69111.fb2 Кто командовал советскими партизанами. Организованный хаос - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

Кто командовал советскими партизанами. Организованный хаос - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

ЧАСТЬ IIЦентрализованная система управления: создание и реорганизация

Глава 1Планы централизации и ведомственные интересы

К осени 1941 г. тезис о необходимости создания централизованной системы управления партизанским движением стал уже общим местом. Докладные записки об этом писали и представители органов НКВД, и сотрудники армейских политорганов, и занимавшиеся партизанами партийно-советские чиновники. О некоторых из этих проектов мы уже упоминали.

Пожалуй, наиболее активно в пользу создания единого централизованного органа высказывались и партийные органы Белоруссии. 21 сентября 1941 г. Сталину была направлена докладная записка «К вопросу о постановке диверсионной работы в тылу врага» за подписью первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко. Сам Пономаренко потом утверждал, что разработал эту записку сам и «по своей инициативе»;[219] на самом деле это не совсем так. Записка имеет двойное авторство: основа ее принадлежит все тому же Старинову, а предложения — Пономаренко.[220] В записке предлагается развернуть 12–15 диверсионных школ по 500 человек с 10-ти дневным сроком обучения, преобразование диверсионной школы ЦК КП(б) Белоруссии в центральную, организация по одному диверсионному батальону на каждом из фронтов (в качестве эксперимента), учреждение специальной должности члена Военного совета фронта (армии) по вопросам партизанского движения и создание подчиненной НКО группы (инспекции) по координации вопросов подготовки и снабжения партизанских формирований.[221]

Буквально через несколько дней на стол Сталина легла еще одна записка, посвященная вопросам партизанского движения. Ее автором был генерал-лейтенант В. И. Репин, работавший в Главном управлении по формированию (Главупрформе) НКО. Продолжения Репина отличались масштабностью:

«Нужна сильная партизанская армия силою около миллиона бойцов-партизан, считая и территорию Западной Украины и Белоруссии…

Нужно собрать старых партизан и охотников из бойцов Красной Армии примерно 200–300 тысяч и пустить их в тыл противника. Это будет ядро-костяк партизанской армии, а остальную массу они навербуют из местного населения.

Вооружать нашим оружием партизан не следует, т. к. доставлять им огнеприпасы мы не сможем.

Партизаны должны быть вооружены и питаться огнеприпасами за счет врага. Это самый лучший способ вооружения партизан. На первый случай можно вооружить партизан трофейным оружием.

Дело создания крупных партизанских армий в настоящее время имеет исключительно важное значение…

Организационно-техническую работу этого важнейшего мероприятия следует возложить на Генеральный штаб Красной Армии».[222]

Очевидная абсурдность предложений Репина не помешала Главупрформу разработать на их основе проект реформирования партизанского движения. Этот проект, подписанный начальником Главупрформа генералом Е. А. Щаденко, был направлен Сталину 7 декабря. Согласно проекту, для руководства партизанскими действиями предполагалось:

«1. Сформировать при Главупрформеуправление по формированию партизанских частей, соединений. Начальником управления назначается генерал-лейтенант Репин В. И.

2. Военным Советам фронтов, армий и военных округов… сформировать отдел по организации, подготовке и руководству партизанскими частями и соединениями с подчинением Военному Совету».[223]

Таким образом, вместо централизованной системы управления партизанским движением, Главупрформ предложил создать еще одну независимую структуру (наравне с 4-ми отделами НКВД, военной разведкой, особыми отделами, спецотделами политуправлений, партийными органами и т. д.). Это само по себе было недопустимо, но еще хуже было то, как в новой структуре предлагалось использовать партизанские формирования. А предлагалось следующее: создать две партизанские армии «народных мстителей» (конную и стрелковую) численностью 33 006 и 26 481 чел. и действовать ими по тылам противника с юга и северо-запада.[224]

Хрущев в своих воспоминаниях потом характеризовал Щаденко как человека честного, но «какого-то полуидиота»; полковник И. Г. Старинов в приватных беседах высказывался сходным образом: «дурнее я человека не видал». Неудивительно, что проект Главупрформа был Сталиным отвергнут.

Самым интересным для нас здесь оказывается внезапно проявившееся стремление к «разрастанию» ведомственных структур по руководству партизанским движением. Одновременно (что, в принципе, не должно удивлять), те структуры, которые занимались партизанским движением, боролись за сохранение своих полномочий.

Отвергнув проект Главупрформа, Сталин поручил Пономаренко начать работу по созданию централизованного органа по руководству партизанами — Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД). Это решение вызвало сильное противодействие со стороны наркома НКВД Берии. Роль органов внутренних дел в развитии партизанского движения действительно трудно было переоценить: на учете 2-го отдела НКВД СССР к концу 1941 г. состояло 1798 партизанских отрядов (общей численностью 70 796 чел.) и 1153 разведывательно-диверсионные группы (7143 чел.), что составляло около 90 % всех партизанских формирований, закрепившихся на оккупированной территории к этому времени.[225]

Для начала в ГКО из Наркомата внутренних дел стали регулярно поступать спецсообщения о боевой деятельности чекистских партизанских отрядов.[226] Кроме того, деятельность подконтрольных органам НКВД партизанских и диверсионных групп регулярно обобщалась в спецсообщениях на имя наркома внутренних дел, которые, насколько можно судить, также демонстрировались высшему руководству страны.[227] Все эти сообщения выгодно оттеняли ту огромную роль, которую органы госбезопасности играли в организации партизанского движения, и подготавливали благоприятную почву для дальнейших действий.

20 декабря, в день годовщины создания ВЧК, нарком внутренних дел собрал оперативное совещание руководящего состава. Судоплатов вспоминал: «По поручению Сталина он поставил передо мной ответственные задачи по развертыванию зафронтовой работы в тесном взаимодействии с командованием Красной Армии. Придавалось исключительное значение перенесению акцента наших усилий, в соответствии с поручением Жукова, на разрушение коммуникаций отступающих немецких войск».[228]

Как только руководство страны убедилось в том, что участие органов госбезопасности в партизанском движении крайне велико, был поставлен вопрос о целесообразности формирования независимого штаба партизанского движения. К чему ненужный параллелизм?

«В разгаре работ по созданию штаба, — вспоминал начальник ЦШПД П. К. Пономаренко, — неожиданно было получено указание приостановить организацию штаба. Как потом выяснилось, причиной этого указания была записка Берия о нецелесообразности создания такого штаба, так как, по его мнению, руководство движением он мог осуществлять сам, без специального штаба».[229] Кроме того, по мнению наркома внутренних дел, деятельность партизан «из народа» носит стихийный, разрозненный характер, не поддается руководству и не может дать ожидаемого оперативного эффекта. Специальной деятельностью за линией фронта должны заниматься профессионалы из органов внутренних дел.[230]

От создания ЦШПД отказались; вместо этого 18 января 1942 г. в структуре НКВД СССР на базе 2-го отдела было создано специальное 4-е Управление, задачей которого являлось осуществление разведывательно-диверсионной деятельности в тылу противника; возглавил новое управление П. А. Судоплатов.[231] Можно согласиться с выводом В. А. Романова, что создание 4-го Управления «было призвано повысить эффективность действий формирований НКВД за линией фронта и одновременно повысить удельный вес этого направления деятельности в рамках центрального аппарата наркомата».[232] В составе наркоматов внутренних дел Украины и Белоруссии создавались подчиненные Центру 4-е Управления, которым, в свою очередь, подчинялись 4-е отделы УНКВД.[233] В состав 4-го Управления НКВД СССР был включен так же Штаб истребительных батальонов и партизанских отрядов. Штат штаба был всего 15 человек (при штате всего Управления в 113 человек), но в случае необходимости он, безусловно, мог быть развернут во что-нибудь более значительное.[234] Система, таким образом, приобрела законченный централизованный характер.

Структура самого 4-го Управления была следующей:

Руководство;

Секретариат;

Финансовая группа;

Информационно-учетное отделение;

1-й отдел (зарубежный):

1-е отделение (Европейское);

2-е отделение (Африка, Дальний Восток);

3-е отделение (Ближний Восток, Турция, Иран, Афганистан, арабские страны, Средняя Азия, Закавказье);

4-е отделение (работа по военнопленным и интернированным);

2-й отдел (территории СССР, оккупированные и угрожаемые противником):

1-е отделение (Москва и Московская область);

2-е отделение (УССР, Молдавская ССР, Крымская АССР);

3-е отделение (БССР);

4-е отделение (РСФСР, Карело-Финская ССР);

5-е отделение (Литовская ССР);

6-е отделение (Латвийская ССР);

7-е отделение (Эстонская ССР);

8-е отделение (вербовка спецагентуры из числа заключенных лагерей);

9-е отделение (учетное);

3-й отдел:

1-е отделение (технической подготовки);

2-е отделение (оперативное);

3-е отделение (материально-технического снабжения);

1-й и 2-й отряды взрывников;

4-й отдел:

1-е отделение («Д»);

2-е отделение («ТН»);

3-е отделение (подготовки);

4-е отделение (материально-техническое).[235]

В приказе о создании 4-го Управления цель новой структуры определялась как «проведение специальной работы в тылу противника, а также организация и осуществление мероприятий по выводу из строя и уничтожения промышленных предприятий и других важных сооружений на территории, угрожаемой противником».[236] Суть «специальной работы в тылу противника» определялась отдельно. На 4-е Управление возлагались задачи:

1) В области разведывательной деятельности: сбор и передача командованию РККА разведданных о дислокации противника, численном составе и вооружении его войсковых соединений и частей; о местах расположения штабов, аэродромов, складов и баз с оружием, боеприпасами и ГСМ; о строительстве оборонительных сооружений; изучение режимных, политических и хозяйственных мероприятий немецкою командования и оккупационной администрации.

2) В области диверсионной деятельности: нарушение работы железнодорожного и автомобильного транспорта, срыв регулярных перевозок в тылу врага; вывод из строя военных и промышленных объектов, штабов, складов и баз вооружения, боеприпасов, ГСМ, продовольствия и пр. имущества; нарушение линий связи на железных, шоссейных и грунтовых дорогах, узлов связи и электростанций в городах, а также других объектов, имеющих важное народнохозяйственное значение.

3) В области контрразведывательной деятельности: установление мест дислокации разведывательнодиверсионных и контрразведывательных органов и школ немецких спецслужб, их структуры, численного состава, системы обучения, системы обучения агентов, путей их проникновения в части и соединения РККА, партизанские отряды и советский тыл; выявление вражеских агентов, подготавливаемых к заброске или заброшенных в советский тыл для проведения шпионско-диверсионной и террористической деятельности; установление способов связи агентуры противника с ее разведцентрами; разложение коллаборационистов частей; ограждение партизанских отрядов от проникновения вражеской агентуры.[237]

Как видим, деятельность 4-го Управления была сосредоточенна преимущественно на проведении диверсионных операций; помощь местным партизанам оказывалась лишь по конкретным вопросам (разведывательное и контрразведывательное обеспечение). Структура 4-го Управления не предусматривала возможности осмысленного военнооперативного управления всеми действовавшими на оккупированной территории партизанскими формированиями.

В ведомственных рамках не было возможности координировать деятельность партизан, затруднялось финансирование развертывания партизанской борьбы.[238] Даже партизанские и диверсионные отряды ОМСБОН периодически сидели на «голодном пайке». «Серьезная трудность, которую приходилось преодолевать ОМСБОНу в течение всех лет войны, заключалась в том, что материально-техническое обеспечение бригады далеко не соответствовало масштабам и значимости стоящих перед нею задач, — рассказывал чекист С. С. Бельченко, впоследствии — заместитель начальника ЦШПД. — Острая нужда испытывалась прежде всего в автоматах, минах различных образцов, взрывчатке. А ведь ОМСБОНу приходилось выделять из своих скудных резервов мины и взрывчатку для местных партизан и подпольщиков».[239] Нередкими оказывались случаи, когда партизанские отряды, выходившие в расположение советских войск, передавались чекистами военному командованию «ввиду невозможности их обмундирования и снабжения»[240] — тогда имевшие бесценный опыт боевой деятельности во вражеском тылу кадры гибли в «правильном» бою.

До тех пор, пока отряды, починенные органам госбезопасности, преобладали в партизанском движении, эти проблемы не принимали острого характера.

Вклад, сделанный советскими органами госбезопасности в развитие партизанского движения, вне всякого сомнения, крайне велик. Чекисты принимали участие в организации значительного количества партизанских отрядов и групп, сумели обеспечить некоторое руководство боевыми действиями этих формирований во вражеском тылу (что для первого года войны было крайне редким явлением). Наконец, руководству НКВД удалось создать достаточно стройную ведомственную систему, отвечавшую за проведение «зафронтовой» работы, систему, оказавшуюся гораздо более эффективной, чем аналогичные структуры партийных и советских властей, военной разведки или армейских политорганов.

Вместе с тем, на наш взгляд, неправомерно рассматривать роль, сыгранную органами НКВД в развертывании партизанского движения, как «ключевую».[241] Повторяем, это роль была крайне велика, однако как ключевую ее можно было рассматривать лишь если бы не существовало структур, занимавшихся организацией и руководством партизанских формирований и сравнимых с ведомственной структурой НКВД. Однако подобные структуры — пусть даже и менее эффективные — существовали.

Одной из таких структур были диверсионные органы военной разведки, которые также претерпели изменения зимой 1942 г. 16 февраля Разведуправление Генштаба было реорганизовано в Главное разведывательное управление ГШ; при этом 5-й (диверсионный) отдел вошел в состав 1-го Управления, занимавшегося агентурной разведкой.[242] Таким образом, уже не предполагалось, что военная разведка станет заниматься организацией партизанского движения; диверсионная деятельность оказывалась совмещенной с агентурной работой — подход, который критиковался еще в 20–30-х гг.[243] Вместе с тем приходится признать, что именно этот подход получил во время войны наибольшее распространение; фактически приказ наркома обороны лишь зафиксировал статус-кво.

Более того, в самом 5-м отделе все более ориентировались на ведение разведки и все менее на диверсии. И. Н. Черный (Банов), направленный весной 1942 г. в партизанский отряд Г. М. Линькова заместителем по разведке, вспоминает слова нового начальника отдела полковника Н. К. Патрахальцева (сменившего на этом посту раненого Мамсурова): «Тебе сразу же придется столкнуться с рядом трудностей… Опыт показывает, что партизаны предпочитают взрывать эшелоны, а не вести разведку… Надо перестроить всю работу линьковского отряда. Главной задачей отряда должен стать сбор данных о противнике».[244]

В то же время на уровне разведотделов фронтовых и армейских штабов диверсионная работа велась преимущественно в прифронтовой полосе, в тактических интересах советских войск. О работе в глубоких тылах противника, где с наибольшим успехом действовали уцелевшие зимой 1941–1942 гг. партизанские отряды, речь не шла.

Зимой 1941/42 г. выяснилось, что наладить эффективное взаимодействие между сложившимися ведомственными системами управления партизанским движением невозможно ввиду слишком большого количества «игроков» и их полной независимости друг от друга. Выявились также две тенденции дальнейшего развития систем управления партизанским движением.

Центробежная тенденция проявилась, в частности, в стремлении Главупрформа РККА создать собственные структуры «зафронтовой» деятельности; на практике это означало дальнейшее разрастание дублирующих друг друга партизанских управленческих структур, вело к неразберихе и понижению эффективности партизанской борьбы.

Центростремительная тенденция главным образом проявилась в усилиях Военных советов фронтов, стремившихся наладить взаимодействие между ведомственными структурами. Эти усилия увенчались успехом лишь на Ленинградском фронте, где был создан централизованный Ленинградский штаб партизанского движения — прообраз будущей централизованной системы управления партизанским движением.

