причина; например, резец скульптора), что именно представляет из себя эта вещь,
что является ее сущностью (сущностная причина; замысел в уме скульптора до
того, как статуя была изваяна) и для чего существует данная вещь (целевая
причина). Аристотель говорит об этом так: «А о причинах говорится в четырех
значениях: одной такой причиной мы считаем сущность, или суть бытия вещи (ведь
каждое "почему" сводится в конечном счете к определению вещи, а первое
"почему" и есть причина и начало); другой причиной мы считаем материю, или
субстрат; третьей - то, откуда начало движения; четвертой - причину,
противолежащую последней, а именно "то, ради чего", или благо (ибо благо есть
цель всякого возникновения и движения)» (Мет 1, 3).
Или, как подводит в другой книге «Метафизики» итог своим размышления
Аристотель, «причиной называется то содержимое вещи, из чего она возникает;
например, медь - причина изваяния и серебро - причина чаши… форма, или
первообраз, а это есть определение сути бытия вещи… то, откуда берет первое свое
начало изменение или переход в состояние покоя; например, советчик есть
причина, и отец - причина ребенка, и вообще производящее есть причина
производимого, и изменяющее - причина изменяющегося; цель, т. е. то, ради чего,
например, цель гулянья – здоровье» (Мет. V, 2).
Указав на первенство Платона в открытии сущностной причины, Аристотель
тем не менее решительно не согласен с тем, что эта причина, платоновский эйдос,
существует отдельно от вещи в некоей занебесной области. Аристотель подвергает
учение Платона об идеях гораздо детальной и аргументированной критике. Это
учение Аристотель повторяет дважды: первый раз в 1-й книге «Метафизики»,
второй раз — в 13-й книге.
Что же не устраивает Аристотеля в платоновской теории идей? Во-первых,
как указывает Аристотель, вводя идеи как принципы, объясняющие существование
мира, Платон тем самым ничего не объяснил, он просто удвоил существование
некоторых сущностей. Аристотель саркастически замечает, что тот метод, к
которому прибегает Платон, напоминает человека, который, «желая произвести
подсчет, при меньшем количестве вещей полагал, что это будет ему не по силам, а
увеличив их количество, уверовал, что сосчитает» (Мет. 13, 4). Во-вторых, Платон
в своей аргументации неубедителен, ведь по его логике выходит, что должны
существовать идеи и у того, у чего, по его мнению, идей существовать не должно, а
именно — у вещей преходящих, т.е. невечных, у единичных вещей, у вещей
несуществующих, как идея отрицания.
Следующий аргумент: если мы признаем теорию идей, то мы тем самым не
только удваиваем мир, но гораздо больше увеличиваем количество сущностей в
мире, потому что любой предмет существует не только благодаря идее этого
предмета, но благодаря множеству других идей, которым он подчиняется. Если,
например, взять как пример человека, то человек существует потому, что есть идея
человека, идея двуногого, идея разумного, идея животного, идея руки, идея ноги,
идея добра, идея совести и т.д., — и все это должно входить сущностным
необходимым моментом существования самой идеи человека. Получается, что идея
человека включает в себя множество других идей. И само существование человека
порождает существование такого огромного количества идей, что в этом
многообразии любой запутается и не сможет объяснить сущность мира.
И еще один аргумент, который называется «третий человек». Если, допустим,
есть человек и есть идея человека, то возникает вопрос: что связывает человека и
его идею, благодаря чему человек причастен идее человека? По всей видимости,