Лентяев Илья Михайлович, 1867 г. рождения.
Проживал в Петербурге. Одно время служил писарем 76-го резервного пехотного кадрового батальона. Был переведен на ту же должность в Комендантское управление Санкт-Петербургской крепости, а затем — в Министерство земледелия и государственных имуществ.
Попал в поле зрения резидента австрийской разведки М.Н. Парунова (см. соотв. ст.) и был им завербован. Л. дал согласие передавать ему секретные сведения военного характера и, в частности, мобилизационные планы и штатные списки столичного гарнизона, однако потребовал деньги вперед, а после того как П. отказал ему, отношения с ним прервал.
Связь с Л. в 1896 г. восстановила дочь Парунова Мария (см. соотв. статью настоящего издания). С ее помощью Л. удалось добыть и передать австрийской разведке «подробное расписание войск за 1896 г. и доклад военного министра за тот же год. Эти документы были высоко оценены в Вене.
Вскоре Парунова и Л. предприняли попытку завербовать писаря Главного интендантского управления Остроумова, который доложил об этом в контрразведку.
После активной разработки Л. вся группа Парунова была в мае 1987 г. арестована.
Л. был приговорен к 8 месяцам тюремного заключения. Дальнейшая его судьба не выяснена.
Леонтьев Николай Матвеевич (1874—?), поручик 4-го Варшавского крепостного пехотного полка.
Летом 1902 г. Л. заведовал офицерской столовой при лагерных сборах и растратил 400 рублей. Чтобы погасить недостачу, он влез в долги. Вскоре командование части перевело Л. в Отчетное отделение штаба под начало адъютанта штаба, подполковника Монкевича. Л. получил по роду службы доступ к секретным штабным бумагам, в том числе к материалам по русской разведывательной агентуре за границей. У Л. возникла мысль продать эти сведения противнику и таким образом погасить долги. Вскоре он познакомился с варшавским дворянином Ромуальдом Кастановичем Венцковским (1854—?). Л. рассказал ему о возможности заработать деньги на продаже секретов. Венцковский «вошел в дело». Оставалось придумать способ установления негласного контакта с иностранной разведкой.
Л. предложил обратиться к австрийскому консулу, но у Венцковского созрел другой план. Он послал в Вену письмо на имя начальника почтовой конторы, а в него вложил второй конверт, адресованный начальнику Главного штаба австрийских войск. В этом послании формулировались предложения о продаже секретных материалов. Л. и Венцковский просили дать ответ на имя некоей Анны Эк в Баден до востребования, и одновременно — послать такой же ответ в Вену на имя офицера австрийского Генерального штаба, фамилию которого они вычитали в газете. За свои услуги они запросили 12 тысяч рублей. Если их предложение принималось, в газете «Ежедневный курьер» должно было появиться объявление о том, что «имеется 12 000 рублей на ипотеку дома в Люблине».
Получив в апреле 1903 г. такое подтверждение, Венцковский выехал в Вену и передал часть собранных Л. данных. В Австрии он встречался с разведчиками полковником Хордличкой, капитанами Дзиковским и Редлем. Они снабдили поляка фальшивыми паспортами на имя Ивана Крола и Роха Вольского, по которым он впоследствии ездил за границу и передавал материалы.
Основной задачей Л. и Венцковского был сбор сведений о русских разведчиках на территории Австрии. Они выдали секретные данные об агенте Штейнберге (агентурная кличка Марс), а также сообщили сведения об австрийском дезертире-сапере, завербованном русской разведкой и передавшем ей схему укреплений г. Перемышля. Однако вскоре выяснилось, что Штейнберг сбежал за границу под именем Чекайло. Л. выдал еще одного агента, Кульматицкого, выкрав из штаба его карточку, но обнаружилось, что он тоже скрылся из Австрии в неизвестном направлении. Эти факты исчезновения русской агентуры, видимо, не случайны, т. к. капитан австрийской разведки Редль уже являлся в это время агентом русской разведки и мог заблаговременно сообщить ей об угрозе разоблачения этих агентов.
Из-за опасения, что переданные им сведения не соответствуют запрашиваемым «гонорарам», Л. начал выдумывать имена агентов, сочинять их фальшивые донесения, переправляя эти материалы за границу. Фамилии персонажей своих донесений он брал из списков армейских дезертиров.
Поручения о копировании секретных штабных документов Л. исполнял с некоторой выдумкой: описание системы обороны Бреста он списал с общеизвестного плана 1884 г., приукрасив его собственной фантазией, потом отпечатал на машинке и сфотографировал аппаратом новейшей конструкции, специально переданным ему австрийцами. Эту фотокопию Венцковский переправил своим иностранным руководителям, заверяя, что перед ними — добытые с риском для жизни совершенно секретные материалы. Л. сам составлял описание штабных карт, выдавая их за последнее достижение русской военной топографии. Однако все эти документы вызвали подозрение у австрийцев, о чем они прямо заявили своим агентам. Вследствие этого Л. впал в депрессию и хотел «выйти из игры», но Венцковский вернулся из Вены с деньгами, и этот аргумент пересилил страхи поручика. Он ограничился тем, что составил завещание (половину имущества оставлял матери, а половину — своей сожительнице девице Юлии Уттке). Тем не менее Л. попытался оставить военную службу и перейти в судебные приставы в окружной суд, но его попытка окончилась неудачей.