Ситуация усугублялась тем, что на оккупированной территории партизанские отряды возникали не только при поддержке с «Большой земли»; нацистская политика геноцида против «низших рас» порождала народное партизанское движение. Уже к весне 1942 г. соотношения партизанских отрядов НКВД и местных партизанских отрядов серьезно изменилось. Как только сошел снег, в леса стали уходить перезимовавшие в селах «окруженцы» и местные жители, недовольные оккупационным режимом. Число партизанских отрядов росло взрывообразно.

Руководство партизанами необходимо было выводить на принципиально новый уровень; то, что НКВД не могло полностью охватить все партизанское движение на оккупированной территории, стало очевидно. «Необходимость совершенствования военно-оперативного руководства партизанским движением, — вспоминал Бельченко, — назревала все острее».[245]

Весна 1942 г. стала одним из наиболее значительных периодов в развитии советского партизанского движения. Рост числа партизанских формирований, увеличение количества людей, вовлеченных в партизанскую борьбу, позволяли превратить борьбу в тылу врага из фактора тактического значения, как это было ранее, в подлинный «второй фронт», влияющий на оперативные тылы германских войск и, следовательно, на ход войны.

Однако достичь этого было возможно только при создании соответствующих управленческих структур. Существующие ведомственные системы управления партизанским движением не могли взять на себя выполнение этих функций по причине ограниченности сфер своей деятельности и наличия конкурирующих структур.

Кроме того, события весны 1942 г. показали, что эффективность ведомственных структур достаточно сомнительна. Даже 4-е Управление НКВД СССР испытывало серьезные трудности при обеспечении растущих партизанских формирований;[246] схожие, но значительно большие трудности испытывали органы военной разведки, спецотделы политуправлений. Эти значительные проблемы, однако, не шли ни в какое сравнение с катастрофой, постигшей органы партийного руководства партизанским движением. Весной 1942 г. немецкие спецслужбы нанесли сокрушительный удар по минскому подполью; было казнено 405 подпольщиков и партизан, в том числе 28 руководящих работников месте с секретарем подпольного горкома. Тогда же на Украине были захвачены и впоследствии казнены руководители подпольных партийных организаций Харькова, Днепропетровска, Киева, Винницы, Славуты и других городов. В Литве еще в марте 1942 г. погибли две оперативные группы ЦК КП(б) Литвы во главе с секретарем ЦК И. Мескупасом-Адомасом, были уничтожены Паневежская и Шауляйская подпольные организации. Организаторские группы, забрасываемые в тыл противника партийными органами, гибли практически повсеместно.[247] Те из подпольщиков, кто не попал под удар германской контрразведки, сразу уходили в партизанские отряды; там было гораздо безопаснее и имелось больше возможностей нанести вред врагу. Руководить войной во вражеском тылу «из подполья» было уже практически невозможно.

Таким образом, противнику удалось нанести партийной системе руководства партизанским движение удар, ставивший под вопрос ее дальнейшее существование. Одной из немногих партийных структур, занимавшихся партизанским движением более или менее эффективно, оказалась опергруппа ЦК КП(б) Белоруссии на Калининском фронте, возглавляемая П. К. Пономаренко.[248]

Наличие этих параллельных структур не способствовало эффективному руководству партизанами и вызывало множество малоприятных инцидентов. «Бывало и так: одни насаждали в тылу врага агентуру, другие, сами того не зная, ее уничтожали».[249]

Кризис ведомственных систем управления усугублялся еще и тем, что партизанские отряды, действовавшие на оккупированной территории, тесно взаимодействовали друг с другом;[250] сохранить замкнутый, ведомственный, характер при выполнении одних и тех же задач было невозможно. Таким образом, партизанское движение приобретало единый характер, что ставило вопрос о едином же управлении им.

Это осознавали и сами партизаны. «Хуже всего дело было с тем, что мы не знали, кто нами руководит, кому подчиняемся, мы не знали, с кем мы имеем дело и к кому мы должны обращаться. Подчинять нас находилось людей очень много, а если что-нибудь надо было получить, то не найдешь», — так характеризовал сложившееся положение один из партизанских командиров.[251]

Военное руководство, объективно заинтересованное в развитии насколько можно более масштабного партизанского движения, осознавало, что действия партизан могли быть эффективнее. В начале апреля 1942 г. Генштаб РККА отдал штабам направлений и фронтов распоряжение о необходимости использования диверсионных групп и партизанских отрядов для понижения маневренности противника, создания для него затруднений с подвозом и эвакуацией.[252] Распоряжение было в своем роде уникальным; по крайней мере, до этого Генштаб практически не обращал на партизан внимания. В марте — апреле 1942 г. командующий Западным фронтом Г. К. Жуков приказывал партизанским отрядам усилить боевые действия на коммуникациях противника;[253] именно в этом были заинтересованы действующие войска. Тогда же армейские политорганы активизировали пропагандистские мероприятия на оккупированной территории.[254]

Определенный успех усилия армейцев принесли: например, в марте 1942 г. партизаны Орловской области нанесли по коммуникациям противника очень сильный удар.

Орловская область была оккупирована в начале октября 1941 г. Сокрушив войска Брянского фронта, 2-я танковая армия Гудериана ушла дальше — на Тулу и Москву. А перед командующим тылом армии встала нелегкая задача организации на захваченных территориях оккупационного порядка.

Анализ немецких документов, проведенный американскими историками, свидетельствует, что главной проблемой командующего тылом был недостаток войск. «После продвижения боевых частей дальше на восток ответственность за управление и обеспечение безопасности в этом регионе была возложена на командование тыловых частей второго эшелона. Имеющихся в их распоряжении сил едва хватало для занятия крупных центров и защиты главных линий коммуникаций».[255]

Главными коммуникационными линиями были, естественно, железные дороги. В области их было немало. С запада в область вели две железные дороги: Гомель — Клинцы — Унеча — Брянск с юго-запада и Смоленск — Рославль — Брянск с северо-запада. Из Брянска железные дороги расходились по четырем направлениям. На юг шла железнодорожная ветка Брянск — Навля — Льгов — Харьков. От Льгова на восток уходила железная дорога к Курску. На юго-восток из Брянска шла железная дорога на Орел; на северо-восток — к Калуге, на севере — к Кирову и Вязьме. Еще одна железнодорожная ветка напрямую связывала Орел и Курск.

Значительная протяженность железных дорог сама по себе делала их защиту довольно-таки трудным делом. Ситуация усугублялась тем, что западная и юго-западная части Орловской области были покрыты густыми лесами, в которых находили укрытие «окруженцы» разбитого Брянского фронта, а также организованные местными партийными властями и органами госбезопасности партизанские отряды и диверсионные группы. Согласно отчету начальника 4-го отдела УНКВД по Орловской области, в общей сложности на оккупированной территории было оставлено 72 партизанских отряда общей численностью 3257 человек, 91 партизанская группа общей численностью 356 человек и 114 диверсионных групп численностью 483 человека.[256] Немаловажным было то, что в отличие от партизан приграничных областей, которых летом 1941 г. забрасывали в тыл врага практически без подготовки, у орловских партизан было время на слаживание. Больше половины из них к тому же прошли подготовку в специальных школах, в первую очередь — в возглавлявшемся полковником Стариновым Оперативно-учебном центре. Результат не замедлил сказаться: в течение октября — середины декабря распалось лишь 8 партизанских отрядов общей численностью 356 человек.[257]

Сил, брошенных оккупантами на обеспечение безопасности тыла, оказалось недостаточно. По данным 4-го отдела УНКВД Орловской области, к середине декабря орловские партизаны вывели из строя 1 бронепоезд противника, 2 танка, 17 бронемашин, 82 грузовых машины, убили 176 вражеских офицеров, 1012 солдат и 19 предателей. Кроме того, было уничтожено 11 деревянных мостов, 2 железнодорожных, 1 понтонный и произведено 3 подрыва железнодорожных путей.[258] Возможно, эти данные были несколько завышенными (суворовский принцип «пиши поболее, чего басурман жалеть» никто не отменял), однако то, что партизаны причиняли оккупантам серьезные неприятности, сомневаться не приходится.

К концу 1941 г. «партизанская угроза» оккупантам увеличилась. В южную часть Брянских лесов между железной дорогой Брянск — Навля — Льгов и рекой Десной стали выходить партизанские отряды из соседней Курской области и с Украины (соединения Ковпака и Сабурова). На севере области советские войска освободили Киров, тем самым перерезав железнодорожную магистраль Брянск — Вязьма. В линии фронта образовалась брешь, через которую шла помощь партизанам. Концентрация партизан на Брянщине увеличивалась, а вместе с ней увеличивалась и активность боевых действий.

Войск для борьбы с партизанами у оккупантов, как обычно, не хватало. «Группа армий надеялась ликвидировать угрозу партизанского движения как только будет упрочено положение на фронте, — писал в конце февраля командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге. — Однако развитие событий в последнее время показывало, что эти надежды лишены оснований, так как напряженная обстановка на фронте не давала возможности отвести с фронта соединения, относящиеся к службе тыла».[259]

И вот, воспользовавшись сложившейся ситуацией, в первой половине марта брянские партизаны нанесли удар по жизненно необходимым оккупантам железным дорогам. Удар оказался сокрушительным. «Железные дороги Брянск — Дмитриев-Льговский и Брянск — х[утор] Михайловский выведены из строя, — докладывали в Москву Емлютин и Сабуров. — На всем протяжении пути все мосты взорваны. Железнодорожный узел х[утор] Михайловский партизаны разрушили. Немцы пытаются восстановить железнодорожное движение на участке Брянск — Навля, но эти попытки срываются партизанами».[260]

Немецкие источники эту информацию подтверждают: «в марте 1942 года партизаны остановили движение на железной дороге Брянск — Льгов и препятствовали использованию немцами железнодорожной линии Брянск — Рославль. На основных шоссейных дорогах (Брянск — Рославль, Брянск — Карачев, Брянск — Жиздра) угроза была столь велика, что движение по ним можно было осуществлять лишь крупными колоннами».[261]

Успех брянских партизан показал, насколько мощным оружием может оказаться партизанское движение.

Кризис, переживаемый ведомственными системами по управлению партизанским движением; заинтересованность военных в повышении эффективности действий партизан; рост партизанских отрядов, тесно взаимодействующих между собой вне зависимости от изначальной ведомственной принадлежности — все это свидетельствовало о необходимости создания новой, централизованной системы управления партизанским движением.

Однако воплотить это на практике было не так-то легко.

Попытки централизации на базе какого-либо одного ведомства вели к весьма острым и болезненным конфликтам, негативно влиявшим на эффективность партизанского движения. Так, начальник оперативно-чекистской группы, занимавшейся руководством партизанским движением в Крыму, жаловался в Центр:

«Всю разведывательную работу вела исключительно оперативно-чекистская группа, но в силу неимения своей связи добытые материалы передавались разведотделу Крымского, а затем Северо-Кавказского фронта, который не только эти данные, но и в ряде случаев пакеты, доставленные на самолетах из партизанских отрядов и непосредственно адресованные НКВД Крыма, умышленно не передавал нам. Этот самый разведотдел и его руководитель Капалкин, а также маршал Советского Союза Буденный вместо помощи всячески мешали нам в работе».[262]

Таким образом, попытка решить проблему в рамках фронта волюнтаристской передачей задач руководства партизанским движением в ведение какого-либо одного ведомства оказывалась неэффективной.

Докладные записки о необходимости создания централизованной системы управления партизанами, которые направляли руководству страны непосредственно занимавшиеся вопросами партизанского движения военные, до тех, в чей компетенции было принимать решения, не доходили и никакой реакции не вызывали.[263] Руководство страны, еще сравнительно недавно (в начале января 1942 г.) принявшее принципиальное решение о руководстве партизанскими формированиями через сложившиеся ведомственные системы, сосредоточилось на решении более важных задач и искренне полагало, что в области организации партизанского движения все обстоит нормально.

Таким образом, ситуация казалась безвыходной: попытаться изменить ситуацию на уровне фронтов и армий означало взорвать баланс между ведомственными системами и спровоцировать разрушительные для партизанского движения межведомственные конфликты, а в масштабе страны изменить ситуацию было невозможно, поскольку информация о неожиданном кризисе существующих систем управления партизанским движением не доходила до руководства страны.

Существуют моменты, когда кажется невозможным сойти с пути, ведущего к катастрофе, когда кажется, что грядущая катастрофа объективно обусловлена, неизбежна. В такие моменты изменить идущий своим чередом ход событий невероятно трудно, но зато тот, кто сумеет это сделать, входит в историю.

Для советского партизанского движения весна 1942 г. была периодом кризиса (большинством участников событий не осознаваемого как таковой), периодом, когда решался вопрос о том, смогут ли партизанские формирования влиять на стратегический ход войны, или же их действия останутся хоть и массовыми, но локальными по существу акциями, причиняющими противнику неудобство, но не влияющими на положение на фронтах.

Естественный ход событий делал более чем вероятным второй вариант; то, что на самом деле реализован оказался первый, стало следствием усилий одного человека.

Глава 2Создание Центрального Штаба партизанского движения

Полковник И. Г. Старинов, уже упоминавшийся в нашей работе, кадровый диверсант с довоенным стажем, человек, летом и осенью 1941 г. сделавший многое для организации партизанских формирований в Белоруссии и на Украине, был не единственным, кто писал руководству страны о необходимости централизации управления партизанским движением. Однако делал это он с исключительной энергией и упорством, подобных которым не проявил никто.

В течение всей весны 1942 г., помимо выполнения своих непосредственных обязанностей помощника начальника штаба инженерных войск РККА и начальника Оперативно-инженерной группы Южного фронта, Старинов непрерывно обращался с идеями о том, как повысить эффективность партизанских действий ко всем, с кем встречался по службе — от своего непосредственного начальника генерала М. П. Воробьева[264] до контр-адмирала С. Г. Горшкова[265] и секретаря ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко.[266] Он разрабатывал докладные записки о необходимости централизации партизанского движения и создания частей специального назначения, под которыми убеждал подписаться тех, кто имел какой-нибудь вес для руководства страны — даже если к партизанам они не имели никакого отношения. Наконец, будучи в Москве, Старинов обратился к начальнику артиллерии Красной Армии, заместителю наркома обороны генерал-полковнику Н. Н. Воронову. Воронова он хорошо знал по Испании, где тот был старшим военным советником на том же фронте, где действовали диверсионные отряды Старинова.

24 мая 1942 г. Воронов обратился к Сталину с предложениями о совершенствовании руководства партизанской борьбой. Их суть сводилась к следующему: создание единого центра по руководству партизанскими и диверсионными действиями в виде партизанского фронта с командующим фронтом и его штабом, подчиненного Ставке ВГК, при фронтах создать оперативные группы по руководству партизанскими действиями. Кроме этого предлагалось от действий крупных отрядов перейти к действиям многочисленных, мелких неуязвимых групп и отрядов.[267] Стилистика документа ясно говорит о том, что в его написании принимал участие полковник Старинов.

«Через несколько дней я докладывал в Ставке по неотложным делам, — вспоминал впоследствии Воронов. — Верховный задержал меня и предложил принять участие в рассмотрении других вопросов. Он взял со стола папку и изложил присутствующим содержание моей докладной записки. Мои предложения были приняты полностью».[268]

Так увенчались успехом многомесячные усилия Старинова; руководством страны было принято принципиальное решение о централизации партизанского движения.

