69331.fb2 «Летучий голландец» российской интеллигенции (очерки истории «Философского парохода») - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4

«Летучий голландец» российской интеллигенции (очерки истории «Философского парохода») - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4

Дон-Аминадо. «Карнавал»

Другой документ — заметка из монархической газеты — еще более резок и провокативен:

<…> в Берлине, среди русской эмиграции возник вполне естественно вопрос: чем руководствовалась, собственно говоря, советская власть <…>

<…> Участились расстрелы, массами высылают представителей умственного труда в советские губернии, где они в тяжелейших условиях концентрационных лагерей, разумеется, обречены на гибель. <…>

В чем же дело? <…> Почему одним дарят свободу, возможность выезда из советской тюрьмы за границу, а другие обрекаются на лютые муки и смерть?

Вопрос тем более основательный, что многие из этих счастливчиков хорошо одеты, имеют веселый вид и приехали сюда с деньгами.

Судите сами. Профессора собираются открыть в Берлине русский университет. Хотят с места же открыть 3 факультета. Приехали, значит, надолго; о возможности скорого возвращения на родину не помышляют.

Откуда же средства на организацию университета? Говорят, что средства предоставлены сменовеховцами…

<…> очевидно, что советская власть принимает все меры для разложения кристаллизирующихся за границей монархических групп.

<…> Под подкупающей личиной «пострадавших», жертв большевистского засилия могут оказаться и прямые агенты советской власти, специально подосланные для пропаганды среди эмиграции.

<…> Подарив эмиграции ничему не научившихся «демократов» крайне левого толка, советская власть поступила буквально так же, как в свое время немцы, когда они доставили нам в Петербург в запломбированном вагоне целый букет коммунистов с Лениным и Троцким во главе…[125]

Не было мира и единомыслия и среди самих высланных. Самые известные персоны, чьи имена звучали наиболее авторитетно для эмигрантской публики, были сразу ангажированы различными обществами выступить с докладами о современном положении в России.

Одним из первых на общем собрании Союза русских журналистов и литераторов в Берлине делал доклад проф. П. А. Сорокин. Представленная им характеристика советского общества, во-первых, ярко продемонстрировала его отношение к России и ее народу, — кажется, будто речь шла не о людях — в лучшем случае, о собаках или домашней скотине, а во-вторых, дала начало острой газетной полемике. Вот некоторые из сорокинских тезисов:

<…> Деградация [русского народа] произошла и в качественном отношении, т. к. погибли элементы наилучшие по своим биологическим и интеллектуальным качествам. Остался второсортный человеческий материал, произведен, то есть, «отбор шиворот на выворот». А история падения крупных государственных образований учит, что такой отбор является одним из важных факторов гибели.

Далее надо учесть влияние наследственности на будущие судьбы России, так как плохое поколение даст и плохое потомство.

<…> Ужасную картину представляет и половая распущенность населения. Правда, против нее начинается реакция, особенно среди женщин[126].

Более подробно эти тезисы Сорокин изложил в статье «Нравственное и умственное состояние современной России»[127].

Вчерашние «попутчики» обрушились на г-на Сорокина за необоснованное обвинение русского народа в безнравственности, выдвигая аргументы, в сущности, в поддержку… Ленина (вспомним его статью «О значении воинствующего материализма»). А. Б. Петрищев, беллетрист и публицист, высланный из России 10 ноября 1922 г., свидетельствовал:

<…> Лично я всего лишь три недели тому назад был в России. Но ничего такого, о чем слышу и читаю, не замечал: и семьи в России существуют, и брак не исчез, и не сменился он беспорядочным сожительством, и кричать о сплошном разврате не вижу достаточных оснований.

Говорят:

Помилуйте, а большевистский декрет о гражданском браке и разводе?

Я не склонен защищать юридическую конструкцию этого декрета. Но совершенно не понимаю, что ужасного находят в его основных принципиальных положениях. Необязательность церковного венчания? Но ведь этот принцип принят, узаконен чуть ли не во всех культурных — «буржуазных» — странах. Свободный от церковных канонов, но регулируемый государственной властью развод? Но и это принято, узаконено в самых приличных европейских домах.

<…> Говорят:

Браки заключаются на 2 дня: сегодня повенчались — завтра разводятся.

Бывает, кстати сказать, — и при самодержавии бывало. И при узаконенной свободе развода такого рода случаи протекают теперь не так болезненно, как прежде.

