Рассказ Равено де Люссана дополняет информация из письма губернатора города. По его сведениям, когда пираты проникли в эстуарий реки и очутились между двумя островками в районе Ягуачи, их пироги разделились и «две из них (под командованием Джорджа Дью. — В. Г.) подошли к месту, называемому «Позади скал», к пристани индеанки Марии Фико». Затем на берег высадились два отряда по 50 человек в каждом; один направился к Арсеналу, а второй стал подниматься на соседний холм. Тем временем основной ударный отряд в составе 250 человек, возглавляемый Франсуа Гронье, на 6 пирогах достиг якорной стоянки Касонес, высадился на берег и, быстро миновав верфи, атаковал переброшенный через болото мосг. Последний защищал его владелец дон Хуан де Вильямар и отряд мулатов. Коррехидор дон Фернандо Понсе де Леон собирался оказать им помощь, но, вскочив на коня, тут же получил пулю в бедро. Пока испанцы ожидали подкреплений из Порто-Вьехо, основной отряд флибустьеров разделился, и рота из ста человек прошла через заболоченный участок по деревянному настилу, проложенному между домами Хосе дель Хунко и кузнеца Карлоса, выбила испанских солдат с их позиций и заставила отступить. Одновременно вторая сотня пиратов прорвалась через район церкви Сан-Франсиско на участок доньи Анны де Валенсуэлы, расположенный у подножья холма Санта-Ана; на его вершине находился форт Сан-Карлос с 7 пушками, окруженный траншеей. В то время как отряд Джорджа Дью штурмовал это укрепление с северной стороны, два отряда Гронье проникли в город: один — по улице Лос-Морлакос, второй — по берегу реки. Испанцы спешно ретировались к монастырю Санто-Доминго, откуда контратаковали неприятеля «и убили некоторых из их людей». Затем, отступая, они стали подниматься на холм, на котором заняли траншею, окружавшую форт Сан-Карлос Дон Хуан оставил краткое описание того, каким образом действовали флибустьеры во время штурма холма: «В это время враги двинулись вперед со всех сторон, но не сплоченными рядами, а врассыпную — это их обычный способ ведения войны, — держась друг от друга на расстоянии двух-трех шагов, прыгая, падая ниц и стреляя (выделено нами. — В. Г.). Они проникли к нам с разных сторон в траншею, которая защищала артиллерию на вершине холма… В траншее мы бились против них, пока не взялись за шпаги, и они убили у нас несколько человек, а мы — столько же у них. В конце концов, они окрркили нас со всех сторон всеми своими силами; мы сдались и с нами — наш генерал дон Фернандо Понсе, который упал с коня, так как потерял много крови».
Успех флибустьеров отчасти объяснялся тем, что они располагали детальной информацией о городе и его укреплениях. По словам губернатора Гуаякиля, пираты стали хозяевами положения «благодаря хорошим и проворным шпионам, которые пробрались в этот город; это были индеец по имени Хосефильо, прибывший сюда с барками, грузившимися на реке, и один мулат, житель этого города, по имени Мануэль Босо, который, проведя здесь некоторое время, скрылся после убийства Хуана Мендеса, а также два других замаскировавшихся, коих мы потом видели в большой церкви, где они осматривали пленных».
Флибустьерам помогла также беспечность властей и гарнизона Туаякиля, не веривших в возможность нападения пиратов «в сезон дождей, которые гасят фитили». Правда, в субботу, после поступления с острова Пуна сигнала тревоги, все боеспособные мужчины в городе были подняты на ноги. Но поскольку в течение дня ничего необычного так и не произошло, вечером была дана команда «отбой». Именно поэтому появление флибустьеров на подступах к городу воскресным утром стало для жителей и защитников Гуаякиля полной неожиданностью.