В двадцатых числах мая первый секретарь ЦК ВКП (б) Белоруссии П. К. Пономаренко был вызван в Москву. Когда зимой 1941–1942 гг. идея о создании ЦШПД появилась впервые, Пономаренко был назначен его начальником; теперь Центральный штаб создавался вновь и Пономаренко не без основания надеялся, что возглавит его именно он. В Москве его постигло жестокое разочарование. «В одном из отделов ЦК, — вспоминал впоследствии Пантелеймон Кондратьевич, — меня представили В. Т. Сергиенко — наркому внутренних дел УССР, который прибыл в столицу также в связи с предстоящим решением ГКО о создании Центрального штаба партизанского движения. Только на этот раз именно он должен был возглавить ЦШПД».[269]

Как выяснилось, Сергиенко был совместной креатурой главы НКВД Берии и первого секретаря украинской компартии Хрущева.

Для Берии было важно сохранить контроль над партизанами. Прямо контролировать партизанское движение по объективным причинам было невозможно; оставалось лишь посадить на эту должность своего человека. Мотивы Хрущева более сложны. С одной стороны, о личностной неприязни между Хрущевым и Пономаренко ходили легенды;[270] потому неудивительно, что Никите Сергеевичу меньше всего хотелось, чтобы его противник стал начальником ЦШПД. В тот период, однако, для Хрущева возможность провести в начальники ЦШПД своего была важна и по другой причине. 12 мая началось наступление Юго-Западного фронта, ставившее целью освобождение Харькова. К 16 мая наступление застопорилось. Стало ясно, что за неудачу придется отвечать людям, прямо за эту операцию ответственным, — Тимошенко и Хрущеву; контроль над партизанами мог скомпенсировать для Хрущева последствия поражения на фронте.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга Сергиенко был сотрудником НКВД и, как таковой, устраивал Берию. Он был наркомом внутренних дел Украины и, как таковой, устраивал Хрущева. Наконец, оп обладал достаточно высоким рангом для назначения начальником ЦШПД. Однако в конечном итоге решение принимал Сталин, и решение его могло оказаться неожиданным. Понимая это, Берия предпринял маневр для нейтрализации Пономаренко, выдержанный в лучших бюрократических традициях.

Мы уже писали о НКВД Белоруссии, возглавляемом Л. Цанавой и прекратившем свое существование в результате оккупации республики противником. Вместо республиканского НКВД и его территориальных управлений были созданы оперативно-чекистские группы; естественно, что Цанава возглавил оперативно-чекистскую группу НКВД БССР. В условиях, когда Белоруссия была оккупирована, заниматься эта группа, равно как и подчиненные ей областные оперативно-чекистские группы, могла только разведкой и организацией партизанского движения. Делалось это в тесном взаимодействии с 4-м Управлением и Штабом истребительных батальонов НКВД СССР.[271]

В мае 1942 г., после принятия принципиального решения о создании ЦШПД, Цанава подготовил докладную записку, в которой писал следующее: «Ввиду того, что в настоящее время партизанским движением на территории Белоруссии занимаются ЦК КП(б) Белорусской ССР, 4-е Управление и Штаб истребительных батальонов НКВД СССР, со своей стороны считаю необходимым создать еще один орган для руководства партизанским движением по Белорусской ССР».[272]

По всей видимости, записка Цанавы была инспирирована Берией. Таким образом Сталину демонстрировалось неумение Пономаренко наладить взаимодействие с занимающимися партизанскими вопросами органами даже на республиканском уровне. Можно ли доверить такому человеку руководить централизованной системой управления партизанским движением?

Отфиксировав этот тезис, 27 мая Берия представил Сергиенко Сталину; согласно «Журналу посещений…», разговор длился почти час.[273]

Пономаренко же наркомвнудел УССР не удовлетворял совершенно, причем не только по управленческим соображениям.

«Нас разместили в гостинице «Москва», — вспоминал Пономаренко. — В тот вечер Сергиенко позвонил мне и пригласил к себе в номер. Он уже изрядно выпил: на столе в центре обильной закуски стояла наполовину пустая бутылка водки. Сказав несколько приветственных слов, Сергиенко сразу же стал настойчиво агитировать меня отметить предстоящее событие. Сославшись на недомогание, я отказался от его предложения. Мне будущий начальник Центрального штаба (я его раньше не знал) пришелся не по душе.

«Не компанейский ты, оказывается, мужик, — пробурчал, перейдя на фамильярный тон, глава украинского НКВД и многозначительно добавил: — А ведь под моим началом будешь, поди, не один год служить».

Еще более захмелев, он стал хвастаться не только знакомством, но и тесными связями с большими и влиятельными людьми в стране.

«Никита Сергеевич и Лаврентий Палыч меня очень уважают и ценят за хватку, исполнительность, смелость и инициативу, — «скромно» повествовал Сергиенко. — И у меня назревает хорошая перспектива по службе. Налажу деятельность Центрального штаба, а там, глядишь, и новое выдвижение».

Вслед за этим «без пяти минут» начальник ЦШПД перешел к описанию собственных, далеко не рядовых «заслуг» в борьбе с «врагами народа». Стал рассказывать о том, как он «умело» допрашивал арестованного бывшего первого секретаря ЦК КП(б) У П. П. Постышева, выбивая у него «признания» обыкновенной палкой.

«Я так приучил его к моему «орудию», что когда входил к этому троцкисту в камеру, тот сразу же бросался в угол и закрывал голову руками», — продолжал свой палаческий рассказ Сергиенко.

Выслушивать его дальше было выше сил, и я, сославшись на плохое самочувствие и усталость, стал прощаться.

Сергиенко наконец прекратил свои излияния и сказал, чтобы я никуда в ближайшие дни не отлучался, т. к. после соответствующего постановления ГКО он намерен провести первое заседание Центрального штаба партизанского движения».[274]

По вполне понятным причинам Сергиенко был последним, кош Пономаренко хотел бы иметь в начальниках. Вместе с тем Пантелеймон Кондратьевич был опытным аппаратчиком и понимал, что даже если Сергиенко и станет начальником ЦШПД, это будет не концом подковерной борьбы, а ее началом. Поэтому он справился в ЦК о кадрах, предназначавшихся на руководящие должности в ЦШПД, приступил к вербовке сторонников. Так, помощник начальника Оперативного отдела ЦШПД майор А. И. Брюханов рассказал в своих мемуарах о том, как Пономаренко сделал ему предложение, от которого невозможно отказаться. «Вы, товарищ майор, пришли к нам из армии и, разумеется, привыкли за долгие годы службы к армейской субординации и дисциплине. Это хорошо. Но не забудьте о том, что вы не только кадровый командир Красной Армии, но и коммунист. Работая у нас, вы должны будете придерживаться партийного стиля работы и не ограничивать свою деятельность привычными рамками чисто военной службы… Если обстановка потребует, я вызову вас лично, не прибегая к помощи непосредственных начальников, и дам соответствующие указания».[275] Брюханов согласился на это противоречащее всем армейским порядкам, но обыкновенное для бюрократической борьбы предложение.[276]

30 мая 1942 г. состоялось заседание ГКО, посвященное вопросам партизанского движения. Присутствовавший на заседании Микоян впоследствии рассказывал следующее:

«Докладчиком по данному вопросу был Лаврентий Берия. Вместе с Никитой Хрущевым они подготовили предложения по основным задачам и направлениям деятельности ЦШПД, который должен функционировать при Ставке ВГК, но под руководством НКВД СССР. Доложил и о персональном составе нового органа во главе с В. Т. Сергиенко, который, по словам Берии, очень хорошо проявил себя в должности наркома внутренних дел Украины.

«А вам не жаль отдавать в Центр такие хорошие украинские кадры?» — спросил не без иронии Сталин, обращаясь к Хрущеву и Берия. Вслед за этим, уже более резким топом он сказал, смотря только на Берия:

«У вас — узко ведомственный подход к этой чрезвычайно важной проблеме. Партизанское движение, партизанская борьба — это народное движение, народная борьба. И руководить этим движением, этой борьбой должна и будет партия. Сейчас то, что требуется, мы и исправим. И начальником ЦШПД будет член ЦК ВКП(б)». С этими словами Сталин взял синий карандаш, обвел стоявшую последней в представленном списке мою фамилию и стрелочкой поставил ее на первое место».[277]

Юридически решение было оформлено постановлением ГКО от 30 мая 1942 г., согласно которому «в целях объединения руководства партизанским движением в тылу врага и дальнейшего развития этого движения» при Ставке Верховного Главнокомандования создавался Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД), которому подчинялись создаваемые при военных советах соответствующих фронтов Украинский (при Военном совете Юго-Западного направления), Брянский, Западный, Калининский штабы партизанского движения, а также уже существовавшие Ленинградский и Карело-Финский ШПД.

Начальником ЦШПД назначался П. К. Пономаренко; работой же руководила Коллегия ЦШПД в составе начальника ЦШПД П. К. Пономаренко, представителя НКВД СССР В. Т. Сергиенко и представителя Разведуправления ГШ РККА Г. Ф. Корнеева. Аналогичным образом (представители парторганов, НКВД и армейской разведки) строились руководящие органы подчиненных штабов.[278] От ГКО деятельность ЦШПД курировал маршал К. Е. Ворошилов.[279]

Основное направление деятельности ЦШПД было определено в постановлении следующим образом: «В своей практической деятельности по руководству партизанским движением Центральный штаб партизанского движения должен исходить из того, что основной задачей партизанского движения является дезорганизация тыла противника».[280]

Органы госбезопасности были в значительной мере отстранены от управления партизанским движением, причем сделано это было достаточно демонстративно. Приказ наркома обороны о формировании ЦШПД, подчиненных ему фронтовых ШПД и оперативных групп при военных советах армий был издан лишь 16 июня 1942 г.;[281] однако еще 1 июня, на следующий день после принятия решения о централизации управления партизанским движением, было реорганизовано 4-е Управление НКВД СССР, сфера деятельности которого была ограничена организацией и руководством агентурно-разведывательной и диверсионной деятельностью в тылу противника. Соответствующее изменение претерпело и штатное расписание Управления.[282] В последующих указаниях наркома внутренних дел разъяснялось, что руководство партизанскими отрядами выделяется из системы органов НКВД.[283] Это ограничение сферы деятельности органов госбезопасности имело принципиальный характер, о чем свидетельствует то, что впоследствии разведывательно-диверсионным группам, забрасывавшимся в тыл противника 4-м Управлением, даже предписывалось по возможности не вступать во взаимодействие с местными партизанскими отрядами, сосредоточиваться на выполнении своих непосредственных задач.[284]

С началом июля 4-е Управление и подчиненные ему отделы начали передавать оперативным группам региональных ШПД состоявшие на связи партизанские отряды, «как находящиеся на линии фронта, так и действующие в тылу противника». Кроме того, в штабы партизанского движения передавались «предназначенное для партизан вооружение; боеприпасы; снаряжение и обмундирование; запасы продовольствия; личные дела, списки личного состава партизанских отрядов; документы, связанные с переброской и дислоцированием партизанских отрядов, находящихся на линии фронта и в тылу противника; всех курьеров-связников, подготовленных к выброске на связь с партизанскими отрядами, и подрывников, предназначенных для партизанских отрядов; списки курьеров-связников, направленных в тыл противника для связи с партизанскими отрядами».[285] Не подлежали передаче агенты, явки и резиденты, использующиеся в целях разведки.[286]

Следует, впрочем, заметить, что возглавляемая Л. Цанавой оперативно-чекистская группа НКВД БССР по-прежнему осуществляла переброску в тыл противника партизанских отрядов и диверсионных групп, которыми и руководила, по крайней мере, до конца 1942 г.[287] Почему в этом случае было сделано исключение, понять сложно; стоит, однако, заметить, что если на Украине отношения между республиканскими органами внутренних дел и местным партийным руководством не оставляли желать лучшего,[288] то в Белоруссии ситуация была обратной.[289] Можно предположить, что поскольку начальником ЦШПД стал первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Пономаренко, то нарком НКВД БССР Цанава посчитал несправедливым отдавать тому плоды своих многомесячных усилий и сумел отстоять свою точку зрения.

Оперативные группы партийных органов, занимавшихся организацией партизанского движения, как правило, входили в состав штабов партизанского движения; органы военной разведки, практически не имевшие подчиненных им партизанских отрядов, и армейские политорганы серьезных изменений в своей деятельности не претерпели.[290]

Всего к началу июля штабам партизанского движения было передано около 600 партизанских отрядов общей численностью более 80 тысяч человек; устанавливалась связь с другими партизанскими отрядами.[291]

Глава 3Проблемы роста и первый кризис

Июнь — июль 1942 г. — период становления ЦШПД.

О том, как воспринимались эти события самими участниками, можно понять по итоговому отчету отдела кадров ЦШПД, составленному в 1944 году.

«Органы партизанского движения создавались впервые в истории человечества и войн, поэтому очень много возникало вопросов о формах, структуре и построении штабов руководства партизанским движением.

Кроме того, и, самое главное, необходимо было подобрать способные кадры, которые могли бы правильно понять и быстро освоить на этом новом поприще работу. Главным принципом в комплектовании руководящих кадров являлось то, что, в первую очередь, на работу в органы партизанского движения подбирались партийные руководящие работники, военные кадры и работники НКВД.

Большая потребность была в оперативных и разведывательных кадрах и, особенно, в радиоспециалистах, которые призваны были наладить и держать устойчивую связь с действующими партизанскими отрядами и бригадами, крайне нуждающимися в то время в помощи по организации и руководству партизанской борьбой».[292]

Остановимся на этих проблемах подробнее.

Как мы помним, постановление ГКО от 30 мая 1942 г. предусматривало следующую схему организации партизанского движения: ЦШПД подчиняются пять фронтовых штабов партизанского движения и один штаб партизанского движения направления (Украинский при Военном совете Юго-Западного направления). Эти ШПД несут ответственность за руководство партизанскими формированиями в полосе фронта и, в свою очередь формируют оперативные группы при военных советах армий.[293] В основные функции армейских оперативных групп входило: обеспечение выполнения задач, возлагаемых армейским командованием и фронтовыми ШПД на партизанские отряды, действующие в оперативном тылу противника, сбора информации, передачи ее фронтовому ШПД.[294]

Таким образом, фронтовые ШПД и их опергруппы имели двойное подчинение: Центральному штабу партизанского движения и, одновременно, военным советам соответствующих фронтов и армий. Это еще раз доказывает, что одной из причин создания централизованной системы управления партизанским движением было стремление военного командования использовать партизанское движение для дезорганизации непосредственно противостоящих им войск противника.

На практике, однако, это решение оказалось не слишком удачным. Поскольку партизанские отряды действовали преимущественно в оперативном, а не тактическом тылу противника, зоны ответственности фронтовых ШПД (определены распоряжением начальника ЦШПД от 5 июля 1942 г.[295]) и подчиненных им опергрупп оказывались произвольными и, к тому же, легко изменяющимися, что затрудняло руководство партизанскими формированиями; к примеру, как только армия меняла свое месторасположение, это же приходилось делать и соответствующей опергруппе.

Кроме того, деятельность фронтовых ШПД и их опергрупп оказывалась сильно зависимой от военного командования, что могло иметь крайне неприятные последствия, которые можно увидеть на примере Украинского штаба партизанского движения.