Тем временем русской контрразведкой была обнаружена утечка информации. Стали выявлять лиц, имевших к ней доступ, и вскоре вышли на поручика Л., жившего явно не по средствам. В ходе проверки обнаружилась его подозрительная связь с Венцковским, часто ездившим без видимой причины за границу. Вскоре они были арестованы. При обыске у них изъяли фотоаппарат, копии донесений и другие документы, полностью изобличающие их шпионскую деятельность. 13 октября 1904 г. Л. был приговорен к смертной казни, которую, однако, заменили бессрочной каторгой. Венцковский получил четыре года каторжных работ.
Лесневская Аглая Николаевна, 1878 г. рождения, жена офицера царской армии.
Происходила из дворянской семьи. Ее муж погиб на фронтах Первой мировой войны. После революции 1917 г. оказалась в Москве с сыном и дочерью.
Была вовлечена резидентом американской разведки Ксенофонтом Д. Каламатиано в подрывную работу против советской власти. Являлась агентом-связником, предоставила американцу квартиру для конспиративных встреч. Состояла с ним в интимной связи.
После провала и ареста была задержана ВЧК, но вскоре освобождена. К уголовной ответственности не привлекалась за «малозначительностью» содеянного.
Работала в швейных мастерских Малого театра. Вышла замуж за бывшего сослуживца мужа, ставшего генералом Красной армии.
В 1938 г. после ареста второго мужа отправлена в лагерь для членов семей репрессированных, где после двух лет заключения умерла.
Лесневский Петр Григорьевич, 1899 г. рождения, юнкер царской армии.
Сын А.Н. Лесневской (см. соотв. ст.). Отец — офицер русской армии, погибший в Первую мировую войну. До революции обучался в юнкерском училище, однако из-за событий октября 1917 г. обучение прекратил.
Скрыл свою принадлежность к юнкерскому корпусу, через дядю, профессора Московского университета, достал справку о том, что до революции был студентом. Это позволило ему устроиться вестовым в Управление военного контроля при полевом штабе Реввоенсовета (военная разведка и контрразведка).
В начале 1918 г. был завербован резидентом американской разведки К.Д. Каламатиано как агент-связник.
В августе того же года арестован ВЧК вместе со всей агентурной сетью американца.
Приговорен судом к 3 годам лишения свободы, однако вскоре умер в тюрьме от воспаления легких.
Лесток Иоганн-Герман (Жан-Арман, в крещении Иван Иванович) (1692–1767).
Происходит из рода дворян-гугенотов, преследовавшихся во Франции и эмигрировавших в XVI в. в немецкие земли. Родился в Ганновере. Получил медицинское образование.
В 1713 г. переехал в Россию как лекарь. Становится русским подданным. За пьянство и разврат был сослан Петром I в Казань.
В 1725 г. Екатерина I возвратила его в Петербург, где Л. был назначен лейб-хирургом цесаревны Елизаветы Петровны.
Активно участвовал в придворных интригах. Являлся доверенным лицом французского посла Шетарди, который всячески вмешивался во внутренние дела России. Л. и Шетарди становятся вдохновителями и организаторами дворцового переворота 1741 г., в результате которого был свергнут с престола и заточен малолетний император Иоанн VI Антонович (убит в Шлиссельбургской крепости при попытке его освобождения). Его мать Анна Леопольдовна, провозглашенная правительницей при Иоанне VI, была отправлена в ссылку.
В 1741 г. Л. становится действительным тайным советником, президентом Медицинской канцелярии, а в 1744 г. — графом. Продолжал активно вмешиваться в государственные дела, возглавлял при дворе Елизаветы Петровны профранцузскую партию. Боролся с канцлером А.П. Бестужевым-Рюминым.
В 1748 г. в результате интриг был арестован, обвинен в измене и сослан в Углич, а затем — в Устюг. Освобожден Петром III в 1762 г. От политики отошел.
Лжедмитрий I (Отрепьев Юрий Богданович, он же — Отрепьев Григорий, он же— Гришка-вор) (уб. в 1606), дворянин, первый самозванец в эпоху Смуты.
Л. родился в небогатой дворянской семье на рубеже 70—80-х годов XVI в. Его предки выехали из Литвы на службу в Москву. Отец Л., Богдан Отрепьев, достигнув совершеннолетия, получил вместе со старшим братом поместье, служил в стрелецких войсках, дослужился до сотника.
Л. рано осиротел. Его воспитанием занималась мать, она научила его читать божественное писание, «часовник и псалмы Давидовы». Вскоре его посылают в Москву для продолжения учения. Л. быстро усвоил грамоту, у него обнаружился каллиграфический почерк, что чрезвычайно ценилось у приказных. Поступил на службу к боярину М.Н. Романову. После того как Романовы попали в опалу, Л., чтобы избежать преследований, постригся в монахи, оказался в Чудовом монастыре. Попал в поле зрения патриарха Иова, который взял его на свой двор «для книжного письма», а также «сотворяти каноны святым».
