Таким образом, результат рассмотрения состоит в следующем: формальная обоснованность практического вывода требует, чтобы поведение, о котором говорится в заключении, описывалось (понималось, интерпретировалось) как действие, как совершение или попытка совершить данным агентом некоторое действие. Можно было бы сказать также, что, для того чтобы стать телеологически объяснимым, поведение должно быть вначале интенсионально понято. При интерпретации мы можем руководствоваться объяснением, основания для которого не выходят за рамки данного случая. Ибо все, что мы можем думать, сводится к тому, что человек, стоящий перед дверью, намеревается позвонить в звонок и знает, что для этого необходимо нажать на кнопку. Поэтому наблюдаемые нами весьма странные его движения, очевидно, имеют целью нажать на кнопку. Позже мы можем обнаружить, что у этого человека искалечены руки, и поэтому, для того чтобы совершить такое действие, как нажатие на кнопку, ему необходимо воспользоваться ногой.
Цель, с точки зрения которой объясняется действие, может быть более или менее "отдалена" от самого действия. Например: А нажимает на кнопку для того, чтобы позвонить. Тем самым путем нажатия на кнопку он звонит. Однако А звонит для того, чтобы его впустили в дом. Тем самым, позвонив в звонок, он получает возможность войти в дом или, нажимая на кнопку, он входит в дом.
Но что, если у поведения нет какой-то другой цели, а оно, как мы говорим, является "целью само по себе" или совершается "ради самого себя"? Кстати, в рассматриваемом сейчас примере нет необходимости предполагать какую-то другую цель помимо самого действия. А просто нажимает на кнопку. Он не делает
[151]
это для того, чтобы позвонить. Может быть, он делает это просто для того, чтобы вдавить кнопку в отверстие. В этом случае можно сформулировать такое объяснение:
А намеревается вдавить кнопку в отверстие.
А думает, что он не сможет это сделать, если он не нажмет на кнопку.
Следовательно, А нажимает на кнопку.
Однако это объяснение (нажатия кнопки) вовсе не обязательно истинно. Может быть, единственное, что А намеревается сделать, - это нажать на кнопку. Он еще никогда в жизни этого не делал. Он видел, что так делают другие люди, но не знает, для чего. Выполнить это кажется несложным. Он хочет попробовать сам. И поэтому он нажимает на кнопку.
Если действие само по себе является объектом интенции, а не есть способ достижения последнего, то тогда невозможно построить объяснение в форме практического вывода. Нет второй посылки, а есть только первая и заключение (экспланандум) . Первая посылка: А намеревается нажать на кнопку. Заключение, в зависимости от специфики ситуации, будет либо: А принялся нажимать на кнопку; либо: А нажал на кнопку; либо: А принялся бы нажимать (или нажал бы) на кнопку, если бы не столкнулся с препятствием. Допустим, имеет место второй вариант. Тогда мы можем сформулировать такой "вырожденный" вывод:
А намеревался нажать на кнопку.
Следовательно, А нажал на кнопку.
Звучит это весьма тривиально. Может ли это быть "объяснением" чего-либо? Было бы неправильно назвать это объяснением действия. Действие нажатия на кнопку не объясняется указанием на то, что оно было интенционально, поскольку этот его характер отражается уже в определении его как действия. Следовательно, если мы хотим объяснить действие, мы должны уметь указать некоторую более отдаленную цель или объект интенции, который не заключается в самом действии. Но если мы хотим объяснить, или, лучше сказать, понять поведение в анализируемой ситуации, то тогда утверждение, что А намеревался нажать на кнопку не будет тривиальным, то есть не будет тривиальным интерпретировать имеющее место событие
[152]
как действие нажатия на кнопку. Поведение А в этой ситуации могло быть очень странным. Допустим, например, что он нажал на кнопку локтем. В этом варианте мы, вероятно, засомневались бы в том, что он действительно делал нажимал на кнопку или что-то еще, например царапал локоть, в результате чего случайно нажалась кнопка. Такие случаи вполне возможно вообразить.