Украинский ШПД, как мы помним, действовал при Военном совете Юго-западного направления, и потому задачи перед ним стояли более глобальные, чем перед остальными подчиненными ЦШПД штабами. Период становления Украинского штаба проходил трудно, и результаты были не очень радостными. Пономаренко слал гневные телеграммы. «Резкая критика работы УШПД содержалась в телеграмме начальника ЦШПД П. К. Пономаренко от 15 июля 1942 г. на имя Т. Л. Строкача. В ней отмечалось, что в течение июня и первой половине июля не было достигнуто улучшения руководства партизанским движением на Украине, ничего не сделано для развертывания борьбы в тылу врага в южной и юго-западной части республики, особенно в районах правобережья Днепра».[296]29 июня Юго-западное направление было упразднено и Украинский ШПД обрел некоторую самостоятельность, вместо подчинения Военному совету направления, координируя свои действия с военными советами Южного и Юго-Западного фронтов.[297] Начальником Украинского штаба назначили заместителя наркома внутренних дел УССР Т. А. Строкача. Строкач занимался партизанами практически с самого начала войны, а попав в окружение, пробивался из него с оружием в руках. Строкач обладал и еще одним полезным качеством: он был предан Хрущеву.

Становление Украинского ШПД проходило на фоне острого конфликта между новым начальником штаба Юго-Западного фронта П. И. Бодиным, с одной стороны, и командующим С. К. Тимошенко и членом Военного совета Н. С. Хрущевым, с другой.[298] В этой неразберихе деятельность Украинского штаба партизанского движения была практически парализована. «Отступая на Восток вместе с Красной Армией, Украинский штаб оказался на значительном удалении от республики. Временно была нарушена прямая радиосвязь с наиболее крупными партизанскими формированиями. В течение июля — августа 1942 г. штаб, по словам Т. А. Строкача, «находился на колесах», семь раз менял место своей дислокации, пока в сентябре не прибыл в Саратов, где к этому времени уже размещался ЦК КП(б) У. В процессе передвижение УШПД оказался в оперативных пределах Сталинградского фронта и был временно подчинен его командованию. В условиях наступления фашистских войск на Сталинград по указанию ЦШПД он взял на себя решения ряда вопросов, связанных с организацией отрядов… в Сталинградской области. В связи с этим меньше внимания уделялось развитию партизанского движения непосредственно на оккупированной территории Украины. Поэтому… ЦШПД был вынужден сделать УШПД разъяснение, что «Украинский штаб партизанского движения прежде всего отвечает за руководство партизанскими отрядами, действующими на территории Украины»».[299]

Командование Сталинградского фронта, напротив, полагало, что руководство слишком мало внимания уделяет партизанскому движению непосредственно в полосе фронта. «Положение с руководством партизанским движением сейчас показывает, что в работе Украинского партизанского штаба отсутствуют оперативность и надлежащая поворотливость, — писал начальник политуправления фронта. — Требуемая обстановкой массовая заброска диверсантов в ближайший тыл противника для уничтожения горючего, боеприпасов и переправ противника штабом не проводится. Дело не только в неповоротливости, существующей у работников партизанского штаба, но и в принципиально неправильном взгляде на свои задачи».[300] На самом деле, «принципиально неправильный взгляд» на партизанское движение был у командования Сталинградского фронта; однако устоять против его давления (особенно если учесть, что членом Военного совета фронта был его непосредственный начальник Хрущев) возглавлявшему УШПД Строкачу было непросто.

Состояние Украинского штаба к концу лета 1942-го было довольно печальным, о чем можно судить по докладной записке начальника политуправления фронта от 8 августа 1942 г.: «Прошло около двух месяцев после создания Украинского штаба партизанского движения. Создание штаба с колоссальным аппаратом преследовало задачу объединить в одних руках руководство партизанским движением на временно оккупированной территории, коренным образом улучшить связь и оперативное руководство боевой деятельностью партизанских отрядов, диверсионных групп и т. д., но штаб с возложенными на него задачами в настоящее время не справляется. Штаб более месяца занимался укомплектованием своих отделов и другой организационной работой, не связанной с руководством партизанским движением.

Деятельность партизанского штаба на сегодняшний день выражается в поддержании связи через рации с 5 партизанскими отрядами и в подготовке к переброске нескольких диверсионных и оперативных групп на связь в глубокий тыл противника. С отрядами, не имеющими раций, штаб не имеет никакой связи.

Таким образом, деятельность штаба по руководству партизанским движением имеет значительно меньшие масштабы по сравнению с той работой, которую при всех недостатках проводили раньше различные, не объединенные единым центром следующие организации: политуправление, НКВД УССР, разведорганы и областные управления НКВД».[301]

Конечно, многие проблемы были неизбежными. Радиостанций не хватало, а посылать без них отряды в тыл противника было нецелесообразно и самоубийственно. Не было самолетов и, следовательно, перебрасывать людей в тыл противника было практически невозможно. Начальник 2-го (агентурного) отделения разведотдела штаба фронта В. А. Никольский оставил нам впечатляющее описание той обстановки, которая сложилась в полосе Сталинградского фронта. «Маршрутные группы и многочисленные одиночки-разведчики, посылаемые в тыл врага через линию фронта, несли чрезмерно большие потери и не выполняли задачи из-за большой плотности немецких войск, сконцентрированных на этом направлении. К тому же в тылу бесчинствовали ревностные помощники немцев калмыки, которые буквально охотились за нашими людьми, поскольку за поимку советских шпионов германское командование выдавало большие денежные награды».[302] В подобной ситуации некоторая пассивность Украинского ШПД была, пожалуй, вполне обоснованной и помогала избегать лишних жертв.

Это, однако, не отменяло того факта, что еще 18 июня 1942 г. Оперативное управление Генштаба в письме ЦШПД сформулировало задачи, которые надлежало выполнять партизанам, действовавшим в полосе Юго-Западного фронта: «срывать железнодорожные и автотранспортные перевозки противника, разрушать его материально-техническую базу, средства связи и управления, вести непрерывную разведку».[303] Фактически эти задачи не были выполнены.

Кроме того, как писал в июле начальник ЦШПД Пономаренко, «штабы некоторых фронтов и армий не ставят штабам партизанского движения и партизанским отрядам в полосе своего фронта, армии, оперативных задач по дезорганизации тыла противника, вытекающих из общего оперативного или тактического плана».[304]

Таким образом, фронтовой статус подчиненных ЦШПД штабов партизанского движения был удобен для фронтового и армейского командования, но не позволял наладить эффективное управление партизанскими формированиями.

К концу лета завершилось формирования аппарата ЦШПД, включавшего в себя:

Оперативный отдел (нач. полковник В. Ф. Соколов, штатная численность 13 человек);

Разведывательно-информационный отдел (нач. полковник Х.-У. Д. Мамсуров, штатная численность 9 чел.);

Отдел связи с центральным радиоузлом (нач. полковник И. Н. Артемьев, штатная численность 8 чел.);

Отдел кадров (нач. старший бригадный комиссар В. К. Тимошенко, штатная численность 8 чел.);

Отдел материально-технического снабжения (штатная численность 6 чел.);

Общий отдел (штатная численность 29 чел.).

Всего штат ЦШПД насчитывал 81 человека.[305] Центральный аппарат ЦШПД постоянно возрастал, составляя на 1 июля 1942 г. 108 чел., а на 1 августа 1942 — уже 123 чел. Кроме того, при ЦШПД существовали:

Центральный радиоузел;

Центральная школа организаторов партизанских отрядов (спецшкола № 1);

Центральная школа подготовки партизанских кадров (спецшкола № 2, нач. подполковник И. П. Кутейников);

Центральная радиошкола партизанского движения (спецшкола № 3, нач. майор И. С. Комиссаров);

Центральная школа по подготовке разведчиков (спецшкола № 105, нач. полковник Немков).[306]

Характерно, что для высокопрофессионального специалиста по ведению партизанской войны, благодаря которому создание централизованной системы управления партизанским движением оказалось возможным — для полковника Старинова места в ЦШПД на тот момент не нашлось.[307]

Кадровый состав ЦШПД и подчиненных ему фронтовых ШПД, к сожалению, оставлял желать лучшего; за редким исключением, на их формирование Главупрформом НКО направлялись люди, не имевшие специфического опыта организации партизанской борьбы. Таковые, как правило, оставались в соответствующих структурах органов военной разведки и государственной безопасности; исключения, конечно, были, однако немного. Естественно, что и ЦШПД, и фронтовые ШПД пытались сосредоточить у себя лучших специалистов, что на первых порах вызывало неприятные столкновения.[308] Конечно, это было не более чем неизбежной болезнью роста.

В целом же к середине лета 1942 г. становление системы централизованного управления партизанским движением было завершено; теперь было необходимо определиться с концепцией партизанской борьбы, которую следовало претворять в жизнь.

Основные цели и задачи партизанского движения и его управленческих структур были сформулированы в решении ГКО от 30 мая; как говорилось в докладной записке начальника ЦШПД в Ставку ВГК, их «главный и основной смысл… штабы партизанского движения видят в таком направлении боевой работы партизанских отрядов, чтобы вражеские тылы этим летом были дезорганизованы до степени катастрофической для немецких армий Восточного фронта. Силы движения позволяют ставить и решить такую задачу».[309]

К июню 1942 г., в соответствии с этими тезисами, а также рекомендациями оперативного управления Генштаба РККЛ,[310] в ЦШПД разработали первый оперативный план удара по вражеским коммуникациям противника в оккупированных приграничных областях. Создавался план с огромным напряжением, как вспоминает помощник начальника Оперативного отдела штаба А. И. Брюханов, «в те дни весь аппарат ЦШПД работал с исключительным напряжением. Забыв об усталости, сутками не выходя из рабочих кабинетов, его сотрудники делали все возможное для того, чтобы действия партизан в тылу врага хоть в какой-то мере облегчили положение войск Красной армии».[311] Согласно разработанному ЦШПД оперативному плану, утвержденному 27 июня руководством страны, партизанам ставились следующие задачи:

«1. Закрыть подвоз войск, вооружения и техники из пределов Германии и ее вассальных стран и вывоз в Германию награбленного советского имущества.

2. Систематически разрушать основные коммуникации противника.

3. Организация крушений. Порча железнодорожных путей, подрыв мостов, уничтожение железнодорожных сооружений, разрушение автогужевых магистралей и мостов, нападения на автогужевой транспорт, уничтожение автотранспортных средств».

К сожалению, нам пока не удалось обнаружить этот оперативный план, однако даже те данные, которыми мы располагаем, позволяют сделать неутешительный вывод о том, что выполнение этого плана лежало за пределами управленческих возможностей ЦШПД и починенных ему структур; достаточно сказать, что у Центрального штаба вплоть до сентября 1942 г. имелись большие проблемы даже простым с учетом партизанских формирований. Командир крупного партизанского соединения А. Н. Сабуров, приглашенный в Москву для доклада, с печалью подытожил: «Нелегко вам будет отсюда руководить партизанским движением…»[312]

Приказы же начальника ЦШПД имели специфическую особенность: в них задавались лишь общие рамки (что партизанам следует делать), а конкретное планирование операций возлагалось на фронтовые штабы или даже командование партизанских отрядов.[313] Пономаренко придерживался той точки зрения, что партизанским движением следует не столько командовать, руководить и что партизанам на местах виднее, как действовать.[314] Это порождало несогласованность действий партизан и резко снижало их эффективность.

В результате поставленная задача «катастрофической дезорганизации тылов противника» выполнена не была. В принципе в этом не было ничего трагического, однако на фоне завышенных ожиданий руководства страны произошедшее смотрелось как полномасштабный кризис.

Глава 4Планы развития и внутриведомственная борьба

Начальник Центрального штаба Пономаренко и Ворошилов, курировавший деятельность ЦШПД как член ГКО, понимали это в равной степени, и в равной же степени стремились исправить печальную ситуацию. Каждый из них, однако, имел свое представление о том, как руководить партизанским движением. Эти разногласия долгое время оставались неявными и даже не вполне осознаваемыми; ситуация изменилась, когда на работу в ЦШПД был направлен полковник Стариков.

По какой-то непонятной причине П. К. Пономаренко не пригласил Старикова в ЦШПД, хотя тот сделал многое для его создания; только в конце июля Ворошилов, хорошо знавший специфические диверсионные и организационные таланты Старинова (и даже спасший его во время «Великой чистки»), организовал перевод занимавшего должность командира 5-й отдельной инженерной бригады особого назначения полковника в Центральный штаб. Пономаренко узнал об этом, лишь тогда, когда Старинов появился перед ним с предписанием из Главупрформа НКО,[315] и назначил полковника начальником специально созданных под него отдела диверсионной техники и тактики, а также Высшей оперативной школы особого назначения при ЦШПД.[316]

Взгляды Старинова на организацию партизанского движения были хорошо известны всем, кто когда-либо с ним соприкасался; Старинов полагал, что централизация управления партизанами — лишь первый из необходимых шагов, второй — военизация партизанских отрядов, превращение их в хорошо обученные и подготовленные регулярные диверсионные соединения. Известна была и другая особенность Старинова; отстаивая ту точку зрения, которую считал правильной, он проявлял невиданное упорство и настойчивость, игнорировал препятствия и в большинстве случаев добивался своего. Самым интересным было то, что впоследствии выяснялось, что в своих выкладках Старинов неизменно оказывался прав и решение, за принятие которого он боролся, было наиболее эффективным.

Придя в ЦШПД и увидев, что вопрос о военизации партизанских формирований даже не ставится на повестку дня, Старинов начал действовать, убеждая Ворошилова, Пономаренко и начальников отделов штаба в необходимости подобных мероприятий. В течение августа аппарат Центрального штаба раскололся по вопросу военизации партизан на две группы; одна, поддерживаемая Ворошиловым, выступала за военизацию, другая, возглавляемая Пономаренко, — против. При этом, насколько можно понять, за военизацию выступали начальники ключевых отделов — оперативного (В. Ф. Соколов) и разведывательного (Х.-У. Д. Мамсуров).

Между тем сотрудникам ЦШПД было поручено подготовить приказ наркома обороны «О задачах партизанского движения», который должен был стать программой дальнейшего развития партизанского движения. Уже на стадии разработки приказа стало ясно, что конфликт между Ворошиловым и Пономаренко неизбежен; как пишут исследователи, между ними «возникли серьезные разногласия по многим кардинальным вопросам, в частности, относительно организации партизанских сил, разведывательного их обеспечения, форм и способов партизанских действий, обеспечения оружием и боеприпасами и другими».[317]

Первый проект приказа был подготовлен начальником ЦШПД Пономаренко в конце июля и направлен для рассмотрения Сталину, Маленкову, Берии. Этот документ носил очевидно неудачный характер, поскольку сосредотачивался на решении частных проблем партизанского движения.[318] Кроме тот, в проекте приказа предлагалось «прекратить практику создания крупных партизанских соединений… так как опыт показал, что наиболее удачно действующим является хорошо сколоченный, маневренный отряд в 60–100 человек»,[319] что, как выяснилось впоследствии, было ошибочно (именно крупные партизанские соединения добивались максимальных успехов) и, главное, закрывало вопрос о военизации партизан.

Проект был отклонен и возвращен в ЦШПД на доработку; дорабатывали документ Старинов и Мамсуров,[320] взгляды которых были всем прекрасно известны. Представляется невероятным, чтобы Пономаренко поручил дорабатывать крайне важный для него приказ людям, не скрывавшим своих противоположных убеждений; именно поэтому можно предположить, что вопрос был решен вмешательством Ворошилова. Об этом косвенно свидетельствует в своих мемуарах Старинов, замечающий, что «Ворошилов резко выступал против взглядов… малосведущих в вопросах партизанского движения людей».[321] Происходящее свидетельствовало о том, что противоречия между Ворошиловым и Пономаренко из латентной перешли в открытую стадию, превратились в осознанное, хотя и только начинающееся противостояние.