Оценивая потери обеих сторон, дон Хуан писал в своем отчете:
«Мы убили у врага более пятидесяти человек и ранили двенадцать или четырнадцать, а с нашей стороны потери… на сей час достигли тридцати человек убитыми, включая несколько женщин, которых они хладнокровно убили, чтобы не охранять, и до двенадцати раненых. Знатными жителями, погибшими с нашей стороны, были капитан дон Николас Альварес де Авилес, мой брат, который командовал одной из рот испанцев, капитан Доминго дель Касар из роты иностранцев и его альферес Матео Саэнс Кабесон, так же как его сержант Андрес де Кабриа, бухгалтер Антонио Ромеро Мальдонадо, дон Франсиско де Солис, лейтенант кавалерии Хосе Карранса, коннетабль Маркос Норато и альферес Маркос де Альсегас. Тяжелоранеными были капитан Хосе де Салас из роты мулатов, капитан Хуан де Агирре из роты испанцев, дон Бернардо Хименес Гойонете, дон Себастьян Корреа, доктор дон Бартоломе де Касерес-и-Бургос и маэстро Хуан де Медина, пресвитер».
По другим данным, в ходе сражения защитники города потеряли убитыми 34 человека; у пиратов, согласно информации Равено де Люссана, было 9 убитых и 12 раненых, включая капитана Гронье.
Продолжая свой рассказ, Равено де Люссан пишет;
«Мы взяли здесь семьсот пленных, как мужчин, так и женщин, среди которых оказался губернатор с семьей. Он был ранен, так же как и многие офицеры и знатные лица, которые весьма храбро бились, как и пять тысяч других людей, которые защищали этот город.
Мы нашли себя обладателями различных товаров, множества жемчуга и камней, значительного количества прекрасных серебряных чаш, не меньше семидесяти тысяч пиастров, хотя могли взять три миллиона; но, пока мы были заняты взятием фортов, они использовали это время для того, чтобы спасти их по реке вместе с большой партией того, что имело наибольшую ценность. Когда наши каноэ пришли на якорную стоянку к городу, мы отправили четыре вдогонку за лодками, которые увозили эти богатства, но было слишком поздно; они захватили только одну серебряную пушку стоимостью двадцать две тысячи пиастров и орла из позолоченного серебра, который служил дарохранительницей в какой-то церкви, имел вес шестьдесят восемь фунтов и был так красиво сделан, что два больших изумруда заменяли ему глаза. В порту находилось четырнадцать барок вместе с баркалоной, против которой мы сражались в Пуэбло-Нуэво, а на верфях — два корабля короля Испании, постройка которых была почти завершена Вечером мы условились с губернатором о размере выкупа за его людей, город, форт, пушки и корабли, оцененных в один миллион пиастров в золоте и четыреста пакетов муки; и для обеспечения доставки этого выкупа, который должен был прибыть из юрода Кито, лежащего на расстоянии 80 лье, он просил нас отпустить его генерального викария, который пользовался среди них большим авторитетом и доверием.
Мы нашли дом этого губернатора столь богато украшенным и обставленным такой чудесной мебелью, какую не увидишь даже в Европе. Женщины города были весьма прекрасны, но многие духовные отцы, или монахи, жили здесь в великой распущенности и сексуальной свободе… Эти отцы вызвали у нас очень сильную ненависть тем, что они убеждали женщин, которые никогда не видели флибустьеров, будто все мы не похожи на них, что мы вообще не похожи на людей, и что мы съедим их и их маленьких детей, и это вселило в них такой ужас и отвращение к нам, что они были поражены, когда узнали нас лучше…»
Равено де Люссан обходит молчанием насилия, которые пираты чинили над пленниками. Между тем дон Хуан писал, что захватчики «с самого начала предались жестокостям и тиранству, к которым они были привычны, и показывали, что способны на большее; они угрожали нам и женщинам смертью, если мы не отдадим им триста тысяч песо. И с самого начала применяя по отношению к нашему генералу свою жестокость, грубые слова и действия, они нанесли ему удары саблей в спину и потащили за волосы в церковь, угрожая застрелить его. Наконец, они прекратили колоть его и выбросили за ворота церкви, а с ним — всех священников и семь или восемь знатных горожан, в том числе дона Лоренсо де Сотомайора, которому они снова стали грозить, требуя отдать им деньги, на что он ответил им, что у него их нет, что они забрали их, когда застали его в его жилище; тогда они выстрелили в него из пистолета и убили, после чего оттащили его тело на берег реки и бросили там. Сделав так, они велели нам вернуться в церковь и обещали оставить в живых, если мы дадим им деньги. На другой день, в понедельник, они снова стали угрожать нам и вели переговоры о выкупе. Сначала они требовали вышеупомянутые триста тысяч песо, затем, передумав, сошлись на ста тысячах песо, которые следовало найти в провинции Кито, на что они давали нам двенадцать дней. Они послали за ними лиценсиата дона Антонио Мигеса, кюре и викария этого города и отца-проповедника Роке де Молину, монахов ордена Святого Франциска».
