Некоторые данные, касающиеся указанных событий, и должна была передать Валя Осмолова во время сеанса связи с Москвой. Она работала на ключе, расположив компактную рацию "Белка" на кровати, громоздкие батареи - под нею. Антенну Николай Приходько умело вывел наружу через печную трубу, после чего, измотавшись за тяжелый день (он только что вернулся из Здолбунова пешком), прилег на диване. Кузнецов, чтобы не мешать девушке, листал немецкий иллюстрированный журнал, время от времени поглядывая в окно. И вдруг сорвался со стула:
- Гости!
Действительно, шагах в ста по противоположной стороне улицы шли к дому два офицера из числа друзей обер-лейтенанта Зиберта. Один держал в руках большой бумажный сверток.
Сами по себе эти гости не были опасны, но только не во время передачи, когда уже не было времени спрятать рацию. Девушка вопросительно посмотрела на Кузнецова.
- Быстро раздевайся и в постель. Отстучи в Москву, что временно прерываешь связь. Рацию, ключ под одеяло. Ты больна. Очень страдаешь от зубной боли. Понятно? Николай - на кухню. Будь готов к любой неожиданности.
Николай Иванович стремительно выбежал в соседнюю комнату и тут же вернулся, держа в руках кусок ваты и теплый шарф.
- Забинтуй лицо, зубы у тебя так болят, что ты даже не можешь говорить, только мычать. Ясно?
Через минуту Валя стала похожа на ребенка, заболевшего детской болезнью свинкой.
А в дверь уже стучали незваные гости. Открыв, Пауль Зиберт широко развел руками:
- Ба! Кого я вижу! Мартин! Клаус! Хорошо, что заглянули. Всегда рад гостям.
Началась пирушка. Вдруг обер-лейтенант Мартин заметил на вешалке возле двери в соседнюю комнату женское пальто. Он радостно загоготал:
- Нет, вы только подумайте! У него в гостях дама, а он даже не покажет ее друзьям! Ну-ка, приглашайте сюда вашу красавицу!
- Да какая там красавица, - отмахнулся Кузнецов, - родственница моих хозяев, больная. Ну ее, только испортит компанию.
Зиберт как мог старался утихомирить разошедшихся приятелей, но это оказалось невозможным. С грохотом отодвинув стулья, пьяно ухмыляясь, Мартин и Клаус направились в комнату, где лежала "Казачка". Не спуская глаз с офицеров, Николай Иванович сунул руку в карман брюк и осторожно снял с предохранителя "вальтер", с которым не расставался ни при каких обстоятельствах. Зажав в ладони рукоятку пистолета, прислушиваясь к каждому шороху, замер за кухонной дверью Николай Приходько. Поначалу Клаус был галантен:
- Быть может, фрейлейн будет настолько любезна, что оденется и почтит наш стол своим присутствием?
Валя в ответ только простонала глухо, изобразив на лице гримасу крайнего страдания.
- Ох, зубы, понимаете, зубы...
- Прошу... Про-шу... фрейлейн...
У Вали все оборвалось внутри.
- Зубы болят, зубы! Не могу я! - На глазах девушки навернулись крупные слезы.
- Про-о-шу вас, фрейлейн...
Еле сдерживая бешенство, Кузнецов с трудом оттащил Клауса от кровати.
- Ну что вы привязались к несчастной девчонке? Зачем она нам нужна со своим кислым видом?
Мартин, не такой пьяный, как Клаус, понял, что от плачущей, забинтованной девушки веселья ждать не приходится, поддержал Зиберта и помог увести Клауса.
Лишь через полчаса Николай Иванович под предлогом, что ему рано вставать утром, выпроводил опасных, назойливых гостей. С облегчением выдохнув, прошел в комнату "Казачки".
- Все в порядке, Валя, можешь вставать.
Девушка сидела на кровати и, прижав руку к щеке, продолжала охать:
- Зу-у-бы!
Николай Иванович рассмеялся:
- Они уже ушли. Маскарад окончен. Давай я тебя размотаю.
- Зу-у-бы! Болят! По правде!
У изумленного Кузнецова опустились руки. Случилось, казалось бы, невероятное - у Вали Осмоловой от пережитой опасности и огромного нервного напряжения действительно впервые в жизни разболелись совершенно здоровые зубы!
...В условиях крайнего риска шестнадцать суток проработала Валя "Казачка" в квартире Ивана Приходько, передав за это время по радио много ценной информации для советского командования. Однако оставаться в городе дальше для нее стало слишком опасно. Да и соседка Приходько по дому стала проявлять излишнее любопытство к "невесте" Николая. Валентину отозвали обратно в отряд.
...Об этом эпизоде Валентина Константиновна рассказала автору полвека спустя.
"Грачев удивил меня тогда не только своей находчивостью, но и товарищеской заботой. В отряде он мне казался очень уж сухим, даже суровым. Всегда подтянутый, ровный, он держался со всеми очень сдержанно. Личных друзей в отряде у него не было, он всегда сохранял какую-то дистанцию между собой и другими бойцами. Весьма привлекательный объективно, как мужчина, он до этого у меня никакой симпатии не вызывал именно из-за этой своей сухости.
Теперь, спустя много лет я понимаю то, чего не могла понять тогда, будучи в сущности совсем еще девчонкой. Кузнецов постоянно пребывал в состоянии нечеловеческого напряжения и не мог себе позволить расслабиться даже в отряде, среди своих. Уж слишком трудно было бы потом снова преображаться в гитлеровского офицера. А в форме он был настоящий немецкий офицер, настолько убедительный, что я порой испытывала к нему неприязнь, словно забывая, что это не обер-лейтенант Зиберт, а наш товарищ, Николай Васильевич Грачев".