<…> не хорошо на основании только деталей характеризовать нравственность целого народа. Это значит не понимать главных причин быта, основных его устоев. Ошибка, которую характеризует старая пословица:

Из-за деревьев люди не видят леса.[128]

Затем Петрищев и Сорокин еще раз обменялись любезностями на страницах «Дней» и «Руля»[129], но так ни о чем и не договорились. В конце концов в их спор вмешалась Е. К. Брешко-Брешковская, один из организаторов и лидеров партии эсеров, «бабушка русской революции»:

<…> должны понять, наконец, слепые, что самый ужас происходящего доказывает только одно: безмерность мучений народа-гиганта века минувшего века терпевшего. Но и теперь, — когда сила необузданного гнева обрушилась на него самого, когда он страдает смертельно от собственного размаха, — и теперь народ все-таки говорит: «много терпели — еще потерпим, лишь бы прошлое не вернулось».

Хорошо же было это прошлое!

Не так, конечно, думают те, которые еще вчера были в верхнем гнетущем пласте народа. «Прошлое» им кажется раем земным по сравнению с тем будущим, за которое народ сейчас распинает себя на кресте. Не свобода, не равенство нужны им, а возврат, если не к форме, то во всяком случае к существу старого. <…>

Неудивительно, что две столь противоположные психологии «низов» и «верхов» вызывают различное отношение к одним и тем же историческим явлениям. Народ, не зная истории, чутьем понимает, что решительная борьба за право не пройдет бесследно, что расширит она дорогу к свободе, несмотря на все ошибки, несмотря на все преступления новых насильников. <…>

Отсюда две несовместимые перспективы жизни, между которыми примирения быть не может. <…>[130]

Размышляя о причале…

Вопрос значимости высланных мыслителей для европейской философской традиции всегда звучит очень пафосно, но большинство исследователей ограничиваются восклицаниями и славословиями, ничего не предлагая в качестве доказательства. Я готова представить аргумент в защиту мнения М. А. Колерова, согласно которому большинство высланных из России мыслителей на Западе ничего принципиально нового не создали, будучи выброшены из культурного и социального контекста[131], и, добавлю, фактически не повлияли на развитие европейской мысли (речь идет именно о высланных, а не о всех вообще мыслителях-эмигрантах). И дело здесь не в количестве опубликованных работ Бердяева (около 500, по подсчетам М. Е. Главацкого) и языков, на которые переведены его книги (около 20)… Трудно отказать в знании европейской интеллектуальной традиции немецкому философу Х.—Г. Гадамеру, ровеснику ХХ века, для которого события 1922 г. совпали с периодом становления собственной научной позиции. На вопрос Вл. Малахова:

«как воспринимались в Германии русские мыслители, оказавшиеся после 22-го года в эмиграции? Состоялась ли встреча русской и немецкой философии? Имел ли место диалог между выходцами из России (Иван Ильин, Сергей Булгаков, Лев Шестов, Семен Франк и т. д.) и их немецкими коллегами?…»

Гадамер ответил:

«Об Ильине и Булгакове я ничего не слышал. Шестов — это имя знакомо, но только имя. Работ его я не читал… Отдельных замечательных людей было много. Дмитрий Хавронский[132], например. Но широкого круга они не собирали. Чижевский[133], пожалуй, был единственным, кому удалось такой круг образовать…» — «А Степун?» — «Это был актер по призванию. Поэтому у него даже кафедра по социологии была. Ему удалось убедить окружающих, что то, чем он занимается — социология…»[134].

И это — все, что есть у Гадамера «на слуху» — ни Бердяева, ни Лосского, ни Карсавина, ни Вышеславцева он не знает. Что касается Вышеславцева, то он так отличился во время оккупации Франции, что после разгрома фашизма вынужден был, спасаясь от суда, бежать в Швейцарию[135]

Негативное влияние оказала высылка, эмиграция и до того — революция на саму суть философских и, как следствие, политических взглядов изгнанных мыслителей. Большинство из них резко «поправело», что означало окончательный переход на мистико-религиозные и подчас националистические позиции. Отголоски такого стремительного «интеллектуального» дрейфа просочились в эмигрантскую периодическую печать: обычной практикой берлинской газеты «Дни» было публиковать конспект речи известного философа и обзор прений по содержанию его доклада. И почти всегда находился острый ум и не менее острое перо, которые пытались призвать докладчика вспомнить блестящее начало собственной научной карьеры, а заодно идеалы научности, бесстыдно попираемые оратором…

Проф. И. А. Ильин и кн. С. Е. Трубецкой. Рис. И. А. Матусевича (1922).

17 февраля 1923 г. на открытии Русского научного института в Берлине И. А. Ильин произнес речь на тему «Проблемы современного правосознания». И хотя она по содержанию во многом совпадает с первой главой его книги «О сущности правосознания»[136], я все же напомню ее основные тезисы, пользуясь газетным изложением.