Вернемся, однако, к воспоминаниям Равено де Люссана;
«[В понедельник] 21-го, после того как один из наших людей весь день жег огонь в одном из домов в городе, а потом, не погасив огонь, вернулся вечером в караульное помещение, ночью огонь охватил этот дом; и, опасаясь, как бы он не достиг нашего караульного помещения, в котором находились весь порох и часть товаров и богатств этого города, мы были вынуждены погрузить всё на борт судов, что стояли в городском порту, и отвели всех наших пленных в форт. Затем мы старались преградить дорогу огню, который тем временем охватил треть города, несмотря на все старания, которые мы прилагали, дабы его затушить».
По данным дона Хуана, пираты «сожгли большую часть города, в том числе монастырь Святого Августина».
«[Во вторник] 22-го утром, — продолжает свой рассказ французский флибустьер, — мы снова пришли в наше караульное помещение и стали думать, что предпринять, чтобы испанцы не отказались уплатить выкуп за город из-за этого инцидента, поскольку мы обещали по нашему договору не сжигать его; и мы сделали вид, будто уверены, что это случилось по их вине, и отправили им письмо, каковым извещали их, что весьма удивлены происшедшим, что после нашей сделки они ночью подожгли товары и муку, которая была нам так нужна… Что если они нам не заплатят за то, что уничтожил огонь, мы им отправим пятьдесят голов пленников. Они принесли нам извинения и сказали, что это какая-то каналья нанесла сей удар, и что они нас полностью удовлетворят.
23-го [в среду] губернатор дал нам лоцмана побережья, который отправился на одном из наших каноэ искать наши суда (которым мы велели лавировать в заливе), чтобы отвести их на якорную стоянку острова Пуна, куда мы, покинув Гуаякиль, отправились ожидать наш выкуп. [В четверг] 24-го, видя, что часть наших людей заболела по причине инфекции, которая была вызвана мертвыми телами, валявшимися по всему городу в количестве более девятисот, мы отправились демонтировать и заклепать пушки форта, забрав с собой пятьсот главных пленников, коих мы затем отвели на борт судов, на которых [в пятницу] 25-го прибыли на Пуну…
2 мая капитан Гронье умер от раны, полученной в день захвата города, желая не пропустить семьсот испанцев в форт, и в тот же день, 2-го, у нас умерло еще четверо. 4-го мы отправили нашу галеру на остров Ла-Плата, чтобы посмотреть, не пришел ли на рандеву фрегат [Эдварда] Дэвиса 9-го срок уплаты выкупа за Гуаякиль истек, прошло уже четыре дня, и нам эта задержка стала порядком надоедать, когда испанская барка, которая обычно подвозила нам провизию, привезла одного офицера, который сказал нам, чтобы мы потерпели еще и что выкуп вот-вот привезут».
Хотя Равено де Люссан утверждает, что флибустьеры перевезли на Пуну 500 пленников, Хуан Альварес де Авилес приводит в своем письме иные данные. По его информации, пираты отправились на остров Пуна «на восьми пирогах, четырех больших барках с этой реки и одной совершенно новой бригантине, спущенной на воду, и увезли с собой более двухсот пятидесяти человек, среди которых находились наиболее знатные мужи и дамы этого города с их детьми, и мой коррехидор генерал дон Фернандо Понсе с женой и всем семейством тоже оставался пленником врага во время посадки на судно…
На Пуне пираты провели целый месяц. «К ним подвозили ежедневно из Гуаякиля не только свежие припасы, но и всевозможные предметы наслаждения, — пишет Архенгольц в своей «Истории флибустьеров». — Весь день раздавалась разнообразная музыка, дни и ночи проводили в беспрерывных плясках. Все заботы были забыты с обеих сторон, ибо условие было заключено, и победители показывали себя столь же учтивыми, сколь и веселыми. Это расположение духа перешло, наконец, и на пленных женщин, которые имели здесь больше свободы, чем дома; они принимали участие в пирах, плясках и пении и притом не оказывались слишком жестокосердными, забавляя победителей и более чувственным образом.