"А нажал на кнопку, потому что намеревался нажать на кнопку". Это суждение не является объяснением действия А. Однако его можно рассматривать как несколько сомнительный способ выразить тот факт, что при нажатии на кнопку у А не было другой скрытой цели, чем просто нажатие на кнопку.
"А вел себя таким образом, потому что намеревался нажать на кнопку". Это суждение можно рассматривать как обладающее силой подлинного объяснения, если оно подразумевает, что поведение А было интенциональным нажатием кнопки или попыткой это сделать, а не просто движением какой-то части его тела, в результате которого нажалась кнопка. Таким образом, когда мы "объясняем" поведение А, мы понимаем его как внешний аспект действия, определяя в нем интенцию.
Простое понимание поведения как действия (например, нажатия на кнопку) без приписывания ему некоторой цели (например, позвонить), средством достижения которой является это действие, само по себе есть способ объяснения поведения. По-видимому, можно назвать его зачаточной формой телеологического объяснения. Это ступень, необходимая для того, чтобы описание поведения перенести на телеологический уровень. Однако мне представляется, что лучше отделять эту ступень от собственно объяснения и тем самым проводить различие между пониманием поведения (как действия) и телеологическим объяснением действия (т.е. интенционально понятого поведения).
Теперь можно дать ответ на поставленный выше вопрос: одинаковы или различны экспланандумы каузальных и телеологических объяснений? Экспланандумом телеологического объяснения является действие, экспланандум каузального объяснения - не интерпретированный интенционально образец поведения, т.е.
[153]
некоторое движение или состояние тела. Поскольку экспланандумы различны, вопрос о совместимости на этом уровне не возникает. Но это еще не означает, что проблема решена(36), так как то же самое поведение, которое является экспланандумом каузального объяснения, можно проинтерпретировать интенционально, превращая его тем самым в зкспланандум телеологического объяснения. Поэтому вопрос о совместимости приобретает такой вид: можно ли одно и то же поведение одновременно и правильно объяснить каузально как движение и понять как действие? Этим вопросом мы сейчас и займемся.
10. Рассмотрим относительно простое действие, такое, как поднимание руки, нажатие на кнопку или открывание двери. Результат подобных действий некоторое событие в мире: поднятое положение руки, вдавливание кнопки в отверстие, открытая дверь. Кроме того, во втором и третьем случае это событие происходит "вне" моего тела.
Для того чтобы действие было осуществимо. должна быть возможность для его осуществления(37). Возможность поднять руку будет только тогда, когда рука еще не поднята, нажать на кнопку - если она еще не нажата, и открыть дверь - если она закрыта. Это понятно и бесспорно. Более проблематичен другой вопрос: если агент "обладает" возможностью и совершает действие, будет ли истинным следующее утверждение: если бы он не совершил действие, не произошло бы событие, являющееся результатом этого действия? Из утвердительного ответа на этот вопрос следовало бы, что в любое действие включен характерным образом контрфактический элемент (ср. выше, гл. II, разд. 7).
Допустим, что дверь закрыта, но в тот самый момент, когда я ее пытаюсь открыть, открывается "сама собой". Я уже взялся за ручку и начал нажимать, и моя рука следует за движением открывающейся двери. Будет ли правильным утверждение, что я открыл дверь? Ведь возможность это сделать ускользнула, так сказать, прямо из рук.
Решающий момент - это выражение "сама собой" Что оно означает? В данном случае что выражение не подразумевает (как иногда думают). что данное собы
[154]
тие - движение двери - произошло вообще без всякой причины. Скорее оно подразумевает, что причина события, какой бы она ни была, действовала почему-то независимо от поведения агента. Например, дверь открывали с другой стороны или она открылась от порыва ветра. Эти случаи независимого действия причин понятны. Можно вообразить более сложный случай, например: открывание двери вызывает устройство, которое "приводится в действие" через поведение агента. Допустим, что, когда агент приблизился к двери, прервался поток излучения. В этом случае действие причины не являлось независимым от поведения агента (хотя и было независимым от того, что он взялся за ручку, толкнул и т.д.). Можно ли сказать, что причина, тем не менее действовала независимо от агента, хотя и не от его поведения? Следует различать два случая.