Насколько можно понять, разрешить обнаружившееся противоречие было решено типично советским способом: собрать в Москве конференцию командиров и комиссаров крупнейших партизанских отрядов и выяснить глас народа, который, как известно, vox Dei. Преимущество подобного подхода заключалась еще в одном моменте, очевидном для опытных партработников: хорошо подготовленное собрание, на котором присутствуют только те, кто надо, проинструктированные как надо, обычно единодушно утверждает разработанное ранее решение.[322] Поэтому и у Пономаренко, и у Ворошилова идея организации конференции партизанских командиров нашла полную поддержку. Конференция была назначена на конец августа.

В августе Ворошилов продемонстрировал свое стремление к максимально полной централизации партизанского движения и руководства им. Главное политуправление и подчиненные ему спецотделы по-прежнему существовали параллельно системе штабов партизанского движения, фактически дублируя их. При этом между руководством Глав-ПУ и ЦШПД существовали принципиальные разногласия. «Некоторые военные руководители, например, Мехлис, находили, что никакой особой стратегии у партизан нет и быть не может: нападай на врага в подходящий момент и тут же скрывайся, а предложение снабжать партизан оружием и взрывчаткой называли вредной болтовней: мол, это породит среди них иждивенческие настроения, позволит уклоняться от боевых столкновений с врагом!» — возмущенно вспоминал Старинов, как и Ворошилов, придерживавшийся полностью противоположного мнения.[323]

В июле, однако, Мехлис был смещен с поста начальника ГлавПУ;[324] сменивший его A.C. Щербаков, насколько можно понять, не был, подобно предшественнику, склонен к чрезмерной централизации и потому избавился от спецотделов, выполнявших совершенно не свойственные политорганам функции, и потому пошел навстречу руководству ЦШПД. 21 августа 1942 г. были полностью ликвидированы занимавшиеся руководством партизанским движением спецотделы при политуправлениях фронтов и спецотделения при политотделах армий.[325] Для Ворошилова это стало большой удачей, а для Пономаренко, насколько можно судить по косвенным данным, неприятным свидетельством способности оппонента исчерпывающе решать существующие проблемы.

Во второй половине августа 1942 г. в Москву вызвали командиров наиболее крупных партизанских отрядов. Самолетами их доставляли из-за линии фронта. 28 августа партизаны прибыли в Москву. Разместили их на даче Коминтерна под Москвой. 30 августа партизан перевезли в столицу; в гостинице «Москва» их уже ждали номера «люкс». С партизанами беседовал Пономаренко; содержание этого разговора весьма любопытно.

Прежде всего, начальник ЦШПД нелицеприятно высказался в адрес тех своих подчиненных, которые имели отличную от его точку зрения на организацию партизанской войны. «После создания Центрального штаба партизанского движения, нам потребовалось поговорить, как говорится, с глазу на глаз с людьми, которые определяют движение, руководят им непосредственно, — говорил Пономаренко. — Между строк надо сказать, ведь тут, товарищи, есть много людей, и что ни человек — своя теория партизанского движения… Тут выдумывать особенно нечего. Там нужно вовремя вывести из-под удара, гам нужно налеты производить тогда, когда противник меньше всего их ждет. Там сама жизнь вырабатывает наилучшую тактику партизанского движения. Тот, кто ее не вырабатывает, кто придерживается несуществующих установок, тот быстро выбивает. А здесь, что ни человек, то своя теория».[326]

Насколько можно понять, эта филиппика была прежде всего направлена против Старинова и Мамсурова и, косвенно, Ворошилова. Однако поскольку Ворошилов после успешной ликвидации спецотделов политуправлений олицетворял собой дальнейшую централизацию партизанского движения и потому пользовался симпатией партизанских командиров, следующее высказывание Пономаренко было направлено против «конкурентов» из других ведомств. Хотя Разведуправление и 4-е Управление НКВД СССР и не занимались партизанами, они забрасывали в тыл врага оперативные группы, которые часто должны были работать «под прикрытием» партизан. «Меньше с ними иметь дело, — ориентировал Пономаренко партизанских командиров. — В начальный период партизанского движения было так, что когда приезжает даже маленький человек, то там кочевряжится. Теперь связь завязалась, чувствуйте себя хозяевами. Есть у него спецзадание — вы с ним считайтесь, он тоже нужное дело делает. Но в смысле внутреннего распорядка он вам полностью подчиняется. Дошло до такого позора, что радиограммы командиров партизанских соединений по пять дней в очереди лежат. Вам надо дать свои аппараты, свои шифры, а этих мерзавцев посадить, посмотреть — не провокаторы ли это».[327]

Такой подход объективно вел к затруднению работы оперативных групп военной и чекистской разведки, работы очень нужной и важной. Конечно, беседа Пономаренко с партизанами не ограничивалась приведенными выше темами, и на этом совещании было обсуждено много действительно важных и полезных вопросов партизанского движения; однако именно в процитированных словах Пономаренко заключалось основное содержание его «генеральной линии». Это было напоминание — «командую здесь Я».

С партизанами общались и Ворошилов, и ведущие сотрудники Центрального штаба; кульминацией их пребывания в Москве стала встреча со Сталиным.[328] На встрече присутствовали так же Молотов и Ворошилов; интересно, что согласно «Журналу посещений…», начальника ЦШПД Пономаренко в кабинете Сталина не было.[329] И не зря: в конце разговора Сталин неожиданно, как вспоминали мемуаристы, спросил: «Как вы относитесь к тому, чтобы назначить при Центральном штабе партизанского движения главнокомандующего? Как вы смотрите, если главнокомандующим будет товарищ Ворошилов?» «Мы, — вспоминал А. Н. Сабуров, — восприняли это предложение с воодушевлением».[330]

2 сентября передовица «Правды» была посвящена партизанам. «Оправдываются слова замечательного полководца М. В. Фрунзе, который говорил, что развитием партизанской войны «можно создать для армий противника такую обстановку, в которой при всех своих технических преимуществах они окажутся бессильными перед сравнительно плохо вооруженным, но полным инициативы, смелым и решительным противником«…Враг рвется к Волге, Баку, в глубь Кавказа. Сдерживая натиск противника, Красная Армия перемалывает его силу, сокрушает его технику. В этой гигантской борьбе неоценимую помощь нашим войска оказывают славные партизанские отряды».[331] Для людей знающих апелляция к словам Фрунзе говорила о многом: именно с них начиналась подготовка к партизанской войне в конце 20-х гг. Возрождение концепции партизанской борьбы того времени было одной из основных задач «группы Ворошилова», и было уже понятно, кто побеждает.

Подтвердил это и 5 сентября 1942 г. приказ наркома обороны № 00 189 «О задачах партизанского движения». Пономаренко, не желая публикации «ворошиловского» варианта приказа, предложил партизанским командирам самим написать этот приказ;[332] однако, по всей видимости, эти два варианта не сильно отличались друг от друга, а подготовленный сотрудниками Центрального штаба был, вне всякого сомнения, более выверенным.

«Основные задачи партизанских действий: разрушение тыла противника, уничтожение его штабов и других военных учреждений, разрушение железных дорог и мостов, поджог и взрыв складов и казарм, уничтожение живой силы противника, захват в плен или уничтожение представителей немецких властей, — говорилось в приказе. — В настоящий момент разрушение путей подвоза врага имеет важнейшее значение. Враг сейчас вынужден перебрасывать резервы, боевую технику, горючее и боеприпасы на фронт из далекого тыла, а также перебрасывать из нашей страны в Германию награбленный хлеб, мясо и всякое другое имущество. Железные, шоссейные дороги, по которым враг питает свои войска, растянулись на тысячи километров. Во многих местах они пересекаются лесами. Это создает благоприятные условия для действий партизанских отрядов по разрушению путей подвоза. Закрыть пути подвоза — значит лишить врага возможности пополнять фронт живой силой, техникой, горючим, боеприпасами, а также вывозить в Германию награбленное в нашей стране народное добро и тем самым облегчить Советскому Союзу разгром врага».[333]

На следующий день, 6 сентября, ГКО учредил пост Главнокомандующего партизанским движением, на который был назначен К. Е. Ворошилов. ЦШПД был подчинен Главнокомандующему партизанским движением, приобретая, таким образом, статус классического штаба.[334]

Нельзя согласится, что, как часто считают, пост Главкома партизанским движением был «чисто формальным» и что назначили туда Ворошилова только чтобы занять чем-нибудь.[335] Ворошилов не был крупным полководцем, однако на посту Главкома партизанским движением был удивительно к месту. Во-первых, он разбирался в вопросах партизанской войны лучше, чем кто-либо из высшего партийного руководства (и по личному опыту, и, главное, по должности наркома обороны). Кроме того, являясь одновременно членом Политбюро и членом ГКО, он мог эффективно координировать действия ЦШПД, спецформирований НКВД, ГРУ и гвардейских минеров. Нельзя не отметить и какую-то особую склонность Ворошилова к партизанским действиям: уже в конце июня 1941 г. он живо интересовался этим вопросом у командования Западного фронта, а также давал некоторые рекомендации, вполне адекватные сложившейся тогда ситуации.[336]

Ворошилов взял курс на централизацию партизанских сил; при этом функции ЦШПД должны были неизбежно измениться — он должен был стать органом планирования и разработки операций, задуманных Главкомом. Однако хотя Пономаренко как начальник Центрального штаба и был подчинен Главкому партизанским движением, как член ЦК ВКП(б) он имел прямой выход на высшее руководство страны. Налицо было фактическое двоевластие. И первые же действия Ворошилова показали, что он этого не потерпит.

«Клянемся мстить гитлеровским захватчикам!» Советский плакат. Художники Н. Жуков и В. Климашин

Советские партизаны атакуют занятую немцами деревню

Крушение немецкого военного эшелона, организованное одним из отрядов партизан. Ленинградская область, 1942 г.

Партизаны в боевом походе

Перед наведением наплавного моста через реку Тетерев. Справа налево командир партизанского соединения С. А. Ковпак, инженер-мостостроитель И. П. Балыко, заместитель командира соединения П. П. Вершигора. Март 1943 г.

Секретарь Пинского подпольного обкома С. Г. Войцехович беседует с жителями деревни Хворостово Ленинского района Пинской области. 1943 г.

Партизаны 2-й Клетнянской бригады Орловщины перед выходом на боевое задание. 1943 г.

М. И. Калинин среди брянских и украинских партизан — участников совещания при Центрапьном штабе партизанского движения после вручения им правительственных наград. 1942 г.

Начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко с группой руководителей партизанских отрядов после получения правительственных наград. 1943 г.

«Партизаны, бейте врага без пощады!» Советский плакат

В Центральном штабе партизанского движения. Слева — начальник штаба П. К. Пономаренко. 1943 г.

В штабе партизанского движения Карельского фронта. В центре — начальник штаба С. Я. Вершинин. 1943 г.

Мать партизана. Художник С. В. Герасимов

Расстрел предателя в освобожденной партизанами деревне

8 сентября была создана должность помощника начальника ЦШПД по военно-технической части, на которую был назначен И. Г. Старинов (должность явно создавалась «под него»), Старинов оставался начальником ВОШОН, но она передавалась непосредственно в распоряжение Главкома партизанским движением.[337] Для Пономаренко это был нехороший сигнал, несколько компенсированный тем, что 9 сентября был создан Белорусский ШПД;[338] как первый секретарь ЦК белорусской компартии, Пономаренко мог контролировать столь же плотно, как Хрущев, — Украинский ШПД. Вместе с тем, создание Белорусского ШПД могло быть воспринято иначе: ведь при дальнейшей реорганизации системы централизованного управления партизанским движением, намеченной решением ГКО, Пономаренко могли лишить поста начальника ЦШПД, оставив за ним Белорусский ШПД; это была стандартная и хорошо известная схема тихого отстранения неугодного руководителя. Пономаренко был опытный чиновник и не знать этой схемы не мог.

Сентябрь прошел в подготовке к изменению структуры ЦШПД и его функций. 25 сентября проект реорганизации был направлен в ГКО.[339]

30 сентября 1942 г. ЦШПД был реорганизован «под Ворошилова»; в донесении Сталину это обосновывалось «увеличением масштаба и объема работы». Структура Центрального штаба, согласно постановлению ГКО 28.09.1942 и приказу Главкома партизанским движением от 30.09.1942, приобрела следующий вид:

Оперативное управление;

Разведывательное управление;

Политическое управление;

Управление снабжения;

Отдел связи с центральным радиоузлом;

Отдел кадров;

Отдел диверсионной техники и тактики;

Финансовый отдел;

Секретный отдел;

Шифровальный отдел.[340]

Численность аппарата ЦШПД составила 292 военнослужащих и 130 вольнонаемных.[341] Продолжали функционирование все спецшколы. Была упразднена Коллегия ЦШПД; при этом В. Т. Сергиенко 8 октября получил должность зам. нач. ЦШПД.[342] Впрочем, на этой должности он пробыл недолго: «при первой же возможности под благовидным предлогом» он был выведен П. К. Пономаренко из состава ЦШПД;[343] вместо Сергиенко зам. начальника ЦШПД впоследствии стал полковник госбезопасности С. С. Бельченко, креатура Пономаренко.[344]

В соответствии с постановлением ГКО от 6 сентября 1942 г. был отменен порядок «построения штабов партизанского движения в виде назначения членами штабов представителей от организаций», а вместо фронтовых ШПД и армейских опергрупп были созданы представительства ЦШПД на фронтах и в армиях с введением начальников представительств в соответствующие военные советы. При представительствах формировались школы по подготовке партизанских кадров. Исключение было сделано для давно сложившегося и успешно функционирующего Ленинградского ШПД; Украинский и Белорусский ШПД в приказе о реорганизации управления партизанским движением не упоминались.[345]

Отсутствие даже упоминания об УШПД было многозначительным. Дело в том, что курировавший деятельность УШПД первый секретарь ЦК КП(б) Украины Хрущев практически дезорганизовал работу УШПД и, вдобавок, вступил в конфликт с Пономаренко.

Назначение на пост начальника ЦШПД не наркома внутренних дел Украины Сергиенко, а Пономаренко Хрущев воспринял «как «унижение Украины» или «белорусский подкоп» под нее».[346] Если слово «Украина» здесь заменить на «Хрущев», то приходится признать, что так оно, в общем-то, и было. С подачи Хрущева командир Чернигово-Волынского партизанского соединения и, одновременно, 1-й секретарь Черниговского обкома А. Ф. Федоров в июне 1942 г. выпустил листовку, в которой провозгласил себя главнокомандующим всеми партизанскими силами и требовал, чтобы ему подчинялись и его приказы «беспрекословно выполняли все партизанские соединения и отряды».[347]

Конечно, это была авантюра в духе Хрущева; когда начальнику ЦШПД Пономаренко показали это «воззвание», он пришел в некоторое изумление. «К нам в Центральный штаб партизанского движения прибыл первый секретарь подпольного Смоленского обкома партии Д. М. Попов и доставил несколько таких листовок, я своим глазам не поверил. Спрашиваю: «Может быть, это немецкая фальшивка?» «Нет, — отвечает, — все проверили, изготовлено у нас»».[348]

Непомерная амбициозность Хрущева явно шла во вред делу, и в том, что необходимо предпринять какие-то меры, были согласны и Ворошилов, и Пономаренко. Правовая неопределенность положения УШПД, по-видимому, подготовила почву для последующего сокрушительного удара. «Когда мы находились под Сталинградом и я как-то приехал в Москву, — вспоминал Хрущев, — Сталин сказал мне: «Вам не следует заниматься больше вопросами Украины». А занимались мы тогда партизанами. Начальником штаба партизанского движения на Украине был генерал Строкач, Он рассматривал все оперативные вопросы и докладывал мне. Вместе мы принимали необходимые решения и давали указания партизанам. Сталин тогда сказал: «Этими вопросами теперь будет заниматься Корниец»».[349]2 октября отстранение Хрущева было оформлено постановлением ЦК ВКП(б) о создании нелегального ЦК компартии Украины, который должен был возглавить партизанское движение. Среди двенадцати его членов Хрущева не было.[350]

11 октября вышло новое постановление ГКО, посвященное партизанскому движению на Украине, согласно которому на оккупированной территории Украины (и Молдавии) создавались областные оперативные группы, подчиненные УШПД. Областным группам следовало: «а) выявлять существующие партизанские отряды и устанавливать с ними постоянную связь; б) формировать новые партизанские отряды и закладывать во всех городских и сельских местностях скрытые вооруженные резервы партизанского движения; в) вести глубокую разведку и контрразведку; г) провести подготовительную работу по созданию условий зимовки партизанских отрядов».[351] Таким образом, функции повседневного обеспечения партизанских формирований оказались возложенными на областные опергруппы, а Украинский штаб получил возможность сосредоточиться непосредственно на руководстве действиями партизан. Изменение было революционным.