Но сцена скоро переменилась. Срок внесению выкупа истек, а уплаты не последовало. Флибустьеры согласились на отсрочку, но вместо денег прислали офицера, который уговаривал пиратов ждать терпеливо. Флибустьеры убедились, что испанцы обманывают их и хотят только выиграть время, чтобы приступить к враждебным действиям, а потому нужно было внушить им страх. Пленные должны были бросить жребий, и четырем из них немедленно отрубили головы и отдали в ответ испанскому офицеру, добавив, что если через четыре дня не будет внесен выкуп, то отрубят головы всем остальным.
На другой день подозрения флибустьеров оправдались: они перехватили курьера, отправленного временным губернатором Гуаякиля к вице-королю Лимы; в бумагах его обозначались дальнейшие меры к истреблению пиратов. В них, между прочим, уведомляли о четырех присланных в город головах казненных испанцев, обещали время от времени посылать флибустьерам по несколько тысяч пиастров и тем задержать их до прибытия помощи. «Если они, — было сказано в письме, — пришлют даже полсотни голов, то эта потеря с лихвой вознаградится истреблением всех пиратов».
Это известие привело пленников в неописуемый ужас. Пленный губернатор отправил в город одного всеми уважаемого монаха с полномочием, несмотря на действия вице-губернатора, употребить все меры к скорейшей доставке выкупа. Следствием этого было прибытие на Пуну барки с 24 мешками муки и 20 000 пиастров золотом, причем просили ждать остальной суммы еще три дня. Флибустьеры согласились на эту отсрочку, но с угрозой, что по истечении ее они снова явятся в Гуаякиль. На другой же день город объявил решительно, что не заплатит более 22 000 пиастров, впрочем, у него наготове 5000 войска, чтобы прилично принять пиратов. Это известие привело флибустьеров в ярость. Одни требовали немедленной казни испанцев, другие же доказывали бесполезность этой меры, тем более что и так собирались оставить Южный океан. При сильном подкреплении, присланном испанцам, нельзя было предвидеть, чем кончатся враждебные действия, и потому большинство решилось принять предлагаемую сумму. Деньги были присланы и за них отпущены пленники, за исключением пятидесяти знатнейших жителей, между которыми находился и губернатор».
26 мая флотилия Пикардийца и Дью объединилась с 36-пушечным фрегатом «Бэчелор’с дилайт», находившимся под командованием Эдварда Дэвиса. Вечером того же дня на горизонте были замечены два испанских 20-пушечных фрегата — «Сан Хосе» и «Сан Николас» — и сопровождавший их паташ. Фрегатами командовали баски Дионисио Лопес де Артундуага и Николас де Игарса. Команда «Бэчелор’с дилайта» была тут же усилена 80 людьми из отряда Пикардийца; кроме корабля Дэвиса у флибустьеров были небольшой корабль, барка, пироги и призовые суда.
Утром 27 мая пираты сблизились с испанскими фрегатами у острова Санта-Клара и до вечера обменивались с ними орудийными и мушкетными выстрелами. 28 мая все повторилось: испанцы и пираты маневрировали, паля друг в друга из пушек и ружей, но ни одна из сторон не добилась преимущества Это странное сражение продолжалось до вечера 2 июня. За семь дней ни один пират не был убит, и только несколько матросов получили ранения. Во время маневрирования «Сан Николас» сел на мель, а позже ушел в порт Кальяо. Вместо него в море вышли фрегат «Сан Франсиско де Паула» и еще один паташ, присоединившиеся к судну Лопеса де Артундуаги. В конце концов флибустьеры вынуждены были бросить один из своих наибольших призов — судно «Сан Хасинто». На рассвете 3 июня они обнаружили, что испанские корабли прекратили преследование.