По одной из версий, в начале 1602 г. Л. был уличен в еретичестве и, спасаясь от суда, бежал из монастыря. Весной 1602 г. он оказывается в Киево-Печерском монастыре, где «признался» игумену, что он сын Ивана Грозного, царевич Дмитрий, чудом спасшийся в Угличе от убийц, подосланных Годуновым. После этого признания Л. был изгнан из монастыря и через Острог добрался до Гощи, где сблизился с сектой ариан, почитавшихся на Руси злейшими еретиками. Одновременно прислуживал на кухне у пана Хойского. Настойчиво продолжал распространять слухи о своей принадлежности к Рюриковичам, впервые вызвал к себе интерес у иезуитов и некоторых представителей польской аристократии.
Сбросив монашеское одеяние, Л. посещает Запорожскую Сечь, где был восторженно принят казаками. Вскоре Л. понимает, что с репутацией еретика у него нет шансов на русский трон. Он решил искать покровительства у известного магната Адама Вишневецкого, ревностного сторонника православия в Речи Посполитой. Польский аристократ признал «царевича», хотя рассказанные им легенды его не убедили. Дело в том, что у Вишневецкого были давние споры с русскими властями из-за пограничных земель. Приблизив самозванца, он получал возможность оказать давление на московское правительство и потребовать уступок. Пан Адам начал оказывать «московскому беглецу» полагавшиеся его чину почести. Поддержка такого влиятельного лица, как Вишневецкий, оказало Л. неоценимую услугу. Авантюра Л. получила новое развитие.
Л. с помощью А. Вишневецкого начал формировать военные отряды. Неожиданно они получили поддержку короля Сигизмунда III, который, несмотря на заключенный в 1600 г. мир с московским правительством, тайно вынашивал планы возобновления войны. Его воинственные намерения разделяли сенаторы и влиятельные католические круги. Они хорошо понимали, что появление Л. может послужить причиной внутренних неурядиц в Русском государстве, значительно ослабить его в политическом и военном отношении.
Вскоре Л. перебирается в Самбор, принадлежащий Ю. Мнишеку. Тот помог ему заручиться поддержкой литовского канцлера Л. Сапеги.
В марте 1604 г. Л. был принят польским королем, который обещал поддержку самозванцу в его претензиях на русский престол при следующих условиях: обращение Московии в католичество, вступление Руси в войну со Швецией в союзе с Польшей, а также территориальные уступки Польше исконных русских земель (Чернигово-Северская область с шестью крупными городами). Эти «кондиции» были письменно зафиксированы и подписаны Л.
Кроме этого, Л. дал Ю. Мнишеку обязательство, по которому в случае его восшествия на русский престол он повенчается с его дочерью Мариной и передаст в ее владение Новгородские и Псковские земли. Самому будущему тестю должны были перейти также Смоленские земли.
Выполнение этих обязательств неизбежно привело бы к расчленению России, но это мало заботило такого азартного игрока, как Л. Он думал только о власти.
Несмотря на первые неудачи, войска Л. усиливались за счет притока крестьян, горожан, казаков. Начали перебегать к самозванцу и родовитые люди: дворяне, сыны боярские и даже бояре. Многие представители аристократии понимали, с кем имеют дело, однако видели в авантюре Л. уникальную возможность сделать карьеру, продвинуться по социальной лестнице или обогатиться за счет грабежей и пожалований.
К Л. переходили целые города и земли. Пропаганда самозванца имела большой успех, несмотря на ряд серьезных поражений его войск от царских воевод. Переломным моментом в военном отношении стал переход на сторону Л. воевод П.Ф. Басманова, И.А. Татева и П.М. Шаховского (см. соотв. ст.).
В октябре 1604 г. Л., незадолго до этого принявший католичество, во главе отрядов, составленных из поляков и немцев, а также русских перебежчиков, вторгся на территорию Московии. Одна польская поддержка вряд ли обеспечила бы Л. успех.
По образному замечанию В.О. Ключевского, самозванец «был только испечен в польской печи, а заквашен в Москве». К середине 1604 г. авторитет царя Бориса и его правительства значительно ослаб. Массовое сознание никак не могло примириться с фактом избрания на престол шурина умершего царя Федора Ивановича, поскольку он не принадлежал роду Рюриковичей. Ностальгия по идее наследования престола только представителем царской семьи по нисходящей линии развивалась на фоне социального недовольства в низах русского общества и брожения в верхах, не смирившихся с возвышением «худородных» Годуновых. Попытки царя Бориса облегчить положение простого народа в условиях обрушившегося на страну голода как бы не брались во внимание. Все беды рассматривались как наказание за грехи «безбожного» царя.
Еще до объявления самозванцем претензий на трон, по Москве и в провинциях начали распространяться слухи о том, что царевич Дмитрий не был убит, а чудом спасся. Идея самозванства буквально витала в воздухе.