Агент либо знал об этом устройстве и о том, как оно работает, либо не знал. В первом случае правильно будет сказать, что он открыл дверь. Он сделал это, проходя через поток излучения, но отнюдь не тогда, когда взялся за ручку и толкнул дверь. (Последнее было случайным для его действия открывания двери, если, однако, он не думал приблизительно так: "Может быть, механизм испортился, я уж лучше совершу и эти движения, они в любом случае откроют дверь".) Во втором случае не будет правильно утверждать, что он открыл дверь, поскольку дверь открылась для него в тот самый момент, когда он пытался ее открыть. Хотя его поведение и вызвало открывание двери, однако из этого не следует, что он открыл дверь, так как именно у этого его поведения не было такой цели. В этом смысле мы и можем сказать, что дверь открылась "сама собой", а не была открыта им.
Но поскольку агент в нашем примере с потоком излучения взялся за ручку и его рука последовала за движением открывающейся двери, то, несомненно, он что-то все-таки сделал. Действительно, он по крайней мере ухватился за ручку и толкнул дверь Эти действия были интенциональны. Более того, совершая их, он стремился открыть дверь. Он принимался за это действие. Но осуществил ли он его?
Нельзя ли сказать все же, что он открыл дверь. так как каузальная сила движений его тела, как мы
[155]
полагаем, вызвала бы открывание двери, даже если другая причина не подействовала? Результат действия был просто предопределен. Но нельзя ли сказать также, что он не открыл дверь, поскольку столкнулся с препятствием в виде потери возможности? Я думаю, что фактически мы свободны утверждать любое и выбор между этими двумя способами описания ситуации будет зависеть от дополнительных ее характеристик. Возможно, мы несколько сомневаемся в том, что давление, приложенное его рукой, действительно оказалось бы достаточным для открывания двери; тогда в конечном итоге не он открыл дверь. Но если мы совершенно уверены в том, что то, что он в действительности (несомненно) сделал, т.е. обнаруженная им мышечная деятельность была достаточной для открывания двери, то тогда мы, по-видимому, должны склоняться к тому, чтобы ему также приписать действие открывания двери, хотя результат этого действия был предопределен.
Обобщая, можно сказать следующее: если результат действия, который агент стремится реализовать, выполняя для этого некоторые другие действия, осуществляется "сам собой" (в указанном выше смысле), то тогда то, что агент несомненно делает, "сокращается" или "ограничивается" теми действиями, путем совершения которых он стремился выполнить свое действие. Тем самым (последующее) обнаружение причины, действующей независимо от агента, может привести к переописанию его действия в "вырожденной" форме.
В наших описаниях действий иногда приходится делать такие "сокращения", но это исключение, а не правило. Если бы подобные случаи были гораздо более обычными, чем в действительности, нам, вероятно, пришлось бы изменить свое представление о том, насколько далеко действия человека "проникают" в мир, в котором мы живем. Можно предложить гипотезу о том, что в каждом случае, например, открывания двери всегда была и будет действовать, независимо от агента, скрытая причина, так что в действительности не он открывает дверь. По-видимому, нет хорошего способа опровергнуть эту гипотезу, но нет и достаточных оснований ее принять.
[156]
Однако у процесса переописания действия есть предел, устанавливаемый базисными действиями. Напомним, что это действия, которые совершаются непосредственно, а не появляются в качестве каузальных следствий в результате совершения других действий.
Поднимание руки не обязательно бывает базисным действием. Я могу вообразить множество способов, посредством которых можно поднять руку. Однако поднимание руки может быть и обычно является базисным действием(38).
Верно ли, что суждение "Я поднял руку" будет истинно только при условии, что истинно также суждение: "Если бы я не поднял руку, рука не поднялась бы"?
У меня нет намерения поднять руку, но неожиданно кто-то ее хватает и поднимает. Движения и последующее положение руки точно такие же, как если бы я сам поднимал руку. Итак, я не могу сказать, что я поднял руку, но не могу также и сказать, что, если бы это не было сделано мною, рука не была бы поднята. Конечно, я могу утверждать последнее и при этом иметь в виду, что, если бы я не позволил это сделать, а сопротивлялся, моя рука не была бы поднята, или что это не могло бы произойти, если бы я тоже не поднимал ее немножко. Это может быть верно. Но если суждение "если бы это не было сделано мною" означает "если бы это не было моим подниманием руки", то оно будет ложным.