Быстрая «реконструкция» Украинского ШПД не могла не впечатлить Пономаренко и должна была усилить имевшиеся у него опасения: ведь в приказе Главкома партизанским движением, с которого началась «реконструкция» УШПД, не было также и упоминания о Белорусском штабе…

8 октября ГКО утвердил начальников отделов и управлений реорганизованного ЦШПД. В. Т. Сергиенко остался заместителем начальника ЦШПД, И. Г. Старинов — помощником начальника ЦШПД по технической части, а ключевые управления возглавили пришедшие с Ворошиловым военные: Оперативное — генерал-лейтенант А. К. Сивков; Разведывательное — генерал-майор Н. Е. Аргунов; Снабжения — генерал-лейтенант Р. П. Хмельницкий. Лишь Политуправление ЦШПД возглавил человек Пономаренко — секретарь ЦК КП(б) Белоруссии бригадный комиссар В. Н. Малин.[352]

Как мы видим, Ворошилов серьезно преобразовал ЦШПД и провел на ключевые посты (оперативное управление, разведывательное управление, управление снабжения) поддерживающих его людей со стороны. Также Ворошилов заручился поддержкой ряда старых работников ЦШПД, которых он хорошо знал: Х.-У. Д. Мамсурова и И. Г. Старинова. Обоих он во время «Великой чистки» спас от репрессий; подобное люди не забывают. На руку Ворошилову играло и то обстоятельство, что личный состав центральных органов управления партизанским движением на 75 % состоял из военных, привыкших к субординации и рассматривавших Маршала Советского Союза как лицо более авторитетное, чем штатский секретарь белорусской компартии. Пономаренко пытался противодействовать авторитету Ворошилова апелляциями к «партийному чувству»; чьей будет победа в этом незримом противоборстве, могло показать только время.

Несмотря на то что реорганизация централизованной системы управления партизанским движением не была еще завершена, было уже ясно, какой вид она примет.

Возглавляет систему Главнокомандующий партизанским движением, при котором действует ЦШПД, основной упор в работе которого делается на планирование операций, разведывательную и пропагандистскую работу, снабжение партизан. ЦШПД подчиняются три региональных штаба партизанского движения: Ленинградский (численность 57 военнослужащих и 12 вольнонаемных), Украинский и Белорусский (в каждом по 57 военнослужащих и 21 вольнонаемный), которые осуществляют сбор информации о положении на оккупированной территории, осуществляют руководство крупными партизанскими соединениями, а также, через областные оперативные группы (8–13 чел.), обеспечивают бесперебойное снабжение партизан. На уровне фронтов действуют представительства ЦШПД (10–12 работников с небольшим техническим аппаратом), что позволяет увязывать действия партизан с тактическими и оперативными интересами Красной Армии. Через фронтовые представительства ЦШПД осуществляется руководство партизанскими отрядами в тактическом тылу противника.[353]

Система учитывает специфику партизанского движения и интересы армейского командования, позволяет проводить осмысленное планирование и руководство партизанскими формированиями.[354]

Параллельно Ворошилов продолжал реализовывать политику, направленную на ликвидацию дублирующих ведомственных структур управления партизанским движением. 23 октября 1942 г. произошла реорганизация Главного разведывательного управления ГШ. ГРУ было выведено из состава Генштаба и подчинено непосредственно наркому обороны. На ГРУ было возложено «ведение агентурной разведки иностранных армий как за границей, так и на временно оккупированной противником территории СССР».[355] Ведение войсковой разведки возлагалось на создаваемое при Генштабе Управление войсковой разведки, которому были подчинены разведотделы штабов фронтов и армий. 5-й отдел остался в составе ГРУ; теперь возможность вести масштабные диверсионные мероприятия была невозможна ввиду отсутствия представительств на уровне фронтов и армий. Правда, ГРУ было разрешено «создание на периферии вдали от штабов фронтов 3–4 разведывательных групп, использовав для их прикрытия представительства ЦШПД при Военных советах фронтов».[356]

С 4-м Управлением НКВД СССР, сосредоточившимся на разведывательной и диверсионной деятельности и потому конкурентом ЦШПД больше не являвшимся, было налажено взаимодействие и обмен информацией.[357] Нерешенным оставался вопрос с действовавшими на коммуникациях противника отдельными гвардейскими батальонами минеров, созданными в августе 1942 г. подчиненными командованию инженерных войск РККА,[358] не приходится, однако, сомневаться, что вопрос был решаем.

Активно решались также вопросы повседневного обеспечения партизанских формирований: налаживалась радиосвязь с представительствами ЦШПД на фронтах и партизанскими отрядами, «выбивалась» авиация для снабжения партизан.[359]30 сентября 1942 г. начальнику инженерных войск была сделана первая заявка на изготовление специальных партизанских мин семи различных образцов; пять из них были изобретены полковником Стариновым.[360]«Именно в результате принятым Главкомом партизанского движения мерам уже в 4-м квартале 1942 года Главным военно-инженерным управлением Красной Армии (ГВИУ) было поставлено ЦШПД 40 000 мин замедленного действия, 30 000 противопоездных, 12 000 автотранспортных, 40 000 ампульных, 15 000 рычажных, 15 000 малых магнитных мин, 45 000 противопехотных, 25 000 колесных замыкателей», — с удовлетворением писал впоследствии Старинов.[361]

Активно проводились мероприятия по централизации партизанского движения. 6 ноября Ворошилов издал приказ № 0061, запрещавший самовольный выход партизанских отрядов и бригад в тыл советских войск; такие действия отныне приравнивались к дезертирству.

Результаты этих действий немцы заметили очень скоро. «Русские осенью 1942 г. изменили свою тактику, перенеся партизанскую борьбу глубже в тыл, — констатировал впоследствии генерал К. фон Типпельскирх. — Таким образом, они отказались от тактики непосредственного взаимодействия между фронтом и партизанами. Теперь немецкие войска были спокойны за свой непосредственный тыл. Но тем тяжелее стало бороться с партизанским движением в далеких тыловых районах..

В середине осени помимо частных операций партизан в интересах фронтов в Центральном штабе была разработана и широкомасштабная операция, в которой должны были бы принять участия крупные силы партизан на всей оккупированной территории.

Готовилась она основательно. «Все подразделения Центрального штаба обеспечивали оперативное управление данными об обстановке, протяженности железнодорожных линий на оккупированной территории СССР, их пропускной способности и интенсивности движения по ним немецких эшелонов. На основе этих данных определялись важнейшие участки пути, вывод из строя которых нужно было осуществить в первую очередь, делались расчеты потребностей партизан в рациях, взрывчатке, минах и других средствах борьбы, оформлялись заявки на самолеты, необходимые дам переброски этих грузов на партизанские базы, намечались перегруппировки партизанских сил, подтягивание партизанских формирований к районам предстоящих массовых диверсий и т. д.».[362]

Расчеты операции и первоначальная подготовка были завершены к 30 октября. Для операции требовалось произвести 300 самолето-вылетов и перебросить партизанам 138 тонн грузов. Операция должна была производиться на западном и северо-западном направлении, и план ее был достаточно изящен.

Были определены десять железнодорожных магистралей, вывод которых из строя мог значительно затруднить положение противника. «Каждая операция на избранном участке будет представлять следующее, — докладывал позже начальник ЦШПД. — Крупные партизанские отряды, расположенные вдоль коммуникаций, в наиболее подходящих местах участка нападают на перегоны, истребляют малочисленную охрану, выставляют заслоны и производят массовое разрушение пути, растаскивание рельс, сжигание шпал в 3–5 местах участка протяжением в 2–3 километра каждый общим протяжением разрушаемого пути 9–12 километров».[363] Эти действия сами по себе вызывали бы задержку в движении вражеских составов и могли быть проведены без особого риска; однако главная цель операции была в другом. «Одновременно с разрушением пути специальные группы минеров, подготовленные и высланные нами в партизанские отряды в количестве 15 человек в каждой группе, производят закладку 100–150 специальных мин замедленного действия с расчетом замедления от 5 суток до 2 месяцев с расчетом взрыва ежесуточно 3–4 мин, что должно обеспечить полную задержку движения».[364] Операция получила кодовое название «Лампа»; «под лампой темнее всего», — пояснил впоследствии полковник Старинов.

Но главным мероприятием, проводимым Ворошиловым, стала «военизация партизан». Проект этой «военизации» Старинов излагает следующим образом: «Мы указывали, что части будущей регулярной партизанской армии мыслятся не как обычные армейские формирования, а как особые, маневренные, способные действовать и мелкими подразделениями, и крупными частями, соединениями. Они смогут и производить массовое минирование путей сообщения противника, и совершать налеты на его гарнизоны, и совершать по тылам врага длительные рейды. Предлагалось ввести в частях партизанской армии штаты, установить воинские звания и соответствующие должностные оклады. Армию предполагалось снабдить автоматическим оружием, средствами связи, противотанковыми и минно-взрывными средствами, медикаментами».[365]

Идея была смелая, сулящая большие выгоды, но и рискованная. Технически все, предлагавшееся Стариновым, Мамсуровым и Сивковым, можно было реализовать достаточно просто; «осенью 1942 г. для этого, на наш взгляд, имелись все условия, в том числе и экономические», — подчеркивает историк A.C. Князьков.[366] Было, однако, еще одно обстоятельство, на которое авторы проекта, может быть, и не обратили внимание, но которое прекрасно понимали и Ворошилов, и Пономаренко. Если бы проект был бы принят, вопрос о том, кто над партизанами главный, решился бы автоматически: маршал Ворошилов. Пономаренко пошел на беспрецедентный шаг, он наотрез отказался подписать записку на имя Сталина даже после подписания ее Главкомом партизанского движения. Конфронтация вступила в решающую стадию.

Старинов, Мамсуров и Сивков не были настолько наивны, чтобы не понимать сложившейся ситуации; однако ради реализации проекта они бы пошли даже на союз с самим чертом — а Ворошилов был для них отнюдь не чертом, а человеком, в свое время спасшим их от весьма вероятной гибели.

Риск же военизации партизан также был на лицо. Пономаренко был памятен шедевральный в своей глупости проект начальника Главупрформа Щаденко о создании партизанских армий; проблема состояла в том, что от ГКО Главупрформ курировал Ворошилов — и едва ли Щаденко послал бы доклад Верховному без согласования со своим непосредственным начальником. Некоторые работники ЦШПД тоже выдвигали весьма опасные предложения. Партизанский командир А. Н. Сабуров впоследствии вспоминал диалог с неким начальником отдела ЦШПД, судя по всему — начальником оперативного отдела Соколовым («до-ворошиловского» Центрального штаба) в конце августа 1942 года: «Я думаю, в Брянских лесах повторяются Волочаевские дни… Мое мнение: всех вас надо объединить в Брянских лесах под одно командование… Наступать! С Брянским фронтом есть полная договоренность. Будет бесперебойно снабжать боеприпасами…Отвлечем дивизии три фашистов, не меньше».[367] Сабуров тогда не удержался, заметив, что немцы этого как раз и добиваются: согнать всех партизан в Брянский лес и развязать себе руки на коммуникациях, и откомментировал «проект» в нецензурных выражениях; до реализации подобных идей дело, к счастью, не дошло, но само их возникновение не могло не вызывать некоторые опасения.

Решимость Ворошилова реализовать проект военизации партизан подтверждалась тем, что 18 октября он издал приказ о распространении на партизанские отряды указа Президиума ВС СССР «Об установлении полного единоначалия и упразднении института комиссаров в Красной Армии».[368] Это решение демонстративно подчеркивало: партизаны воспринимаются Главкомом партизанским движением как часть Красной Армии.

История не знает сослагательного наклонения, однако вопрос «что, если бы?» никогда не перестает волновать историков. Осмысление нереализовавшихся альтернатив является непременным условием оценки событий прошлого — при том условии, конечно, что осмысление это основано на конкретном материале, а не носит исключительно умозрительного характера.

Направление реформ Ворошилова по реорганизации централизованной системы управления партизанским движением, описанное выше, говорит само за себя. Без особого риска ошибиться можно предположить, что если бы реформы были завершены, система приобрела бы следующий вид: партизанское движение возглавлял бы Главнокомандующий, при котором действовал Центральный штаб. Центральному штабу подчинялись региональные ШПД и представительства ЦШПД на фронтах, региональным — областные оперативные группы. В региональных ШПД, действовавших под контролем местных партийных властей, естественным образом сосредотачивались функции обеспечения партизан снаряжением, продовольствием, боеприпасами, а также пропагандистская работа. Это позволяло Центральному штабу сосредоточиться на планировании операций и их непосредственном руководстве, осуществляемом через фронтовые представительства ЦШПД. Это так же позволяло уйти от вмешательства партийных властей в непосредственное руководство партизанским движением. Весьма возможно, что при реализации этого сценария П. К. Пономаренко был бы отстранен от должности начальника Центрального штаба, а его место занял бы профессиональный военный, по всей видимости, начальник Оперативного отдела генерал А. К. Сивков, его заместитель полковник Х.-У. Д. Мамсуров или же помощник начальника ЦШПД полковник И. Г. Старинов.

Далее, была бы обеспечена полная централизация управления партизанским движением (что уже было практически сделано к ноябрю 1942 г.); отдельные инженерные батальоны особого назначения были бы переподчинены ЦШПД и, по-видимому, приданы представительствам ЦШПД на фронтах. Это позволило бы эффективно сочетать действия диверсионных батальонов и местных партизанских формирований. Последние были бы военизированы, сведены (как и произошло летом 1943–1944 гг.) в крупные соединения, поставлены на снабжение. Военизация партизанских отрядов пришлась бы на зиму 1942–1943 гг., когда традиционно активность партизанской борьбы снижается, и весну 1943 г. в тылу врага начали бы действовать хорошо подготовленные партизанские соединения, операции которых на коммуникациях дополнялись бы работой диверсионных батальонов. На новый уровень вышло бы и руководство борьбой в тылу противника.

Дальнейшие последствия не могут быть корректно спрогнозированы; заметим только, что И. Г. Старинов в своих многочисленных статьях и выступлениях неоднократно замечал, что при правильной организации партизанской борьбы вермахт мог быть разгромлен в 1943 г.[369] Это, конечно, недопустимое преувеличение, однако утверждение, что дальнейший ход войны был бы более удачен для нашей страны, не вызывает принципиальных сомнений.

