С настоящего момента А считает, что, если он не совершит а не позднее чем во время t', он не сможет осуществить p во время t.
Следовательно, не позднее, чем когда, по его мнению, наступило время t', А принимается за совершение a.
Но возможно, никогда не наступит момент, когда А оценивает время как подходящее: он забывает о времени. В таком случае он забудет также (приняться за) совершение а. Однако отсюда не следует, что он отказался от своего намерения или даже забыл о своем намерении(26). Рассматриваемая ситуация совместима с истинностью следующего контрфактического высказывания: если бы А спросили в любое время между настоящим моментом и временем, которое, по его мнению, является временем t', собирается ли он совершить а не позднее чем в это время, его ответ был бы "да". Это было бы свидетельством того, что он не забыл о своем намерении. (Иметь намерение с некоторого момента не значит все время "о нем думать".)
Для того, чтобы учесть этот последний случай,
[136]
в заключение следует добавить пункт: "если он не забывает о времени".
Но даже когда в формулировке правильно учтен временной фактор, в одном отношении схема остается неполной, а вывод, следовательно, явно неубедительным. Агент может при осуществлении своей интенции столкнуться с препятствием. Например: он ломает ногу, попадает в тюрьму, его парализует или даже он умирает. Превентивные факторы понимаются здесь как некоторые события ("внешнего") мира, появление которых делает ("физически") невозможным для агента выполнить необходимое действие в необходимое время. Имело ли место такого рода препятствие или нет - устанавливается межсубъективно.
Превентивный фактор может вмешаться либо между "образованием" интенции и когнитивной установки и выполнением необходимого действия, либо в тот самый момент, когда агент начал действовать. Несомненно, более распространен первый случай. В этом варианте превентивный фактор обычно оказывает воздействие на планы агента, вынуждая их изменить. Возможно, агент откажется от своего первоначального намерения, когда поймет, что не сможет его осуществить. Или изменит свою интенцию так, чтобы согласовать ее с ослабевшими возможностями. Он может также пересмотреть требования ситуации и прийти к выводу, что в конечном итоге не (так) уж необходимо (как он думал) совершать а, он вполне может совершить b, благо ничто не мешает это сделать. Если имеет место какой-либо из этих вариантов, то тогда первоначальный практический вывод, так сказать, "распадается" и вопрос о проверке его обязательного характера лишается смысла.
Остается рассмотреть случай, когда превентивный фактор появляется в тот самый момент, когда агент принимается за совершение а. (Сюда же можно отнести случай, когда вмешательство произошло раньше, но осталось агентом незамеченным.) В этом варианте у агента не остается времени, чтобы изменить свою интенцию или пересмотреть требования ситуации. Практический вывод не "распадается", но должен быть переформулирован с учетом этого случая. Это можно сделать, добавив еще один пункт в заключение: "если он
[137]
не сталкивается с препятствием .
Следующую схему можно рассматривать как окончательный вариант формулировки вывода, обязательный характер которого является предметом рассмотрения:
С настоящего момента А намеревается осуществить p во время t.
С настоящего момента А считает, что, если он не совершит а не позднее чем во время t', он не сможет осуществить p во время t.
Следовательно, не позднее, чем когда, по его мнению, наступило время t', А принимается за совершение а, если он не забывает о времени или не сталкивается с препятствием.
7. Предметом обсуждения является вопрос о характере связи между посылками и заключением практического вывода - является ли она эмпирической (каузальной) или концептуальной (логической). Но сами по себе посылки и заключение случайны, т.е. представляют собой эмпирически, а не логически истинные или ложные суждения. Следовательно, они допускают возможность(27) верификации и фальсификации или по крайней мере подтверждения и неподтверждения их на основе эмпирических наблюдений и проверок.
Теперь мы перейдем к проблеме верификации. Я попытаюсь доказать, что решение этой проблемы приведет также и к ответу на вопрос о характере "связи", а тем самым и справедливости вывода.
Вначале рассмотрим заключение. Как можно верифицировать (установить), что агент принимается за совершение какого-либо действия, если ему ничто не мешает или он не забывает о времени?
Если фактически совершено какое-то действие, то сравнительно легко установить, что осуществился результат действия, представляющий собой некоторое событие в мире. Например, мы видим, что тело человека совершает определенные движения, и это дает нам хорошее основание полагать, что наблюдаемые движения вызывают, скажем, открывание окна.
Но для верификации того, что А совершил а, недостаточно верифицировать появление результата действия и верифицировать, или принять как вероятное, что этот результат был вызван движением мускулов А. Мы
[138]
должны установить, кроме этого, что действие было совершено А интенционально, а не случайно, по ошибке или даже против его воли. Мы должны показать, что поведение А, наблюдаемые нами движения его тела являются интенциональными при описании "совершение а".