11 июня в районе мыса Сан-Франсиско флибустьеры разделили добычу, взятую в Гуаякиле. Она оценивалась примерно в 1,5 млн ливров, хотя никто из пиратов не мог точно определить, какова была стоимость золотых изделий, драгоценных камней и жемчуга. В итоге на каждого джентльмена удачи пришлось по 400 пиастров, не считая всевозможных ценных вещей. Хотя Дэвис и его люди не участвовали в штурме Гуаякиля, их помощь в деле спасения добычи и добытчиков тоже учли, позволив получить свою долю наравне с другими.
«Лебединой песней» флибустьеров Вест-Индии стало их участие в экспедиции барона де Пуанти на богатейший город-крепость Картахену, расположенный на побережье Новой Гранады. Хотя в этом предприятии флибустьеры использовались в качестве вспомогательной силы, можно утверждать, что без их помощи французским морякам и солдатам вряд ли удалось бы взять столь мощную цитадель.
Французский корсар и флотоводец Жан-Бернар-Луи Дежан де Пуанти родился в 1645 году в Бретани. Подобно многим отпрыскам обедневших дворянских фамилий, он избрал карьеру военного моряка и отличился в нескольких сражениях на Средиземном море. Когда началась Орлеанская война (1688–1697), Пуанти оставил воды Средиземноморья и включился в боевые операции в Ла-Манше. В1690 году он числился среди капитанов эскадры адмирала Турвиля, вступившей в сражение с англоголландским флотом между островом Уайт и мысом Фрехел.
Когда французский флот был разбит в битве при Ла-Уге (1692) и перевес морских сил в войне перешел к англоголландской коалиции, Пуанти решил заняться корсарским промыслом. Заветной мечтой барона стал захват испанского «серебряного флота». Пуанти полагал, что галеоны с сокровищами удобней всего захватить в Картахене, когда они вернутся туда из Пуэрто-Бельо. В начале 1696 года, узнав, что флот Тулона отправлен из Средиземного моря в Брест для расснащения и сдачи в аренду частным корсарским компаниям, он с помощью морского министра Поншартрэна добился аудиенции у короля и предложил ему свой проект. Этот проект предусматривал захват Картахены и испанских галеонов кораблями королевского флота, которые правительство должно было одолжить барону «вместе с их оснасткой, запасами, такелажем, якорями, пушками, оружием и амуницией, необходимыми для военной кампании на девять месяцев». Людовику замысел понравился.
Утвердив Пуанти начальником экспедиции, король поручил генеральному казначею де Ванолю и ответственному за вооружения графу де Морегй организовать подписку на акционерный капитал, и вскоре заявки на участие в предприятии посыпались как от влиятельных придворных, так и от представителей купечества В марте того же года Поншартрэн заверил барона, что дополнительная помощь будет оказана ему на Сен-Доменге, населенном плантаторами, мелкими торговцами, буканьерами, а также флибустьерами, обосновавшимися в гавани Пти-Гоав.
В июле барон де Пуанти и его компания заключили с Людовиком XIV договор, содержание которого сводилось к следующим шести пунктам:
1) Картахена станет владением короля Франции с губернатором и французским населением, откуда будет осуществляться торговля с испанскими колониями в Америке.
2) Король несет 1/5 часть расходов на экспедицию и получит соответствующую долю добычи.
3) Десятая часть добычи предназначается графу Тулузскому как верховному адмиралу Франции.
4) Флибустьеры Пти-Гоава получат 1/10 часть с первого миллиона и по 1/30 — с последующих. Кроме того, им будет выплачено жалованье, как солдатам короля.
5) Следующая десятина будет разделена на три части:
— а) для командиров и капитанов;
— б) для лейтенантов и младших офицеров;
— в) для солдат.
6) Остальное причитается пайщикам, участвующим в предприятии своими вкладами.
Корабли флибустьеров должны были быть присоединены к экспедиции губернатором Сен-Доменга Жаном-Батистом Дюкассом, которому Поншартрэн написал письмо с сообщением о готовящемся предприятии барона де Пуанти. В этом письме по вполне понятным соображениям о Картахене не говорилось ни слова Губернатор лишь понял, что Пуанти прибудет в Карибское море «для нападения на врагов Франции».
