фраза «Я лгу» выражает истину, если же мы ему поверим, что он лжет, тогда эта
фраза окажется неверной, т.е. он не лжет (по этому же принципу построена и фраза
Сократа «Я знаю, что ничего не знаю»). Еще один софизм, более грубый —
«Рогатый». Вопрос: «Потерял ли ты рога?» Как на него можно ответить, если у тебя
их нет? Если потерял, значит, они у тебя были, ответишь «не терял», значит, они у
тебя есть. На этот вопрос нельзя ответить «да» или «нет». Этот софизм показывает
ошибочность многих наших рассуждений. Мы часто отвечаем «да» и «нет», хотя на
некоторые вопросы нельзя так отвечать, что и показывает этот софизм.
Вывод, который делает мегарская школа, таков: показания органов чувств
являются неистинными, правы Парменид и Зенон, бытие едино, множественности
вещей не существует. Других положительных тезисов мегарики не выдвигали,
поэтому их часто называли спорщиками или эристиками. Школа просуществовала
не так долго, оказала большое влияние на возникновение в последующем школ
скептического направления. Это отличало их от других сократических школ,
которые выдвигали свои положительные концепции.
Киническая школа
Наиболее знаменитая сократическая школа — школа киников, или, в
латинской транскрипции, циников. Свое название эта школа получила от имени
местности недалеко от Афин — Киносарга, где располагалась эта школа, хотя
потом сами философы-киники не отказывались и от другой этимологии, от слова
k)uwn — собака, и поэтому киников часто называли «собачьими философами».
Основателем этой школы был Антисфен (ок.444-368), теоретически обосновавший
кинический образ жизни, и Диоген из Синопы, практически реализовавший
замыслы своего учителя. Антисфен находился у смертного одра Сократа, будучи
его верным учеником, и вслед за ним утверждал, что философия как умозрение и
рассуждение о природе не нужна, а нужна как способ и средство достижения
жизненного блага - счастья. Он развивал и другое положение Сократа — о том, что
знание должно быть выражено в понятиях. Выражая знание в понятиях, мы
выражаем его, как правило, в общих понятиях. Даже говоря о деревьях или книгах,
мы говорим о дереве вообще, о книгах вообще. Однако возможны ли общие
понятия? Ведь когда человек говорит о каком-нибудь предмете, то он всегда
говорит о конкретном предмете, поэтому возникает противоречие между понятием
как неким обобщением и конкретным предметом, который выражает это понятие.
Вообще говоря, сказать фразу, что «Сократ — человек», уже нельзя, потому что
фраза «Сократ — человек» состоит из двух фраз: «Сократ — это Сократ» и
«Сократ — человек». Фраза «Сократ есть Сократ» тавтологична и поэтому истинна,
42
а «Сократ — человек» противоречива, ибо в ней отождествляются общее понятие
«человек» с Сократом как индивидуальным субъектом. Каждому конкретному
предмету может соответствовать только конкретное понятие. Общего понятия не
существует. И если мы хотим сказать, что «Сократ — человек», то мы можем
сказать лишь только, что «Сократ — это Сократ», а «человек — это человек».
Соединить единичное и общее, по мнению Антисфена, невозможно.
Однако есть одна область, где такого рода познание оказывается
возможным — это область внутреннего мира человека. Человек знает, что он сам
лично существует, может познавать себя и определять, что ему хорошо, а что —
плохо. Нельзя сказать объективно, что есть добро, что есть зло само по себе,
исходя из тезиса о несоответствии общего понятия и частного предмета, однако в
себе самом можно найти некоторые ощущения и узнать, что к одним своим