Предпринятая Ворошиловым реорганизация системы управления партизанским движением развивалась успешно и достаточно стремительно; ничто не предвещало неудачи. Пономаренко планомерно оттеснялся Ворошиловым на второстепенные позиции, о чем ясно свидетельствует «Журнал посещений…»: за сентябрь — октябрь Пономаренко был у Сталина 6 раз, общей сложностью около 14 часов. За тот же период Ворошилов был принят Сталиным 17 раз; в общей сложности встречи длились более 62 часов. Действительно, старый соратник Сталина имел гораздо больше влияния, чем сравнительно недавно выдвинувшийся секретарь республиканского ЦК.

Вместе с тем для принятия руководством страны решения о военизации партизан — ключевого в реформе Ворошилова, одного авторитета маршала было недостаточно. Для того чтобы протолкнуть проект через ГКО, необходимо была поддержка со стороны, и «команда Ворошилова» делала все, чтобы эту поддержку обеспечить. Генерал Сивков отправился за поддержкой к начальнику Генштаба Василевскому; в это время, однако, Василевский был занят планированием контрнаступления под Сталинградом, ему было, мягко говоря, не до партизан. Кроме того, Василевскому было очень жаль тех материальных ресурсов, которые, согласно проекту, следовало передать партизанам; он не без основания считал, что они пригодятся и действующей армии. Поэтому на предложения Сивкова Василевский ответил отказом. Старинов отправился к члену ГКО Г. М. Маленкову, участвовавшему в решении вопросов по партизанскому движению;[370] тот уклонился от ответа, решив не вмешиваться в конфликт.[371]14 ноября в «Правде» была опубликована передовица «За всенародное партизанское движение», в которой излагались основные положения приказа наркома обороны от 5 сентября 1942 г.; общее содержание статьи показывает, что она была инициирована Ворошиловым.[372]

Глава 5Реорганизация централизованной системы управления

Конфликт между Ворошиловым и Пономаренко вышел за нормальные рамки внутриведомственного соперничества. По сути, вопрос шел не только о том, кто в конечном итоге будет руководить партизанами, но и о том, какие соображения будут положены в основу руководства партизанской борьбой.

Эти вопросы мог решить только Сталин. 19 ноября 1942 г. в кабинете Сталина состоялось совещание; согласно «Журналу посещений…» на нем присутствовали Молотов, Ворошилов, Каганович, Берия, Маленков, Пономаренко, Корниец (председатель СНК УССР, курировавший Украинский ШПД), Сергиенко (заместитель начальника ЦШПД), Калинин (начальник Белорусского ШПД), Строкач (начальник Украинского ШПД) и Козлов (командир Минско-Полесского партизанского соединения, секретарь Минского обкома).[373]

Что происходило на этом совещании, практически неизвестно. Единственное свидетельство — рассказ Пономаренко, записанный известным белорусским политиком Кириллом Мазуровым в 1983 г.: «В подтверждение своих концепций в руководстве партизанским движением (полная инициатива партизанских отрядов и оказание помощи со стороны ЦШПД) П. К. [Пономаренко] привел свежий пример, как смоленские партизаны уничтожили до 70 немецких летчиков и несколько десятков самолетов, разгромив воинский эшелон. Никаких приказов они не имели и никто ими не командовал. Берия и на этом заседании вмешался и сказал: «Если два ответственных руководителя не могут сработаться, надо обоих снять». Тогда Сталин сказал: «Тогда придется снять и третьего». «Кого же?» — спросил Берия. «Тебя», — ответил Сталин. П. К. вновь получил поддержку. Пост главнокомандующего партизанскими силами был упразднен, а П. К. получил большие полномочия по налаживанию работы ЦШПД».[374]

После оживленного полуторачасового обсуждения проблемы, последовало постановление ГКО:

«В интересах большей гибкости в руководстве партизанским движением и во избежание излишней централизации считать целесообразным:

1. Упразднить должность Главнокомандующего партизанским движением. Возложить руководство партизанским движением на Центральный штаб партизанского движения.

2. Представленные штаты пересмотреть в духе состоявшегося обмена мнениями и представить на утверждение».[375]

Это была безоговорочная победа Пономаренко; Ворошилов, по-видимому, за несколько дней почувствовал, что проигрывает. «Мы замечали, что маршал хмур, неразговорчив, погружен в размышления, которыми не делится…» — писал впоследствии И. Г. Старинов.[376]

Последующие действия Пономаренко, закреплявшие его победу, были не менее стремительны, чем в свое время действия Ворошилова. Уже 25 ноября Центральный штаб был реорганизован «в духе состоявшегося обмена мнениями», о котором упоминалось в постановлении ГКО. Что это был за обмен мнениями, нам неизвестно, но на практике реорганизация ЦШПД обернулась его радикальной чисткой. Оперативное управление, информационно-разведывательное управление, управление снабжения и политотдел были заменены отделами, а отдел диверсионной техники и тактики был упразднен.[377]

Структура ЦШПД, согласно постановлению ГКО № 2541 сс «По вопросам партизанского движения» от 26.11.1942 г.,[378] приобрела следующий вид:

Политический отдел (нач. В. Н. Малин в должности зам. нач. ЦШПД);

Разведывательный отдел;

Оперативный отдел (нач. полковник Х.-У. Д. Мамсуров — до конца декабря 1942);

Отдел связи с центральным радиоузлом (нач. полковник И. Н. Артемьев);

Отдел кадров (нач. старший бригадный комиссар В. К. Тимошенко);

Финансовый отдел;

Секретный отдел;

Шифровальный отдел;

Высшая оперативная школа особого назначения (нач. полковник И. Г. Старинов);

Центральная школа организаторов партизанских отрядов (спецшкола № 1);

Центральная школа подготовки партизанских кадров (спецшкола № 2, нач. подполковник И. П. Кутейников);

Центральная радиошкола партизанского движения (спецшкола № 3, нач. майор И. С. Комиссаров);

Центральная школа по подготовке разведчиков (спецшкола № 105, нач. полковник Немков).

Состав центрального аппарата ЦШПД резко уменьшился (с 289 до 120 чел). Штаты спецшкол были сокращены на 61 %. Из ЦШПД ушли все пришедшие с Ворошиловым военные; начальник Оперативного управления генерал Сивков стал командующим артиллерией Северо-Кавказского фронта. В конце декабря 1942 г. новый начальник оперативного отдела Мамсуров был направлен на Кавказ, где на короткое время возглавил Южный ШПД. В январе 1943 г. на Южный фронт был отправлен и Старинов — «для руководства действиями в тылу противника на Кавказе и в Крыму». С большей частью оперативно-учебных отрядов ВОШОН он был подчинен непосредственно ЦШПД. Главное содержание этих назначений было, по-видимому, в том, что и Мамсуров, и Старинов теряли всякую возможность влиять на руководство партизанским движением.[379] Мамсуров недолго пробыл начальником Южного ШПД; уже в марте 1943 г. он возвратился в ГРУ, став заместителем начальника 2-го (информационного) управления.

А в феврале 1942 г. были расформированы ВОШОН и Центральная школа партизанского движения (спецшкола № 2).[380] Интересен следующий момент: спецшкола № 2 была сформирована из Оперативно-учебного центра Западного фронта. На практике слово «сформировала» обозначало лишь переименование и переподчинение. Оперативно-учебный центр был создан практически из ничего И. Г. Стариновым (при активной поддержке этого начинания П. К. Пономаренко) еще летом 1941-го; весь преподавательский состав школы был подготовлен Стариновым же. Точно так же дело обстояло и в ВОШОН, возглавлявшейся Стариновым. Из пяти спецшкол ЦШПД расформированию подверглись именно эти две.

Таким образом, всякая оппозиция Пономаренко была полностью подавлена; централизованная система управления партизанским движением, выстраивавшаяся Ворошиловым, осталась незавершенной, а кроме того, ряд ее элементов претерпели изменения. Масштабное сокращение аппарата ЦШПД и реорганизация управлений в отделы привела к тому, что роль Центрального штаба в системе управления партизанским движением понизилась. Соответственно, повысилась роль республиканских ШПД, в ведении которых оказались не только вопросы снабжения, пропаганды, сбора и анализа информации, но также планирование и непосредственное руководство подотчетными ШПД партизанскими формированиями.

Еще 26 ноября 1942 г. в дополнение к существующим Ленинградскому, Белорусскому и Украинскому ШПД, фронтовым представительствам ЦШПД, были сформированы Литовский и Южный ШПД.[381] Таким образом, налицо было размывание прежде четкой системы управления партизанским движением, увеличение числа региональных ШПД. Впоследствии стали появляться областные ШПД, координирующие деятельность партизанских формирований на территории определенной области;[382] насколько можно судить, в них постепенно эволюционировали областные оперативные группы. В штабы партизанского движения превращались представительства ЦШПД на фронтах,[383] что означало повышение их самостоятельности и более тесную связь с местными партийными властями.

Таким образом, обусловленная логикой внутриведомственной борьбы реорганизация Центрального штаба естественным путем привела к перерождению централизованной системы управления партизанским движением, к размыванию функций и задач отдельных элементов системы и, в конечном итоге, к появлению многоуровневой, сложной в управлении системы штабов партизанского движения.

Новый характер централизованной системы управления партизанским движением вскоре был закреплен юридически.

13 декабря 1942 г. были утверждены «Положение о Центральном штабе партизанского движения» и «Положение о республиканских и областных штабах партизанского движения».[384]

6 января 1943 г. начальник ЦШПД издал приказ о восстановлении в партизанских отрядах института военных комиссаров.[385] Вопрос о военизации партизан был закрыт раз и навсегда.

Все это, конечно, сильно повлияло на работу ЦШПД. «После упразднения поста Главнокомандующего партизанским движением деятельность ЦШПД стала как бы замирать. Продолжалась только кропотливая и весьма полезная работа по налаживанию радиосвязи с партизанскими формированиями. Планировались, но слабо обеспечивались осенне-зимние операции», — вспоминал И. Г. Старинов.[386]

Операция «Лампа», кропотливо планировавшаяся при Ворошилове, была сорвана. Едва ли это произошло по чьей-то злой воле; просто для ее выполнения нужны были самолеты; все самолеты были зарезервированы Генштабом для проведения контрнаступления под Сталинградом, а «выбить» эти самолеты было некому — как раз тогда Пономаренко и Ворошилов сошлись «лоб в лоб». Пономаренко сам очень хотел, чтобы эта операция была проведена — хотя бы частично; уже после победы над Ворошиловым он докладывал Верховному о плане операции. «Операция полностью подготовлена, — писал он, — партизанские отряды намечены, железнодорожные участки избраны, группы подрывников-минеров и их руководителей подготовлены, специальные мины замедленного действия имеются, остальная материальная часть также подготовлена. Остановка за 2–3 летными сутками, в течение которых для обеспечения операции в 25 местах потребуется 100 самолето-вылетов».[387] Вместо 300 самолето-вылетов, как было первоначально предусмотрено, Пономаренко просил 100. Но самолетов не было…

Впрочем, «значительная часть задач, предусмотренных планом операции «Лампа», была включена в планы Белорусского и Украинского ШПД, а также представительства ЦШПД на фронтах, действовавших на северо-западном, западном и частично юго-западных направлениях, — констатирует историк A.C. Князьков. — Несмотря на то что единого удара, как предусматривал замысел операции «Лампа», не получилось и партизанам для совершения диверсий пришлось довольствоваться в основном взрывчаткой, захваченной у противника, и толом, выплавленным из неразорвавшихся авиабомб, снарядов и мин… им все же удалось нанести врагу большой урон».[388]

Одна из таких операций была проведена на Брянщине. В ночь на 1 февраля 1943 г. партизанской бригадой «За Родину» и переброшенной с Большой земли диверсионной группой гвардейских минеров капитана Хить был заминирован железнодорожный участок Навля — Девичье железной дороги Брянск — Льгов. На протяжении четырех километров железная дорога была подорвана в 46 местах; разрушения маскировали установку семидесяти мин замедленного действия.[389] Немцы довольно быстро восстановили железнодорожное полотно, однако большую часть мин замедленного действия так и не нашли. Мины взрывались то ту г, то там одна за другой; железнодорожное сообщение на участке Навля — Девичье было парализовано на месяц.[390]

Но этот урон, весьма сильно поразивший немцев, был лишь слабой тенью того, которого можно было бы достичь, полностью обеспечив и проведя операцию «Лампа».

Таким образом, непосредственным результатом «контрреформы» Пономаренко стало резкое понижение эффективности работы системы управления партизанским движением. Централизация системы управления не была завершена, вместе с тем система приняла свой окончательный вид, который в последующем лишь незначительно корректировался.


  1. Пономаренко П. К. Всенародная борьба… С. 72.

  2. Старинов И. Г. Солдат столетия… С. 70.Даже если бы Старинов не упомянул о своем авторстве записки, оно бы осталось несомненным — характерный стиль изложения и ключевые идеи записки говорят сами за себя.

  3. РАВО. Т. 20 (9). С. 59–62; Известия ЦК КПСС. 1990. № 10; Война, 1941–1945 / Вестник Архива Президента РФ. М., 2010. С. 72.Интересно, что П. А. Судоплатов положительно отзывается об этой записке, отмечая, что записка показывает автора «как широкомыслящего человека, умеющего ставить серьезные задачи». Дальнейший разбор записки Судоплатовым весьма показателен: критикуются те положения, которые были внесены Пономаренко в изначальный текст И. Г. Старинова (Судоплатов П. А. Разные дни тайной войны и дипломатии, 1941 год. С. 281–282).

  4. Война, 1941–1945. С. 74; АП РФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 470. Л. 41–44.

  5. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 18. Л. 8.

  6. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 18. Л. 2–4.

  7. Партизанское движение… С. 39.Следует, правда, заметить, что это только те партизанские отряды, о которых было известно советскому руководству; в целом же их число было, надо полагать, несколько выше.

  8. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 745. Л. 1–3, 19–27; ОГБ. Т. 2. Кн. 2. С. 332–333, 393; Т. 3. Кн. 1. С. 7–9.

  9. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 745. Л. 4–18, 28–30; ОГБ. Т. 2. Кн. 2. С. 362–363, 402, 405–407, 417–421,449–550,469–470, 475–476.

  10. Судоплатов П. А. Разные дни тайной войны и дипломатии, 1941 год… С. 345.

  11. Пономаренко П. К. Борьба советского народа в тылу врага… С. 31.

  12. Пономаренко П. К. Всенародная борьба… С. 72–74.

  13. ОГБ. Т. 3. Кн. 1. С. 40–41; Коровин В. В. Советская разведка и контрразведка… С.; Партизанское движение… С. 39; Судоплатов П. А. Разведка и Кремль… С. 149–154.

  14. Романов В. А. 4-е управление НКВД СССР… С. 185.

  15. Попов А. Ю. НКВД и партизанское движение. С. 59.

  16. Лубянка… С. 276.

  17. Лубянка… С. 275–276.

  18. ОГБ. Т. 3. Кн. 1. С. 40.

  19. Попов А. Ю. НКВД и партизанское движение… С. 60.

  20. Партизанское движение… С.39.

  21. Попов А. Ю. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко… С. 185–186.

  22. ОГБ. Т. 3. Кн. 1. С. 104, 227.

  23. Между тем именно этой точки зрения придерживается большинство современных исследователей. См., напр.: Боярский В. И. Партизаны и армия… С. 70–71.

  24. РАВО. Т. 13 (2). Кн. 2. С. 154.

