Миссис Готобед разглаживала складки на юбке, и шелк тихо шуршал.
- Мой муж подарил мне это платье сразу после свадьбы, - сказала она. Мне купили его в Париже, и я часами стояла перед зеркалом, пока его прилаживали на мою фигуру. У меня была такая тонкая талия, какой, по словам портних, им не приходилось видеть. Мистер Готобед мог обхватить ее, соединив большие и указательные пальцы обеих рук. Ему нравилось покупать мне платья, он купил мне двадцать девять бальных платьев - я прожила с ним двадцать девять лет, - по платью в год, и все они до сих пор висят у меня в шкафу. Каждый раз, когда мне удается встать с постели, я надеваю новое платье. Я хочу успеть до смерти еще раз надеть их все.
И пока она рассказывала, ее тонкие руки, не переставая, разглаживали шелк. "Она безумная, - решила Кэрри, - совсем безумная..."
- Разливай чай, дитя, - продолжала миссис Готобед, - а я расскажу тебе про мои платья. У меня есть зеленое шифоновое с жемчугом вокруг шеи, голубое парчовое и серое шелковое, отделанное розовыми страусовыми перьями. Оно больше всех нравилось моему мужу, поэтому я приберегаю его напоследок. Он говорил, что в нем я похожа на королеву. Налей мне в чай чуть-чуть молока и, пожалуйста, сложи вместе два кусочка хлеба.
Глаза у нее были бесцветные и навыкате. "Как у мистера Эванса", подумала Кэрри, но, кроме этого, в ней не было ничего, чем она могла бы походить на сестру лавочника. В таком туалете, в этой красивой комнате.
- Хотите джема? - спросила Кэрри. - Хепзеба сварила его из черники.
- Нет, дитя, спасибо. - Миссис Готобед посмотрела на Кэрри бесцветными глазами мистера Эванса и добавила: - Значит, ты живешь у моего брата? Да поможет тебе бог!
Кэрри выпрямилась.
- Мне нравится мистер Эванс, - услышала она собственный голос.
- В таком случае ты единственная в своем роде. Мой брат неприветливый, злой и бесчестный человек. А как ты ладишь с моей младшей сестрой Луизой?
- Тетя Лу очень милая, - ответила Кэрри.
Она посмотрела на унизанные кольцами пальцы миссис Готобед с длинными, похожими на когти ногтями - пальцы держали чашечку из тонкого фарфора - и вспомнила маленькие, красные от воды руки тети Лу, которые мыли посуду, терли полы и чистили картофель.
- Милая, но глупая, - сказала миссис Готобед. - Всего боится, иначе давным-давно ушла бы от него. До конца своих дней она будет позволять ему помыкать ею. А тобой он тоже помыкает?
Кэрри решительно покачала головой.
- И ты его не боишься? В таком случае, пожалуйста, передай ему кое-что от меня. - Она отпила чай и так долго и задумчиво смотрела в огонь, что Кэрри решила, что она забыла про нее. Кэрри успела съесть весь хлеб с маслом и дочиста выскребла блюдечко с джемом из черники, прежде чем миссис Готобед перевела на нее взгляд и заговорила медленно и отчетливо.
- Когда я умру, - сказала она, - ты передашь ему от меня, что я его не забыла. Я не забыла, что он мой родной брат, хотя порой бываешь гораздо больше обязана чужим людям. Что я сделала то, что сделала, только потому, что считала это справедливым, а вовсе не для того, чтобы причинить ему зло. - Поставив чашку на стол, она тихонько рассмеялась, а глаза ее заблистали, как блестят под водой бесцветные камешки. - Только обязательно подожди, пока меня положат в гроб. Не то он явится сюда, будет топать ногами и кричать, а у меня на это нет сил. - Помолчав, она спросила: - Ты поняла, что я тебе сказала?
Кэрри кивнула, но это была ложь. Она ничего не поняла, но признаться в этом ей было стыдно. Ее смущали и сама миссис Готобед, и ее манера спокойно рассуждать о смерти, словно об отдыхе: "Когда я поеду отдыхать..."
Кэрри не могла оторвать глаз от собственных рук, а уши у нее пылали. Но миссис Готобед больше ничего не сказала, и, когда Кэрри наконец осмелилась взглянуть на нее, оказалось, что она лежит в кресле, а голова у нее скатилась набок. Она лежала так неподвижно, что Кэрри засомневалась, не умерла ли она, но, когда вскочила, чтобы бежать и позвать Хепзебу, заметила, что грудь у миссис Готобед мерно колышется, а значит, она просто спит. Тем не менее Кэрри выбежала из комнаты и помчалась через холл в кухню.
- Хепзеба! - крикнула она, и Хепзеба подошла к ней, с минуту держала ее в своих объятиях, потом подняла ее подбородок и заглянула ей в лицо. Ничего не случилось, - заикаясь, сказала Кэрри. - Она заснула.
Хепзеба кивнула, ласково погладив ее по щеке, и сказала:
- Тогда я, пожалуй, схожу к ней, а ты побудь здесь с Альбертом.
- Испугалась? - спросил сидящий у огня Альберт, когда Хепзеба ушла.