В сентябре из Бреста на Сен-Доменг был отправлен королевский фрегат «Марэн», капитану которого, сьёру де Сен-Вандрилю, было поручено уведомить Дюкасса о скором выходе эскадры в море и передать ему приказ Поншартрэна собрать около 1500 человек, в том числе флибустьеров, для оказания поддержки барону; прибытие последнего на Эспаньолу ожидалось не позднее 15 февраля.
Сен-Вандриль появился на Эспаньоле в начале января 1697 года и передал Дюкассу адресованные ему инструкции. В инструкциях подчеркивалось, что губернатору следует самому определить оптимальное количество людей, которых можно было бы включить в состав экспедиции без риска ослабить обороноспособность колонии. Далее назывались возможные объекты нападения, в том числе — Картахена.
В начале октября барон прибыл в Брест и убедился, что снаряжение вест-индской эскадры почти завершено. Она состояла из 7 линейных кораблей, 3 фрегатов и 9 судов меньших размеров, на борту которых разместилось более 4 тыс. моряков и солдат. Переждав сезон штормов и неблагоприятных ветров, Пуанти поднял свой флаг на 84-пушечном двухпалубном линейном корабле «Скептр» и 6 января 1697 года вышел в море. Ловко маневрируя, он ухитрился избежать встречи с английским флотом, блокировавшим подходы к порту, и взял курс на Антильские острова.
1 марта корабли экспедиции появились на траверсе порта Кап-Франсуа. Из беседы с местным управляющим Дононом де Галифе барон понял, что губернатору Сен-Доменга удалось собрать для участия в походе лишь 400 флибустьеров. Встревоженный этой информацией, Пуанти с частью своей эскадры отправился в Кюль-де-Сак, куда и прибыл через несколько дней. Едва Дюкасс поднялся на борт «Скептра», как в адрес его посыпались обвинения в неисполнительности и халатном отношении к выполнению королевских инструкций.
— Если вы не дадите мне полторы тысячи человек, — заявил барон губернатору, — я вынужден буду отказаться от задуманного предприятия, вернуться во Францию и рассказать обо всем королю.
— Полученные мною инструкции позволяли мне рекрутировать такое количество людей, которое не привело бы к ослаблению обороны колонии, — парировал Дюкасс, — к тому же вы опоздали на полмесяца, а флибустьеры не те люди, которых можно держать в бездействии длительное время.
Конфликт между бароном и жителями Сен-Доменга обострился после того, как офицер с флагманского корабля, несший караульную службу в городе, арестовал и бросил в казематы форта какого-то флибустьера-дебошира. Друзья задержанного собрались у ворот форта и, размахивая оружием, стали требовать его освобождения. На приказ разойтись они отреагировали потоком брани и угроз, и офицер велел своим солдатам стрелять в толпу. Грянули выстрелы из мушкетов, и три человека упали замертво. Взбешенные подобными действиями солдат, участники сборища решили взять форт штурмом и захватить офицера, отдавшего приказ открыть огонь.
Дюкасс предупредил барона, что ситуация выходит из-под контроля и угрожает непредсказуемыми последствиями. Пуанти выскочил из своей резиденции и помчался к воротам форта «наводить порядок». Его появление, однако, вызвало еще большее озлобление флибустьеров. Лишь благодаря своевременному вмешательству Дюкасса, которого пираты не только уважали, но и считали «своим парнем», страсти удалось погасить. Позже барон уверял, что он заставил флибустьеров присоединиться к экспедиции под угрозой уничтожения их судов и конфискации накопленного ими имущества. Вряд ли это соответствовало действительности. Скорее всего, на морских разбойников и колонистов благоприятное впечатление произвело обещание Пуанти выделить их в особый контингент, во главе которого был поставлен Дюкасс.
Контингент Сен-Доменга состоял из четырех отрядов: флибустьеров — а их было не менее 650 человек — возглавил майор Ле Паж; 170 солдат были переданы под командование месье де Бомон-Колона; под началом Галифе оказалось 110 волонтеров-колонистов, а капитан гарнизона Сен-Доменга Жан-Жозеф дю Пати получил под свое командование 180 негров. Все они разместились на борту 7 фрегатов и 4 судов меньших размеров. Дюкасс шел на собственном 40-пушечный фрегате «Поншартрэн».