Я поспешил к Распутину, поднял большой шум, я горько жаловался на угрозу Главнокомандующего. Распутин улыбался. Он успокаивал меня… Он решил лично поехать в главную квартиру и там с Верховным Главнокомандующим выяснить это недоразумение.
Он об этом телеграфировал Николаю Николаевичу, но через три часа получил очень определённый ответ:
— Если приедешь, то велю тебя повесить.
Ответ Николая Николаевича сильно задел Распутина».
Этим и решило воспользоваться еврейское сообщество, — Симанович:
«В назначенный день на квартире Слиозберга собрались представители еврейства, и среди них находились: барон Гинцбург, Мозес Гинцбург, Бланкенштейн, Мандель, раввин Мазо… Когда все были в сборе, мне по телефону была передана просьба приехать с Распутиным. Мы поехали. На квартире Слиозберга Распутин был встречен очень торжественно и с большими почестями. Еврейские делегаты, старики с длинными седыми, бородами, в течение вечера рассказывали Распутину о преследованиях евреев Николай Николаевичем…
Делегаты продолжали свои жалобы против Николай Николаевича и просили Распутина избавить еврейство от его преследования… Распутин встал и перекрестился. Это означало, что он дал сам себе клятву нам помочь. В глубоком волнении объяснил он, что Николай Николаевич будет устранён от должности вождя русской армии в течение десяти дней, если только с ним ничего не случится.
— Тогда царь возьмёт на себя командование армией, и мы сможем, может быть, сделать что-нибудь для евреев, — сказал он.
Все присутствующие были потрясены этим обещанием. Я предложил преподнести подарок в сто тысяч рублей для семьи Распутина. Моё предложение было принято… На другой день М. Гинцбург внёс в один из банков на имена дочерей Распутина по пятьдесят тысяч рублей.
С удивлением мы следили, как Распутин сдержал своё обещание. Ещё до истечения десяти дней Николай Николаевич был смещён и назначен командующим кавказкой армией».
Можно понаблюдать – как Распутин мастерски реализовал обещанное, — Арон Симанович:
«Распутин поехал в Царское Село и был немедленно принят. Как он потом мне рассказывал, разыгралась следующая сцена.
…Распутин сел за стол, наполнил два стакана мадерой и велел царю выпить из его стакана, между тем как он сам пил из царского. Потом он смешал остатки вина из обоих стаканов в стакан царя и велел ему выпить вино. Когда царь этим мистическим приготовлением был достаточно подготовлен, Распутин объявил, что не верит телеграмме великого князя, которая придёт через три дня. Армия имеем достаточно продовольствия. Николай Николаевич желает только вызвать панику и беспорядки в армии и на родине, затем, под предлогом недостатка продовольствия, начать отступление и, наконец, занять Петербург и заставить царя отказаться от престола.
Николай II был ошеломлён, так он верил предсказаниям Распутина.
— Что мне делать?– спросил он опасливо.
— Он хочет меня сослать в Сибирь, но я его отправлю на Кавказ, — ответил Распутин.
Царь понял намёк. Можно представить себе его потрясение, когда через три дня от Верховного Главнокомандующего пришла телеграмма, которая сообщала, что армия снабжена хлебом только на три дня. Этого было достаточно, чтобы решилась участь великого князя. Никто уже теперь не мог разуверить царя в том, что великий князь замышляет поход на столицу и намеревается свергнуть с престола царя. Великий князь был назначен главнокомандующим кавказской армией, а царь принял на себя верховное главнокомандование».
Как видим — еврейское общество через рычаг «Симанович — Распутин — император» сильно влияло на армию во время войны. Из описанной выше картины понятно также – почему Распутин называл Арона Симановича «лутчий ис явреев», это он якобы написал ему на своём дарственном портрете.
А в это время на Красной площади в Москве как писал французский посол Палеолог:
«На знаменитой Красной площади. толпа бранила царских особ. Требуя пострижения императрицы в монахини, отречения императора, передачи престола великому князю Николаю Николаевичу, повешения Распутина». Опять взбунтовалась Дума.
Итак, Николай II «решился» наконец-то быть главнокомандующим. Факт, что бездарный Николай II стал главнокомандующим, окончательно навёл печаль и тоску на русских генералов, — генерал А. И. Деникин:
«…был страх, что отсутствие знаний и опыта у нового Верховного главнокомандующего осложнит и без того трудное положение армии, а немецко-распутинское окружение, вызвавшее паралич правительства и разрыв его с Государственной Думой и страной, поведёт к разложению армии.
Ходила, между прочим, молва, впоследствии оправдавшаяся, что решение государя вызвано отчасти и боязнью кругов императрицы перед всё более возрастающей, невзирая на неудачи армии, популярность великого князя Николая Николаевича…».
А как же теперь императрица, находясь в столице далеко от Ники, будет руководить военными действиями? А вот так — письмами, императрица:
«7 ноября… Дорогой ангел. Так хочется задать тебе тысячу вопросов о твоих планах относительно Румынии. Наш Друг очень хочет это знать…»,
«18 сентября (1916 г.)… Я всецело уповаю на милость Божью, только скажи мне заранее, когда предполагается наступление, чтоб Он мог тогда особо помолиться…».