...После разгрома и пленения остатков группировки спешно произведенного в генерал-фельдмаршалы Паулюса (в телеграмме с поздравлением по этому поводу Гитлер недвусмысленно напомнил, что в истории Германии не капитулировал еще ни один ее фельдмаршал) Красная Армия перешла в наступление. Началось освобождение Кавказа, Верхнего Дона, Украины. Советские дивизии стали непосредственно угрожать немецким войскам в Донбассе.
В рейхскомиссариате Украины началось волнение, скорее похожее на панику.
2 февраля 1943 года "Тимофей" сообщил в Центр:
"Колонист" из Ровно сообщает, что в связи с приближением фронта, активными действиями партизанских отрядов... обстановка резко изменилась. Гарнизон объявлен в полной боевой готовности, всем офицерам и унтер-офицерам розданы автоматы и гранаты, в учреждениях установлены пулеметы, усилена охрана, беспрерывно летают самолеты. На станциях ходят только группами. Продовольственные базы, хозяйственные тыловые учреждения, семьи, негодные к фронту немцы эвакуируются на запад. На их место прибывают из Киева, других городов. В Ровно происходят массовые облавы, обыски, ищут оружие, партизан и дезертиров. На улице Белой ежедневно расстреливают подозрительных, целые семьи, разгружая таким способом тюрьмы. Прекращен прием посылок и писем... Кох 27 января прилетел в Ровно и в тот же день вылетел в Луцк, проживает там около аэродрома, там же и его канцелярия... На аэродроме в Ровно в восьми километрах от города у хуторов Малые Омельяны базируется более ста боевых и транспортных самолетов. В Луцке более трехсот боевых самолетов..."
В "активных действиях партизанских отрядов" принимала участие и опергруппа "Победители", впрочем, термин "группа" уже не очень подходил к подразделению, насчитывающему несколько сот обстрелянных бойцов.
Однажды от Довгера стало известно, что в Сарнах немцы оборудуют большой дом отдыха для офицеров действующей армии. Медведев приказал группе бойцов под командованием комиссара Сергея Стехова достойно встретить первый эшелон с отпускниками. Эшелон был сначала подорван миной, а затем подвергнут интенсивному обстрелу из пулеметов и автоматов.
Позже выяснилось, что его основными пассажирами были офицеры - летчики и танкисты, то есть самые квалифицированные военнослужащие. Убитых и раненых на автомашинах и мотодрезинах свозили в Сарны, Клесово и Рокитное. В одни только Сарны было доставлено 47 трупов. Из Клесова и Рокитного тела нескольких высокопоставленных офицеров отправили самолетом в Германию.
А в канун Нового года, вечером 31 декабря группа подрывников в составе двадцати человек под командованием Константина Маликова (гражданская специальность - инженер, спортивная - мастер спорта по шахматам) взорвала на участке Ковель-Ровно еще один состав - шестьдесят вагонов с оружием, боеприпасами, снаряжением.
Но все же главное - военная информация. А уж командование Красной Армии сумеет использовать ее наилучшим образом.
9 февраля "Тимофей" передает в Центр очередное сообщение "Колониста":
"2 февраля на станции Ровно грузился полк с полной выкладкой, вооруженный винтовками, пулеметами, в новом обмундировании. У каждого по две пары сапог. Полк отправлен на восток. Триста машин, стоящих на площадях Ровно, исчезли... Через Здолбуново ежедневно проходит по 70-75 эшелонов. На восток движутся эшелоны с войсками и техникой. 20 января на запад прошло 17 эшелонов с ранеными и обмороженными. Иногда, видимо из-за диверсий, движение прерывается на сутки".
"Тимофей" - Центру, 20 февраля. "Колонист" сообщил: "Обстановка в Ровно усложнилась, днем и ночью все шоссе перекрыты жандармскими патрулями, обыскивают машины, прохожих, повозки, задерживают подозрительных. Город передан военным властям прифронтовой полосы. С двенадцати часов по их времени без предупреждения стреляют в прохожих из населения. В Ровно прибыл штаб якобы 7-й армии. Гражданские власти и рейхскомиссариат продолжают эвакуироваться на запад под руководством заместителя Коха... Шоссе вокруг Ровно подготовлено к минированию, а во многих местах уже заминировано, например, перекресток Ровно-Луцк, Ровно-Дубно. Две тысячи военнопленных вывезены из Ровно. СС вывозили на расстрел эшелон военнопленных, которые пели "Интернационал" и кричали советские лозунги. 16 февраля днем из Львова на Киев прошло 16 эшелонов с войсками и техникой, в обратном направлении пять эшелонов с ранеными и санитарным имуществом".
Собирая информацию о нахождении рейхскомиссара Коха, его передвижениях по Украине, регулярных поездках в Кенигсберг и тому подобном, штаб Медведева попутно решил еще одну задачу, которая могла бы иметь в свое время важное значение. Речь идет об установлении полевой ставки Гитлера. В Центре было известно, что фюрер перевел ее куда-то на Украину, но куда именно? Установить адрес ставки было делом чрезвычайным. Медведев понимал, что ставка не может находиться в опасной близости к фронту, вряд ли следовало ее искать и в районах, охваченных особо активной партизанской войной, или близ крупных городов и важных стратегических центров из-за опасения случайно попасть под бомбардировку советской авиации.