Если мы можем верифицировать, что А (интенционально) совершил а, то нет необходимости в верификации того, что он также и принимался за совершение а. Можно сказать, что это логически вытекает из первого. Однако в большом числе случаев установить, что А принимался за совершение а, т.е. верифицировать заключение практического силлогизма, невозможно путем верификации того, что А совершил а: А мог приниматься за совершение a и пытаться это сделать, но потерпеть неудачу или по какой-то другой причине не завершить действие. Как же в таких случаях верифицировать заключение практического вывода? Нам необходимо показать, что А, т.е. поведение А, было "устремлено" на такое действие, но не достигло цели. Но в чем состоит такое устремление? Оно не может заключаться только в совершаемых А движениях, даже если они в точности похожи на те движения, которые характерны для успешно выполненного действия. Нам ведь необходимо еще показать, что они были интенциональны. И в конечном итоге нет необходимости в том, чтобы они были похожи. Все равно может быть истинно, что, выполняя их, А стремится к совершению а.
В действительности легче установить, что А принимался за совершение а, если он действительно совершил а, чем если ему это не удалось. Но ни в одном из этих случаев верификация внешнего аспекта действия и/или его каузальных следствий не будет достаточной. В обоих случаях нам придется устанавливать интенциональный характер поведения или выполнения действия, его "устремленность" на определенный результат, независимо от того, достигается он или нет.
Но установить нацеленность поведения на определенный результат, независимо от того, как оно каузально с ним связано, - значит установить, что агент обладает определенной интенцией и (может быть) когнитивной установкой, связанной со средствами достижения цели. А это значит, что для того, чтобы верифици
[139]
ровать заключение, необходимо верифицировать посылки практического вывода.
Столкновение агента с препятствием, мешающим ему совершить некоторое действие, означает, что ему нечто "физически" помешало проявить способность, которой вообще он обладает(28) (ср. выше, с. 137). "Психологическое" препятствие, даже если оно принимает форму открытой угрозы физического насилия, не будет рассматриваться, так как несовершение действия в этом случае будет интенциональным воздержанием. Однако не всегда здесь можно провести четкую грань. Иногда наша реакция на опасность или угрозу носит рефлекторный или панический характер, что заставляет сомневаться в интенциональности поведения. Но все же в обычных случаях относительно легко и без сомнений устанавливается, имело ли место физическое препятствие для проявления способности агента или нет.
Допустим, мы установили, что в данном случае А не смог в силу препятствия проявить свою способность совершить а. Как тогда можно показать, что он принялся бы за совершение а, если бы не препятствие? По-видимому, единственный способ это сделать состоит в том, чтобы показать присутствие интенции совершить а или нечто такое, для чего необходимо совершение а. То есть и в этом случае для того, чтобы верифицировать заключение, необходимо верифицировать посылки практического вывода.
Случай, когда агент забывает о времени, относится к делу, только если можно предполагать, что он также не забыл или не изменил свои намерения. (Если же имеет место последнее, то анализируемое высказывание нельзя больше рассматривать как заключение практического рассуждения.) Следовательно, установить случай такого рода забывчивости - значит ipso facto* установить истинность посылок практического вывода. Установить же, что А, которому ничто не препятствовало, принялся бы за совершение а, если бы он не забыл о времени, можно, только показав, что либо а было тем, что он намеревался сделать, либо было необходимо для достижения более отдаленной цели.
--------------
* В силу самого факта (лат.) .
[140]
8. Как установить, что агент с определенного времени намеревается нечто осуществить и считает необходимым для реализации своей интенции совершить некоторое действие?
Кратко остановимся на том аспекте проблемы верификации, который связан с временным фактором и возможными изменениями в интенциях и когнитивных установках. Если мы установили, что А в настоящий момент обладает определенной интенцией и когнитивной установкой, как мы узнаем, что они остаются у агента с настоящего момента до некоторого момента в будущем? Должны ли мы верифицировать их в продолжение всего этого времени? И каким образом устанавливается изменение в интенции и/или когнитивной установке?
Обладание интенцией и когнитивной установкой не обязательно ведет к немедленному действию. Однако с момента их (совместного) формирования и до момента реализации они "негативно" будут оказывать воздействие на наше поведение. Воздействие будет заключаться в том, что в продолжение всего этого интервала времени агент будет не интенционально совершать или предпринимать действия, которые, по его мнению, сделают невозможным осуществление интенции. Если я собираюсь навестить завтра днем свою тетушку, я не возьму на завтрашнее утро билет на самолет, летящий в Пекин. Если же я это сделал, значит, я изменил свои мысли (интенцию), или не понимаю требования ситуации, или должен лететь в Пекин против своей воли. Мы устанавливаем изменение намерения именно из такого рода наблюдений. Однако само это наблюдение является верификацией того типа, который нас сейчас интересует, а именно установлением данной интенции и/или когнитивной установки. Верификация изменения или сохранения интенции предполагает верификацию интенций - и интенционального поведения - в настоящий момент. Именно по этой причине нет необходимости более подробно анализировать роль временного фактора.