- Нет, - ответила Кэрри. Но поскольку она на самом деле испугалась, то сейчас рассердилась на Альберта. - Я решила, что она умерла, и все это из-за тебя. Еще тогда, когда мы пришли к вам в первый раз, ты мне сказал, что она умирает. А с тех пор прошло несколько месяцев.
- Она умирает, - подтвердил Альберт. - Ты хочешь сказать, что я не должен был говорить тебе об этом?
Кэрри сама не знала, что она имела в виду.
- Она не должна об этом говорить, - ответила она.
- Почему? - удивился Альберт. - Лично для нее это имеет некоторое значение.
- Это страшно, - сказала Кэрри. - И она страшная. Похожа на привидение. Надевает все эти бальные платья, зная, что умирает!
- Когда она их надевает, они вселяют в нее мужество, - объяснил Альберт. - Ее жизнь когда-то состояла из балов и красивых туалетов, поэтому сейчас, когда на ней бальное платье, ей вспоминается, какой она была счастливой. Между прочим, это я подал ей такую идею. Когда я сюда приехал, я заметил, что она несчастна. Она все время плакала. Как-то вечером она велела Хепзебе показать мне свои платья и посетовала, что уже никогда не сможет их надеть. Почему не сможет, спросил я, и она ответила: зачем, мол, их надевать, раз никто не видит. Тогда я сказал, что мне очень бы хотелось посмотреть. С тех пор всякий раз, когда она чувствует себя сравнительно хорошо, она надевает новое платье, я иду к ней и смотрю, а она рассказывает мне про те времена, когда носила его. По правде говоря, это довольно интересно.
Он говорил об этом как о чем-то вполне обычном. Кэрри же, представив себе пожилую больную женщину, одетую в вечернее платье и украшенную драгоценностями, а рядом с ней худенького - кожа да кости - мальчика в очках, никак не могла с ним согласиться.
- Смешной ты, Альберт. Не такой, как все, хочу я сказать. Необычный.
- А я не хочу быть как все, - заявил Альберт. - А ты?
- Не знаю, - пожала плечами Кэрри.
Альберт вдруг показался ей таким взрослым, что рядом с ним она почувствовала себя глупой и маленькой. Ей захотелось рассказать ему про то, что миссис Готобед велела передать мистеру Эвансу, и спросить его, о чем, по его мнению, миссис Готобед говорила, но она не могла придумать, как все это изложить, чтобы не показаться ужасно бестолковой. Но тут в кухню ворвался Ник в сопровождении мистера Джонни, и расспрашивать уже было некогда.
- О Кэрри, если бы ты только видела! - в возбуждении кричал Ник. Озеро, а на нем коричневый остров с белыми чайками! Сначала мне ничего не было видно, но мистер Джонни велел мне сесть и ждать, я сидел не двигаясь, и тогда остров словно зашевелился. И коричневым он был вовсе не из-за земли, а потому что на нем, так плотно прижавшись друг к другу, что под ними не видно было травы, сидели тысячи тысяч птенцов. О Кэрри, такого зрелища я еще не видел за всю мою жизнь! Какая красота!
- Точно такая же, как в тот раз, когда родился теленок. Или же когда ты на свое десятилетие получил в подарок перчатки. У тебя все красота, довольно кисло заметила Кэрри.
- Ну и что? - Ник был озадачен и обижен. Но вдруг он улыбнулся: - А теперь твоя очередь, да? В будущем месяце твой день рождения!
День рождения Кэрри был в начале мая. Мистер Эванс и тетя Лу подарили ей носовые платочки, а мама прислала зеленое платье, которое оказалось тесным в груди и коротким. Тетя Лу предложила подшить платье другим материалом, чтобы удлинить его, но лиф расширить было сложно, поэтому Кэрри немного поплакала, оставшись одна, но не из-за того, что платье нельзя было надеть, а из-за того, что мама не догадалась, как она за это время выросла. По этому поводу она все утро ходила расстроенная, но после занятий, когда они отправились в Долину друидов, настроение у нее улучшилось. Хепзеба испекла пирог с белой глазурью и украсила его двенадцатью свечками, а мистер Джонни сплел из полевых цветов ей на голову целую корону.
- Теперь ты майская королева, - сказала Хепзеба.
Кэрри была в короне, пока они сидели на солнышке и ели пирог, но ко времени ухода домой цветы немного завяли.
Альберт проводил их до насыпи:
- Нужно было намочить цветы в священном источнике, - заметил он. Тогда они никогда бы не завяли.
Он говорил, по-видимому, всерьез.
- Ты в это веришь? - спросила Кэрри.
Альберт пожал плечами.
- Хепзеба верит и не верит. Когда она готовит настой из трав, она всегда берет воду из источника, говорит, что с горы бежит чистая вода. Но, по-моему, она считает, что дело не только в этом. Кто знает? Только как-то вечером она помазала водой из источника мою бородавку, и утром, когда я проснулся, бородавки не было и в помине.
- То же самое бывает и от сока фасоли, - сказала Кэрри. - Или если помазать слюной натощак. У Ника была бородавка, он каждое утро плевал на нее, и к концу недели она пропала.
- То - колдовство, - заявил Альберт. - А наш источник священный. Это совсем другое дело.
- Хочешь сказать, что он считается священным с незапамятных времен? засмеялась Кэрри, стараясь показать, что не верит в эти басни. - То же самое говорит и тетя Лу, но она у нас немного с приветом.