<…> Переживаемый кризис правосознания связан исторически с процессом секуляризации духовной культуры, с отрывом ее от христианских основ. В христианском сознании устанавливается первенство духовных начал перед материальными, братство и органическое единение, воля к справедливости, дух терпения, лояльности и подчинения. Оно дает сознание выделения к власти лучших, уважения и доверия к ним <…>

Кризис современного правосознания в своем развитии имел три этапа. <…> В первом, до войны, право утеряло свою высшую цель, стало отвлеченной формой. Внутренняя мотивация сменилась стремлением к сохранению внешнего порядка. Право утратило свое содержание. Во втором этапе — период войны — произошел отрыв права от его обоснований, от гуманности и справедливости. Право заменила сила и международная вседозволенность. Совершился процесс отмирания веры в право и воли к нему. В третьем этапе — революционное правосознание знаменует отрыв от своих эссенциальных форм. Сдерживающие начала культуры утрачены; право сменилось самозванным революционным произволом и вседозволенностью. Разложение правосознания является угрозой всей культуре.[137]<…>

Вызов Ильина принял Михаил Осоргин[138]. В своей статье «Сознательная лояльность» он писал:

<…> проф. И. А. Ильин двумя резкими взлетами своего блестящего ума зачеркивает, с одной стороны, все достижения науки о праве от Средних веков до наших дней, с другой — все основы гуманности и справедливости, на которых сам же он столь оригинально хотел бы строить правосознание грядущих поколений. Долгой и кропотливой работой философов и правоведов всего мира очищалось понятие «права» от чуждых его чистоте элементов морали и христианской этики; бесконечными страданиями народов защищается естественное право народа на революционное правотворчество. Для проф. И. А. Ильина не существует более ни авторитета науки, которую он должен представлять и продолжать в институте, ни авторитета творческой коллективной воли, которая мешает отмирающим нормам права, цепляющимся за охранительный штык государственного произвола, увлекать нас обратно в Средневековье. <…> Основным тезисам доклада проф. Ильина положительно должны аплодировать… по ту сторону российской границы. Ибо не за отсутствие ли «духа терпения», «сознательной лояльности», «подчинения» и «доверия к власти» (несть власти, аще не от Бога!), не за отрицание ли обязательности для себя этих элементов «нормального правосознания» изгнаны мы с вами, профессор, справедливо или несправедливо, из советской России?

Последним взмахом своей блестящей и мертворожденной мысли проф. Ильин хочет зачеркнуть также и всю революцию, — он, сын революционной России и гость революционной Германии. Революция — согласно тезисам профессора — есть «открытое нарушение права и справедливости».

Какого права? Какой справедливости? Не сам ли профессор свидетельствует, что на «передвоенном этапе» право обратилось в абстрактную форму, что во время войны оно отделилось от своего обоснования, от гуманности и справедливости? Не значит ли это, что еще до революции «право отделилось от своего законного источника», как понимает его проф. Ильин. О каком же «чувстве признания святости» и о каких «святынях» идет речь, и какова цена фарисейской границе между благами материальными и благами духовными, одинаково вмещаемыми понятием «культура»?

Момент переживаемый довлеет над бесстрастием научной мысли…[139]

Еще один пример «развенчания кумиров» имеет отношение к докладу Н. А. Бердяева

«Демократия и социализм как проблемы духа», прочитанному на открытом заседании Религиозно-философской академии[140]. Его квинтэссенцией была мысль о том, что «демократия и социализм <…> должны быть преодолены, ибо в процессе истории являются отпадением от онтологических основ, отрицанием абсолютной правды и истины, обожествлением человека. Демократия вносит разрыв в историческую преемственность жизни народа, утверждая народную волю в данный исторический час, учитывая настоящее и будущее, но отрицая прошлое. Сатанократия есть отрицание Бога и человека. Без Бога, как отца, люди не могут быть братьями, а только товарищами. <…> коммунизм осуществляет фактически „товарищество в антихристе“»[141].

Уже в прениях по этому докладу Б. Шенфельд заметил, что «человеческая воля преображается не в пещерах религиозно-философской академии, но в обществе. Уход от жизни может дать спасение отдельным личностям, но не возможен для стомиллионной массы»[142]. А месяц спустя та же газета опубликовала «Открытое письмо Н. А. Бердяеву» В. В. Водовозова, известного публициста, юриста и экономиста, до революции неоднократно подвергавшегося аресту и ссылке (равно, кстати, как и сам Бердяев). Суть его претензий к философу выражалась в следующем: