первой проблемой. Наш электронный «Сусанин» начал сбоить, не взирая на все ухищрения и уговоры от Бороды. А Серёга попробовал все методы из своего арсенала: злой взгляд, мат, удар в табло, обещание распилить болгаркой, обещание разломать и даже винтиков не оставить, предложение пыток паяльником и даже смену элементов питания прямо на ходу. Прибор остался не впечатлённым и периодически мерцал экраном.
— Сколько ему лет, говоришь? — поинтересовался я у друга, когда тот в очередной раз замахнулся на прибор.
— Расслабься, довезёт. Главное ты его руками не трогай. Видишь, меня он уже боится и стал стабильнее работать. Лагает только один раз в четыре километра, агась. А ты у нас на админство не зачарованный. Это он рядом с тобой дурит, точно-точно!
— Само собой, Серёг. Ладно, раз ты всёравно идёшь по приборам, я, с твоего позволения, вздремну. Разбуди, как выйдем на цель. И у тебя есть музыка нормальная? Без кровоточащих ушей у неподготовленного слушателя предоставь что-нибудь, будь любезен.
— Найдём. Во, вот этот дисочек тяни. Да, из чёрной коробочки.
Я послушно выудил бокс и вставил диск в аудиосистему. Прежде чем откинуться в кресле, я бросил взгляд на обложку, попытавшись её узнать. Светлый треугольник на тёмном фоне, слева от которого светлая полоса, вроде луча света, а справа расходится радуга. Красивая призма, но мне это ни о чём не сказало. Могли бы и подписаться. Впрочем, музыка оказалась очень красивой. Начало Борода пустил тихо, а когда прибавил громкости музыка оказалась мягкой, обволакивающей и приятной. Я быстро погрузился в спокойный, лишённый тревог сон, растворившись в этих звуках.
***
В этот раз сон опять оказался нетипичным, но уже в ином плане.
Не страшным, как в прошлый раз, зато предельно странным, вплоть до ощущений. Раньше у меня не бывало таких снов, которые я бы так детально запоминал и которые были столь богаты на ощущения, вроде запахов и тактильных нюансов.
Хотя сперва ничто не предвещало, мне просто снилось нечто неопределённое, бесформенное и многоцветное (видимо, это как раз влияние музыки Бороды).
Лишь потом я увидел этот странноватый замок…
Он казался старинным, из далёких веков, но при том и каким-то иным, словно построен он был вовсе не людьми. Даже не знаю, что в этих обыкновенных на первый взгляд светло-серых камнях и самой простой кладке могло создать подобное ощущение, но оно не покидало. Я был почти уверен, что строили это сооружение не люди, хоть и не представлял, почему. Так же я был уверен, что прежде не видел его, ни в фильмах, ни на картинках из интернета.
Я очутился во внутреннем дворе этого небольшого укрепления, высокие — метров десять — стены которого расположились неравномерным восьмиугольником, опоясывая его непрерывной лентой. Озираяться я мог совершенно свободно, чем и пользовался.
И постепенно я начал осознавать, что же показалось мне столь неестественным в этом форте, или замке (не силён я в средневековой теме, что уж и говорить).
В первую очередь моё внимание привлекли одинаковые гипсовые статуи, прятавшиеся в узких нишах вдоль стен. Я как раз стоял рядом с одной из ниш, потому смог их как следует разглядеть: одинаковые, словно бы их не высекали или лепили, а штамповали конвеером. И я не уверен, что в нынешних реалиях пара пластиковых вёдер будет столь же идентичными, как эти болванчики.
А во вторую — башни, натыканные по углам стен и посреди сего «комплекса».
Их строение противоречило законам физики. А больше всего — закону всемирного тяготения! И если башни по периметру были мелкими и просто имели противоестественные формы и очертания, то центральная башня попросту ПАРИЛА в воздухе.
Лишь как следует приглядевшись, я увидел некие полупрозрачные опоры, поддерживающие её и не позволявшую ей упасть. Они были прозрачны, словно их и не было вовсе и при этом едва заметно сияли чуть синеватыми бликами, которые становились всё отчётливее. Постепенно они слились в неяркий, но ровный свет.
Подойдя к одной из ближайших опор, я попробовал до неё дотронуться. Конечно, было боязно, но я осознавал, что со мной ничего не случится. И дело даже не в том, что я сплю, а в том, что я именно Знал, что эти лучи безвредны.
Опора оказалась неощутимой, пропустив мою руку сквозь себя, но при том я почувствовал, что она прочнее стальной балки и способна выдержать нагрузку во много крат больше нынешней. Помимо этой были и иные опоры, служившие иным функциям, создававшие под башней сложную, полноценную систему, на которой она и «плыла».
Следом моё внимание привлекли громадные врата. Сперва я не заметил их из-за башни, но теперь, когда я стоял почти под ней и при желании мог дотронуться до основания рукой, мне открылся вид и на них.
Чудовищно громадные створки несколько пугали, но лишь своими исполинскими размерами. Можно было предположить, что тут обитают какие-то гиганты, но внешний вид статуй свидетельствовал об обратном. Хоть это и не люди (в чём я был уверен, пусть и лишь на уровне собственных ощущений), они ничем, или почти ничем от людей не отличались. Рост, пропорции этих гуманоидов, были сходны с нашими. Конечно, судить по статуям тоже дело не самое точное, но хоть лёгкое представление о местных обитателях они давали. В одном лишь сомневаюсь: не могут у аборигенов быть столь идентичные лица, как у этих изваяний. Разве что они обожают пластику лиц.
Помимо своих размеров, створки врат выделялись искусными украшениями, покрывавшими всю видимую мной поверхность. Обе створки врат были испещрены рисунками и прекрасной резьбой. И при этом я был на сто процентов уверен: врата были сделаны из натурального камня, из какого-то знакомого мне минерала с мудрёным названием.
Дойдя до врат я в этом убедился — они были холодны, да и минералы, из которых собирали створку, я узнавал, пусть и не все, да и названий не упомню.
Но работа, сам её вид, завораживала. Врата имели сложнейшую структуру, сочетая в себе под сотню различных минералов, собранных в многослойную мозаику, а кое где просто инкрустированных в общий узор.
Ещё одна «приятная» особенность: какие-либо петли у титанических врат попросту отсутствовали, а вместо них тоже светилось… ничто. Или нечто.
Оно отличалось от опор башни по тону, было чуть светлее, но имело ту же природу (монах его знает какую, но ведь какую-то должно иметь).
Я попробовал дотронуться и до этого света, предположив, что это запоры, но это оказалось что-то иное. Этот свет не имел ни плотности, ни осязаемости, ни какой бы то ни было информации в себе.
Чуть замявшись, я всё же решился и попробовал открыть дверь. Она была легка как перо, но толщина её давала ясно понять, что она не уступает стенам в прочности, да и вес её столь огромен, что ни одна петля этого попросту не выдержала бы. Тогда как, чёрт побери?
Насмотревшись на дверь, я поднял глаза в сторону предполагаемого горизонта. Вместо него взгляд мой уткнулся в лицо милой, светловолосой девушки в аккуратном светлом платье, парившей в паре метров передомной.
Девушка была одета в лёгкое светлое платье, поверх которого накинула идеально белый шёлковый плащ с откинутым на спину капюшоном. Края платья и плаща в нижней его части казались изрезанными, но их золотистая окантовка намекала, что так и задумано. Действительно, выглядит словно застывшие языки белого пламени, развивающиеся позади неё.
Девушка словно плыла в воздухе — даже волосы её парили, как и части её одежды, а ступни не касались пыльной грунтовки.
Наклонившись ко мне, она произнесла приятным мягким голосом:
— Мы ждём, поторопись…