религией. Можно определить это время, как время духовного вакуума — один из
наиболее тяжелых периодов в истории человечества, когда человеческая личность
вообще ни во что не ставилась. Настроение людей в то время было отнюдь не
духовным, его можно выразить лозунгом черни: «Хлеба и зрелищ!» — вот о чем
мечтали люди, вот до чего пал «венец творения».
Плотин, который жил в это время, видел все эти безобразия — и во время
похода на Персию, и во время жизни в Риме — но хотел, тем не менее, найти выход
из этого положения. Возможно, он знал о христианстве: название одного из его
трактатов, «Против гностиков», дает основание такому предположению. В нем он
не пишет ни слова о христианстве, но с гностиками сильно полемизирует.
Порфирий, его ученик, впоследствии напишет трактат против христиан. Так или
иначе, ни за, ни против христианства Плотин нигде не высказывался, и о его
отношении к христианству можно только гадать. Плотин ищет пути спасения
человека не на религиозном поприще, не через Христа, а на пути собственно
философском. Почему? Плотин – типично греческий философ. Он доверяет только
разуму («еллины ищут мудрости» (1 Кор. 1, 22)). Для Плотина было бы верхом
безумия предоставить решение столь важного вопроса, как обретение бессмертия
души и возвращение ее Богу, не разуму, а вере.
Порфирий рассказывает: «Когда однажды Амелий, человек очень
богобоязненный, всякое новолуние и всякий праздничный день ходивший по всем
храмам, предложил и Плотину пойти с ним, тот сказал: "Пусть боги ко мне
приходят, а не я к ним!", но что он хотел сказать такими надменными словами,
этого ни сам я понять не мог, ни его не решился спросить» (10). Мысль о том, что
весь божественный мир находится внутри человека, вытекает из всей философии
Плотина, об этом буквально кричат его трактаты, и тогда ясно, что такому человеку
незачем ходить в языческие храмы. Истинное богопознание есть прежде всего
самопознание, и на путях самопознания и нужно искать ключ к философии
Плотина.
Кроме этого чисто философского ключа, есть еще один. О нем говорится в
трактате «О нисхождении души в тела». Здесь Плотин пишет следующее:
«Пробуждаясь от тела к себе самому, я оказываюсь от всего в стороне, самого
же себя — внутри; созерцая мир изумительной красоты, я глубоко верю в то, что
главному во мне судьбой назначен удел нетленных; я преисполнен сил жизни
истинной и слит с бытием божественным; утвердившись в нем, я охвачен силою
того бытия, что превосходит все остальное в умопостигаемом, и вот опора моя
там, — после такого успокоения в божественном, снизойдя от ума к рассуждению,
я всякий раз недоумеваю: как объяснить это мое нынешнее сошествие вниз и как
душа моя вообще оказалась рожденною внутри тела» (IV, 8, 1).
Многие склонны видеть в этих словах Плотина описание необычного
духовного состояния, которое именуется мистическим экстазом и которое, по
словам Порфирия, Плотин испытывал четыре раза в своей жизни. Это состояние
внутреннего экстаза, выхода из самого себя, из своей телесной оболочки в
некоторое истинное умопостигаемое бытие, о котором невозможно рассказать и
существование которого не нужно доказывать, но которое ты непосредственно
зришь и вид которого убеждает тебя больше, чем что бы то ни было другое,
96
больше, чем какие бы то ни было философские рассуждения, - этот мистический
экстаз также, возможно, лежит в основе философии Плотина.
Таким образом, в основание философии Плотина можно положить, с одной