В вышине, под стеклянным сводом, - узкий мосток. Оттуда видна каждая декорация целиком, и художники внимательно прислушиваются к голосу сверху, который временами гремит через рупор.
Человек под куполом... Сказали, что это Евсеев, автор памятника. Сергей обрадовался удаче.
Но вот скульптор внизу. Свободная до колен блуза без пояса, обычная у художников. Пятнистая от краски. И лицо запачкано, даже в волосах что-то цветное.
Увидев посетителя, Евсеев на ходу причесывается, подкручивает усы.
Вопросительный взгляд и церемонный по-старинному полупоклон:
- Чем могу служить?
Домокуров двинулся через эти церемонии напролом:
- Держу пари, товарищ Евсеев, что третьего апреля семнадцатого года вы были у Финляндского вокзала и видели броневик, с которого говорил Ленин!
Евсеев выдерживает взгляд, усмехается:
- А вот и не угадали... Не был я у вокзала при встрече Владимира Ильича.
Домокуров не уступает:
- А щитки на памятнике? Разве это не с натуры? Ну, не на площади, так, очевидно, позже видели броневик... Сергей Александрович, ну припомните, это так важно!
- Сожалею, но... - И скульптор разводит руками. Вид у него почти виноватый. - Я никогда не видел броневика.
- Так-с... - бормочет Домокуров. Опять неудача. Он раздосадован и говорит колко: - Значит, щитки - это выдумка. Здорово это у вас, скульпторов, получается! Где бы соблюсти историческую достоверность, вы...
Тут Сергей Александрович - сама деликатность - взрывается:
- Простите, да как вы могли подумать такое! Заподозрить меня в отсебятине! Щитки сделаны по чертежу, - говорит он с достоинством, - и я покажу вам этот чертеж.
Евсеев пригласил молодого человека следовать за ним.
Домокуров было замялся: на полу декорации с нарисованными облаками. Ведь наследишь.
- Идемте, идемте! - И Сергей Александрович смело ступил на облака. Это задник из "Руслана и Людмилы". Устарел, пускаем в переработку. Напишем здесь скалы для "Демона".
По скалам, тем более будущим, Сергей зашагал уже без опаски. Еще немного - и они за дощатой перегородкой.
- Моя мастерская, - веско объявил Евсеев. - Здесь я только скульптор.
И, как бы в подтверждение этой очевидности, защелкнул дверь на замок.
- Прошу садиться. - Он любезно кивнул на старинное кресло.
Но роскошное наследие прошлого проявляло склонность валиться набок и даже опрокидываться...
Домокуров предпочел постоять.
- Сейчас покажу вам чертеж... - Сергей Александрович в раздумье обхватил пальцами подбородок. От, этого холеные усы его несколько приподнялись и приобрели сходство со стрелкой компаса. - Гм, гм, где же он у меня?
В углу буфет. Сквозь мутные, непромытые стекла виднелась посуда: черепки и банки с красками, лаками, какими-то наполовину усохшими жидкостями.
- Видимо, он здесь! - И Сергей Александрович решительно шагнул к буфету. Распахнул нижние филенчатые дверцы, но тут же, спохватившись, выставил вперед колено, потому что наружу комом поползло измазанное в красках тряпье.
Сергей Александрович захлопнул дверцу и некоторое время конфузливо отряхивался от пыли. Буфет был в углу налево, теперь он шагнул в угол направо, к этажерке. Тут громоздились в изобилии какие-то гроссбухи, клочьями висели на них обветшалые кожаные корешки. Это были отслужившие свое и выбракованные партитуры опер.
- Из Мариинского театра, - проворчал скульптор. - Валят мне всякий хлам...
Он расшевелил бумажные залежи, и с этажерки начали соскальзывать на пол легкие рулончики. Каждый из них мог быть чертежом.
Нет, не то, все не то!
А в дверь стучались. Все настойчивее. Евсеева требовали в декорационный зал.
Пришлось прервать поиски.
Сергей Александрович извинился, сложив крестом руки на груди: мол, я не властен над собой - и резво поспешил к двери.
- Я только на минуту. В чем-то запутались живописцы...
* * *
Домокуров прождал полчаса. Попробовал дверь - заперта.
- Нет, не пущу... Нет, нет! - запротестовал скульптор, удерживая Домокурова. - Куда вы? Чертеж отыщется обязательно!
Но у Домокурова уже отпал интерес к чертежу: что в нем, в листе бумаги? Факт установлен, исторический броневик был с пулеметными щитками, и эту примету можно со слов скульптора записать в паспорт. Первая примета!
- Спасибо вам, Сергей Александрович!
- Вы о чертеже? - не понял тот и добавил рассеянно: - Отыщется, отыщется, некуда ему деться... Чертеж - это мелочь. Я вам покажу кое-что позначительнее...
И он бережно выставил на стол скульптуру под чехлом - маленькую, размером она не превышала настольную лампу. Снял чехольчик и отступил на шаг: глядите, мол.
Домокуров всмотрелся:
- Ленин!
Глиняная, серо-зеленого цвета статуэтка, необожженная и кое-где уже скрошившаяся. Но как выразителен образ Владимира Ильича!
Оба теперь сидели на одном стуле, плечом к плечу. Скульптор задумчиво поворачивал статуэтку то одной стороной, то другой.
И скупо, как бы через силу, время от времени произносил два-три слова.
Он, Евсеев, ночью потянулся к глине... Это была самая глухая, траурная ночь над Советской страной. Люди плакали. Сил не было заснуть.