Существует несколько косвенных способов, с помощью которых можно установить, что агент обладает определенной интенцией и считает необходимым для ее реализации некоторое действие. Например: агент при
[141]
надлежит к определенному культурному сообществу, у него обычное образование и обычный жизненный опыт. На основе этих данных мы можем считать несомненным, что у него могут быть намерения осуществить р, а также мнение (или убеждение), что для этого необходимо совершить а. Или, например, он обладает некоторыми чертами характера и темперамента, которые склоняют его к определенному типу поведения в сходных ситуациях. Такое знание позволяет с большой вероятностью предполагать, что сейчас, например, агент путем совершения а намеревается осуществить р. Иногда мы даже говорим, что знаем интенции и когнитивную установку агента. Например: человек упал в реку, не может оттуда выбраться и кричит изо всех сил, зовя на помощь. В такой ситуации мы вполне уверены в том, что этот человек хочет избавиться от своего неприятного положения и считает, что, если он не будет кричать и его не услышат, ему не окажут помощи, а если ему не помогут, то он не будет спасен.
Очевидно, что такого типа "верификация" носит лишь гипотетический и предварительный характер, а не является непреложной и окончательной. Она основана на аналогиях и допущениях, которые, хотя обычно и надежны, в отдельном случае могут оказаться ошибочными. Может быть, человек в реке находится в полной безопасности и только симулирует несчастный случай. Кроме того, мы судим о надежности аналогий, основываясь на отдельных прошлых ситуациях, для которых были характерны определенные интенции. И на основе склонностей, черт характера, привычек и т.п. мы предполагаем наличие таких же интенций и в новых случаях. Очевидно, что попытка делать такие обобщения критерием истинности единичных суждений об интенциях и когнитивных установках носит характер логического круга(29).
Можно ли более непосредственным путем установить интенции агента и его мнение о необходимых средствах их достижения? Существует метод, к которому мы часто прибегаем и обычно считаем, что из всех внешних методов именно посредством него можно наиболее непосредственно установить интересующие нас факты. Он состоит в том, что мы задаем вопрос, в нашем примере - мы спрашиваем, почему агент кри
[142]
чит. Допустим, что человек ответит на языке, который нам понятен. Его ответ - устный или письменный - также является поведением, вербальным поведением. Допустим, он отвечает так: "Я кричу для того, чтобы мне помогли спастись и я не утонул" (может быть, несколько неправдоподобная грамматическая конструкция для рассматриваемой ситуации). Почему он дает такой ответ? Ответить на этот вопрос - значит объяснить его вербальное поведение. Объяснение может иметь такую форму:
А кричит "помогите" для того, чтобы его спасли и он не утонул.
А считает, что его не спасут, если он (правильно) не ответит на вопрос, почему он кричит.
Следовательно, А утверждает, что он кричит для того, чтобы его спасли.
Это практический вывод. И этот вывод порождает те же самые вопросы, на которые мы пытаемся ответить. Может быть, А лжет(30). Если он кричит "помогите" и при этом всего лишь симулирует несчастный случай, то, отвечая на вопрос, почему он кричит, он, вероятно, тоже скажет: "Я кричу для того, чтобы меня спасли". Но тогда приведенное объяснение: "Он делает это для того, чтобы спастись" - будет неверным.
Итак, если его слова "Я кричу для того, чтобы меня спасли" и можно считать верификацией его намерений и определенного поведения (т.е. крика "помогите"), то только потому, что мы принимаем их истинность без доказательств. Следует заметить, кроме того, что в практическом силлогизме, посредством которого мы объясняем вербальное поведение агента, трудности связаны не только с верификацией посылок, но в равной мере относятся и к заключению. Каким образом мы устанавливаем, что А утверждает, что он кричит для того, чтобы спастись? То, что мы регистрируем, - это звуки, которые он издает. Мы можем отметить, что он произносит фразу: "Я кричу для того, чтобы спастись", но это еще не значит, что именно это он утверждает. Ибо откуда мы можем знать, что именно такой смысл подразумевается в его словах? Если мы без доказательства принимаем значение его слов и используем это значение для подтверждения истинности посылок практического вывода, оканчивающегося
[143]