  25. См.: Дробов М. А. Малая война: Партизанство и диверсии… С. 153.

  26. Черный И. Н. Данные достоверны. М., 1968. С. 20.

  27. Попов А. Ю. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко… С. 155.

  28. ОГБ. Т. 3. Кн. 1. С. 104, 227; Попов А. Ю. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко… С. 185–186.

  29. Партизанское движение… С. 39–40.Любопытно, что именно в это время противником был создан специальный орган для борьбы с партизанами — «Зондер-штаб «Р»», возглавлявшийся бывшим белогвардейским офицером, кадровым сотрудником германских спецслужб майором Б. А. Хольмстоном-Смысловским. (См.: Дробязко С. И. Эпопея генерала Смысловского // Материалы по истории Русского Освободительного движения. М., 1999. Вып. 4. С. 120–121).

  30. РАВО. Т. 20 (9). С. 181. См. также воспоминания в сб.: Партийное подполье в Белоруссии… Витебская, Могилевская, Гомельская, Полесская области… С. 33–35 и т. д.

  31. Старинов И. Г. Мины замедленного действия… С. 145.

  32. ОГБ. Т. 3. Кн. 1. С. 220–228, 266–267, 291, 420–423, 522–524; Кн. 2. С. 58–60.

  33. Пономаренко П. К. Всенародная борьба… С. 78.

  34. РАВО. Т. 23 (12). Кн. 2. С. 73–74.

  35. Там же. Т. 20 (9). С. 233, 236–238.

  36. Там же. Т. 17 (6). С. 128.

  37. Армстронг Дж. Партизанская война… С. 87.

  38. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 481. Л. 104–106.

  39. Там же.

  40. Там же.

  41. Партизанское движение… С. 127.

  42. ОГБ. Т. 3. Кн. 1. С. 285.

  43. Армстронг Дж. Партизанская война… С. 133.

  44. ОГБ. Т. 3. Кн. 2. С. 201.

  45. Партизанское движение… С. 57

  46. Старинов И. Г. Пройти незримым… С. 126.

  47. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 692. Л. 1.

  48. Там же. Л. 2–7.

  49. ЦЛМО. Ф. 14. Оп. 11 603. Д. 9. Л. 1–3. Цит. по: Партизанское движение… С. 57. См. также изложение содержания документа: Воронов H.H. На службе военной // Новая и новейшая история. 1992. № 1. С. 105.

  50. Воронов H.H. На службе военной… С. 105.Согласно «Журналу посещений И. В. Сталина в его кремлевском кабинете» присутствующими были Маленков, Берия и Ворошилов. См.: На приеме у Сталина: Тетради (журналы) записей лиц, принятых И. В. Сталиным (1924–1953 гг.). М., 2008. С. 373.

  51. Куманев Г. А. Рядом со Сталиным… С. 150–151.

  52. Попов А. Ю. 15 бесед с генералом КГБ Бельченко… С. 171.

  53. ОГБ. Кн. 3. Т. 1. С. 396.

  54. ОГБ. Кн. 3. Т. 1. С. 397.

  55. На приеме у Сталина… С. 373.

  56. Кумапев Г. А. Рядом со Сталиным… С. 151–152.

  57. Брюханов А. И. В штабе партизанского движения. Минск, 1980… С. 13–14.

  58. Между прочим, Пономаренко умел ценить преданность; несколькими месяцами позже, когда немцы прорвали Юго-Западный фронт и на улицах Сталинграда, где жила семья Брюханова, шли ожесточенные бои, Пономаренко лично позаботится об эвакуации родных своего подчиненного — тем самым спася их от весьма вероятной гибели.

  59. Куманев Г. А. Рядом со Сталиным… С. 152–153.

  60. Куманев Г. А. Рядом со Сталиным… С. 152–153.

  61. 1 апреля 1942 г. Сталин продиктовал решение Политбюро ЦК ВКП(б) «о работе Ворошилова К. Е.», в котором после уничтожающей сталинской критики значилось: «1. Признать, что т. Ворошилов не оправдал себя на порученной ему работе на фронте.2. Направить т. Ворошилова на тыловую военную работу». Этой «тыловой военной работой» Ворошилова, оставшегося членом ГКО, стало формирование новых частей Красной Армии и вопросы партизанского движения. За дело маршал принялся весьма активно; летом 1942 г. он встречался по этим вопросам со Сталиным 17 раз (Пономаренко Сталин, к слову сказать, за этот период принял лишь однажды).

  62. РАВО. Т. 13 (2). Кн. 2. С. 254; Т. 20 (9). С. 114–115.

  63. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 3. Л. 1; РАВО. Т. 20 (9). С. 115–116.

  64. ОГБ. Т. 3. Кн. 1. С. 519.

  65. Там же. Кн. 2. С. 23.

  66. Там же. Кн. 1. С. 558–556; Кн. 2. С. 140–141, 359–360.

  67. ОГБ. Т. 3. Кн. 2. С. 23.

  68. Там же. С. 24.

  69. Там же. С. 315–317, 330–331, 371–372, 410–417, 420–427,487–488,496–499.

  70. См.: Строкам ТА. Наш позивний — свобода. Kieв, 1978; Хрущев Н. С. Время. Люди. Власть. Кн. 1.

  71. Попов А. Ю. 15 бесед с генералом КГБ Бельченко… С. 88–119, 146.

  72. Никольский В. А. Аквариум — 2. С. 96–107; Партизанское движение… С. 58–59.

  73. ОГБ. Т. 3. Кн. 2. С. 7–8.

  74. ОГБ. Т. 3. Кн. 2. С. 7–8.

  75. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 1. Л. 1–4, 32; Д. 4. Л. 26; Д. 24. Л. 3.

  76. РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 8. Д. 27. Л. 46–117.

  77. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 14. Л. 2–3.

  78. Курас И. Ф., Кентий A.B. Штаб непокоренных…. С. 48–49.

  79. РАВО. Т. 20 (9). С. 243.

  80. Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. Кн. 1. С. 78–79.

  81. Курас И. Ф., Кентий A.B. Штаб непокоренных… С. 22–23.

  82. РАВО. Т. 20 (9). С. 116–117.

  83. РАВО. Т. 20 (9). С. 242–243.

  84. Никольский В. А. Аквариум — 2… С. 117.

  85. Партизанское движение… С. 151.

  86. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 24. Л. 79.

  87. Там же. Оп. 8. Д. 27. Л. 19–20.

  88. РАВО. Т. 20 (9). С. 435–441.

  89. Старинов И. Г. Пройти незримым… С. 148–158.

  90. Артемьев И. Н. В эфире партизаны… С. 4, 111; Брюханов А. И. В штабе партизанского движения. Минск, 1980. С. 13–14; Попов А. Ю. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко… С. 161.

  91. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 24. Л. 11–12.

  92. Там же. Д. 81. Л. 79.

  93. Брюханов А. И. В штабе партизанского движения… С. 24.

  94. Сабуров А. Н. Отвоеванная весна. М., 1968. Кн. 2. С. 71.

  95. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 4. С. 31–32; ОГБ. Т. 3. Кн. 2. С. 129; РАВО. Т. 20 (9). С. 131.

  96. Старинов И. Г. Мины замедленного действия… С. 151–152.По всей видимости, например, рейды партизанских соединений импонировали Пономаренко не только по военным и политическим причинам, но и вследствие того, что рейды были самыми простыми для ЦШПД операциями: в Центре намечались лишь основные контуры операции, а конкретное планирование шло уже в партизанских соединениях. Это было гораздо легче, чем планировать крупные операции с участием десятков партизанских отрядов.

  97. Главупрформ НКО курировался Ворошиловым. См.: Горьков Ю. А. Комитет Государственной Обороны постановляет, 1941–1945 гг.: Цифры. Документы. М., 2002. С. 147.

  98. Старинов И. Г. Пройти незримым… С. 149–158.

  99. Боярский В. И. Партизаны и армия… С. 189.

  100. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д.24. Л. 77–83.

  101. Там же. Л. 82.

  102. Старинов И. Г. Записки диверсанта… С. 326.

  103. Такой прием был впоследствии успешно применен Пономаренко в 1943 г. для нейтрализации возражений по планам «Рельсовой войны».

  104. Такой прием был впоследствии успешно применен Пономаренко в 1943 г. для нейтрализации возражений по планам «Рельсовой войны».

  105. Старинов И. Г. Записки диверсанта… С. 326–327.

  106. Рубцов Ю. В. Alter ego Сталина… С. 230–231.

  107. РАВО. Т. 17(6). С. 166.

  108. Боярский В. И. Партизаны и армия… С. 184.

  109. Боярский В. И. Партизаны и армия… С. 185.

  110. На приеме в Кремле присутствовали партизанские командиры Д. В. Емелютин, Г. Ф. Покровский, И. С. Гузденко, М. И. Дука, М. П. Ромашин, И. С. Воропаев, М. И. Сенченков, В. И. Кошелев, А. Н. Сабуров, С. А. Ковпак, И. В. Дымников, Е. С. Козлов, М. Ф. Шмырев, А. П. Матвеев. Чуть позже Сталиным отдельно были приняты А. Ф. Федоров и В. И. Козлов. (Пономаренко П. К. Всенародная борьба… С. 87–88). Подробное описание см.: Пережогин В. А. Партизаны на приеме у И. В. Сталина // Отечественная история. 1999. № 3. С. 186–191

  111. На приеме у Сталина… С. 383.

  112. Сабуров А. Н. Отвоеванная весна… С. 83.

  113. Правда. 1942. 2 сент.

  114. Сабуров А. Н. Отвоеванная весна… С. 83.

  115. РГЛСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 3. Л. 12–17; РАВО. Т. 13 (2). Кн. 2.С. 292–295.

  116. РАВО. Т. 20 (9). С. 135.

  117. Залесский К. А. Империя Сталина. С. 99; РАВО. Т. 20 (9). С. 10; Партизанское движение… С. 68. Впрочем, например, Д. А. Волкогонов признает тот факт, что руководство партизанским движением было «крупным самостоятельным участком работы» (Волкогонов Д. А. Этюды о времени: Из забытого, незамеченного, ненапечатанного. М., 1998. С. 131). См. также: Князьков A.C. Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов… С. 132–148.

  118. Ворошилов К. Е. Срочное поручение… С. 27; Пономаренко П. К Во главе обороны… С. 35; Калинин П. З. Партизанская республика… С. 20.

  119. Об этом вскользь упоминается в: Старинов И. Г. Солдат столетия… С. 11.

  120. Партизанское движение… С. 60.

  121. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 24. Л. 137–138.

  122. Партизанское движение… С. 85–88.

  123. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 24. Л. 137.

  124. Там же. Л. 156.

  125. Куманев Г. А. Рядом со Сталиным… С. 153.

  126. Князьков A.C. Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов… С. 139; Попов А. Ю. 15 бесед с генералом КГБ Бельченко… С. 166–168.

  127. РАВО. Т. 20 (9). С. 135; РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 4. С. 85–88.

  128. Куманев Г. А. Рядом со Сталиным… С. 114.

  129. Там же. С. 153.

  130. Куманев Г. А. Рядом со Сталиным… С. 153.

  131. Хрущев Н. С. Время. Люди. Власть. Т. 1. С. 449.Корниец Леонид Романович — председатель СНК Украины.

  132. РАВО. Т. 20 (9). С. 149; ОГБ. Т. 3. Кн. 2. С. 330–331.

  133. РАВО. Т. 20 (9). С. 156, 218. См. положение, утвержденное 5 октября 1942 г.: РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 81. Л. 100–101.

  134. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 24. Л. 156.

  135. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 24. Л. 137–138; Д. 81. Л. 100–101.

  136. Боярский В. И. Партизаны и армия… С. 186.

  137. РАВО. Т. 13 (2). Кн. 2. С. 348.

  138. Там же. С. 349.

  139. РГАСПИ. Ф. 69. Он. 1. Д. 747. Л. 34–52; ОГБ. Т. 3. Кн. 2. С. 186–188; 266–268;

  140. Их организацию при поддержке Ворошилова еще летом 1942 г. «пробил» И. Г. Старинов, ратовавший за создание специальных диверсионных формирований. Собственно, речь шла изначально о спецбригадах; проект был одобрен начальником инженерных войск М. П. Воробьевым, Ворошиловым, Маленковым — но в полной мере не реализован; вместо спецбригад создали отдельные гвардейские батальоны минеров с подчинением руководству инжвойск. (Старинов И. Г. Мины замедленного действия… С. 146–148).

  141. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 4. Л. 91; Д. 81. Л. 108.

  142. Там же. Д. 24. Л. 144; Д. 694. Л. 7–9.

  143. Старинов И. Г. Мины замедленного действия… С. 150; РГАСПИ. Ф. 69. Он. 1. Д. 795. Л. 4.

  144. Князьков A.C. Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов… С. 144.

  145. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 39. Л. 19.

  146. Там же. Л. 20.

  147. Старинов И. Г. Пройти незримым. С. 166–167; Старинов И. Г. Мины замедленного действия. С. 150; Старинов И. Г. Второй фронт. С. 265–266.

  148. Князьков A.C. Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов… С. 142.

  149. Сабуров А. Н. Отвоеванная весна… С. 71–72.

  150. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 4. Л. 117.

  151. Стартов И. Г. Ошибки партизанской войны // Малая война: Организация и тактика боевых действий малых подразделений. Минск, 1998. С. 165–177; Оп же. Почему мы победили только в сорок пятом? // Солдат удачи. 1995. № 5. С. 32–36, и др.

  152. Согласно «Журналу посещений…» Маленков неизменно присутствовал на соответствующих заседаниях.

  153. Старинов И. Г. Записки диверсанта… С. 330–332; Он же. Солдат столетия… С. 15, 71–72; Он же. Мины замедленного действия… С. 149–150.A.C. Князьков связывает отказ от поддержки проекта Маленкова и Василевского подготовкой контрнаступления под Сталинградом: «материальные ресурсы направлялись в основном на сталинградский участок фронта» (Князьков A.C. Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов… С. 148).

  154. Правда. 1942. 14 нояб.

  155. На приеме у Сталина. С. 390–391.

  156. Кирилл Мазуров — Пантелеймон Пономаренко. Беседы 1983 года / Публ. и коммент. В. Селеменева, В. Скалабана // Неман. 2009. № 7. С. 147.

  157. РАВО. Т. 20 (9). С. 168.

  158. Старинов И. Г. Пройти незримым… С. 169.

  159. РАВО. Т. 20 (9). С. 168.

  160. РАВО. Т. 20 (9). С. 172.

  161. Нужно, правда, отметить, что при этом «отстранении от дел» были соблюдены все приличия; со стороны это смотрелось как вполне достойное для профессионалов ранга Старинова и Мамсурова дело. Самое интересное, что, по крайней мере Старинов, видно из его воспоминаний, воспринял свое назначение на Кавказ с облегчением — ему смертельно надоела подковерная борьба в ЦШПД, тем паче что его партия потерпела поражение.

  162. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 28. Л. 47.

  163. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 24. Л. 194–196; РАВО. Т. 20 (9). С. 172.

  164. РАВО. Т. 20 (9). С. 258–259.

  165. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 10. Л. 53–54.

  166. Там же. Д. 1. Л. 27–42, 43–54.Стартов И. Г. Мины замедленного действия… С. 154.

  167. Там же. Л. 4.

  168. Стартов И. Г. Мины замедленного действия… С. 154.

  169. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 39. Л. 21; Д. 10. Л. 163.

  170. Князьков A.C. Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов… С. 145–146.

  171. РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 205. Л. 12.

  172. Там же. Л. 26.