Это выуживание военной информации выглядело мягко говоря — странным. Иногда императрица пыталась давать главнокомандующему «ценные» советы —
«25 сентября (1916 г.)… Там непроходимые болота, открытые места, на которых не возможно укрыться, мало лесов, скоро начнётся листопад, нет никакого спасительного прикрытия при наступлении…».
Вот так жена и муж руководили русскими армиями в Первой Мировой войне… И смешно и печально. Ещё печальнее от того, что информация с фронта через императора попадала к императрице, а та обсуждала её в своём мини-штабе с Вырубовой, Распутиным и Ароном Симановичем. А, учитывая, что Распутин любил похвастаться и побахвалиться доверием императрицы, то информация попадала в окружение Распутина, где было немало сомнительных личностей.
«Как рассказал мне позднее Хвостов, он с абсолютной достоверностью установил, что через Распутина немцы получали наиболее секретные планы Генерального штаба…», — вспоминал Керенский.
Очень убедительно свидетельствовали о шпионаже эксперименты адмирала И. К. Григоровича с эскадрой. Понятно, что многие в российском обществе, особенно военные, выражали своё негодование.
В Ставке генерал Алексеев и князь Львов пытались убедить Николая II чтобы он с целью ослабить влияние Распутина на царицу — отослал её на отдых в Крым или на родину в Англию. На родину в Германию было невозможно — Германия была противником в войне.
Вскоре по Распутину был нанесён серьёзный удар. В конце лета 1916 г. был арестован и обвинён в вымогательстве взяток его советник Манасевич, который зарабатывал деньги на Распутине, на его банковских счетах оказалась огромная сумма — 260 000 рублей, поступившая на счета за период конец 1915 г — начало 1916 г.
Через месяц был нанесён ещё один удар — арестован и обвинён в шпионаже ещё один друг и советник Распутина — банкир Рубинштейн. Более того — после его допроса пошли слухи о том, что императрица через этого банкира переводит своим родственникам в Германию деньги. Судя по тому — как императрица старалась его освободить через Николая и прекратить следствие — слухи были не беспочвенны. Арон Симанович:
Арон Симанович: «Царица просила Распутина указать ей для её доверительных финансовых операций верного банкира. Он, конечно, обратился ко мне, и я назвал ему Рубинштейна…
Распутин рассказал царице, что он нашёл для неё очень подходящего банкира, Рубинштейна, члена древней еврейской фамилии, родственника знаменитого композитора…
Царица имела в Германии бедных родственников, которым она помогала… Поэтому она искала возможности тайным образом переслать деньги в Германию. Роль Рубинштейна в этом деле была очень деликатна и опасна, но он исполнил поручение царицы с большой ловкостью и этим заслужил её благодарность».
Эта благодарность имела конкретное выражение как свидетельствует Арон Симанович:
«Однако скоро Рубинштейна постиг тяжкий удар. Он скупил все акции страхового общества «Якорь» и их с большой прибылью продал шведскому страховому обществу. Планы застрахованных в «Якоре» крупных зданий он послал в Швецию… Почта и пассажиры на границе со Швецией подвергались строгому контролю. Когда контролирующие чиновники увидели посылаемые Рубинштейном планы, они вообразили себя напавшими на след большой шпионской организации… По распоряжению военных властей Рубинштейн был арестован… Друг Рубинштейна консул Вольфсон, находящийся в хороших отношениях с графиней Клейнмихель, был также арестован…
Я должен был добиться прекращения дела Рубинштейна, так оно для еврейского дела могло оказаться столь же вредным, как в своё время дело Бейлиса…
По моему указанию жена Рубинштейна посетила Распутина… Распутин обращался с ней очень милостиво и предложил ей поехать с ним немедленно в Царское Село.
Царица приняла их в лазарете. Распутин просил её помочь невинно арестованному человеку. Она расспросила г-жу Рубинштейн о всех подробностях и наконец сказала ей:
— Успокойтесь и поезжайте домой. Я еду в Ставку и там расскажу о всех подробностях всё моему мужу…
И к еврейскому Новому году я получил от неё телеграмму:
«Симанович, поздравляю. Наш банкир свободен. Александра»…».
«На почве дела Рубинштейна Ставка санкционировала ревизию нескольких банков. Кроме того, началось и следственное дело против киевских сахарозаводчиков — Хепнера, Цехановского, Бабушкина и Доброго. Эти получили разрешение на вывоз сахара в пределы Персии, и отправили… в Турцию союзницу Германии. А в Юго-Западном крае, центре российской свеклосахарной промышленности, сахар внезапно сильно вздорожал…», — отмечал в своём исследовании А. Солженицын.
Глянем на свидетельские воспоминания Арона Симановича:
«Сын известного председателя петербургской синагоги Зив обратился ко мне с просьбой помочь его тестю Хепнеру, киевскому сахарозаводчику. Хепнер был арестован вместе с сахарозаводчиками Бабушкиным и Добрым…
Осуждение их военным судом могло иметь самые нежелательные последствия для евреев, и поэтому считалось необходимым всеми мерами противодействовать обвинению заводчиков. Я советовался с Распутиным. Он согласился помочь арестованным. Зив согласился нести все финансовые тяготы, связанные с благополучным разрешением этого дела. Его первый расход был уплачен в «Вилла Родэ» за кутёж: пятнадцать тысяч рублей.