Как решить, поднимал я руку или нет в случае, если нет очевидной причины, действующей на мое тело извне? Допустим, моя рука неожиданно поднимается. Поднимал ли я ее? Ответ может быть таким: у меня не было никакого намерения поднимать руку, но неожиданно она поднялась. В этом варианте я не поднимал свою руку. Ответ может быть другим: я только лишь собрался поднять руку, фактически я уже решил это сделать, когда неожиданно заметил, что она поднята. В этом случае также я не поднимал руку, возможность это сделать была как бы потеряна для меня. Но ответ может быть и таким: конечно, я поднимал руку, это было интенционально. Тогда я должен суметь объяснить, каким образом это было интенционально, т.е. поместить действие в некоторый контекст, например сказав, что я решил это сделать, или
[157]
что я обсуждал проблему свободы воли и хотел доказать своему оппоненту, что могу "по желанию" поднять руку, или что я поднял руку для того, чтобы достать книгу с полки, т.е. объяснить действие телеологически. Если бы мне указали на то, что в этот самый момент произошло некоторое событие в моем мозгу, которое мы рассматриваем как достаточное условие поднимания руки, то мне не обязательно отказываться от первоначального ответа, но можно сказать: да, я понимаю, моя рука поднялась бы в любом случае. Это не значит, что у данного события были как бы две "причины" - нервный импульс и я. Но это значит, что интерпретация поведения как действия совместима с существованием юмовской причины поведения.
Если действует юмовская причина, моя рука поднимется с "необходимостью", т.е. с естественной необходимостью. Если я намереваюсь взять книгу с полки и считаю поднимание руки (каузально) необходимым для этого, то я обычно поднимаю руку, если не сталкиваюсь с препятствием. Это утверждение логической необходимости. Однако связь между событиями на этих двух уровнях - уровне естественной и уровне логической необходимости - случайная. Даже если есть причина, под действием которой может подниматься рука, она ни вызывает с необходимостью, ни исключает того, что поднятое положение руки достигается в результате моего поднимания руки.
Тем не менее справедливо также и то, что в целом я могу с уверенностью утверждать, что моя рука останется в теперешнем положении (допустим, она не поднята) , если я не подниму ее. Более того, эта уверенность становится необходимой, если верно, что я могу поднять руку (см. выше. гл. II, разд. 7). Однако такая уверенность и моя способность поднять руку вовсе не противоречат тому, что всякий раз, когда поднимается рука, в нервной системе действует некоторое достаточное условие, каузально ответственное за данное событие.
Однако исключено, что одновременно я могу и поднимать руку, и наблюдать за действием причины. В самом деле, наблюдать за действием причины - значит позволять ей поднимать мою руку ("на моих гла
[158]
зах"), а предоставление ей возможности действовать несовместимо с подниманием руки мною. Это логический ("грамматический") вопрос. Когда я наблюдаю, я позволяю событиям произойти, когда же я действую - я заставляю их произойти. И позволять, и заставлять произойти одно и то же событие при одних и тех же обстоятельствах - это противоречие в терминах. Поэтому невозможно наблюдать причины результатов собственных базисных действий.
Таким образом, события, являющиеся результатами базисных действий, происходят в целом только тогда, когда мы "наделяем" эти события интенциональностью, т.е. совершаем базисные действия. Этот факт носит эмпирический характер, однако он обладает фундаментальным значением для понятия действия. Можно сказать, что концептуальный базис действия составляет отчасти наше незнание (неосведомленность) о влиянии причин, а отчасти наша уверенность в том, что только в результате нашего действия могут произойти определенные изменения(39).
Допустим, мы согласны с тем, что некоторое событие в нервной системе является достаточной причиной поднятия моей руки. Но в то же время мы хотели бы утверждать, что, если бы не произошло это событие в рассматриваемом случае, моя рука все равно бы поднялась. Какие у нас могут быть основания для такого утверждения? Возможным основанием было бы наше мнение о том, что у данного события есть несколько юмовских достаточных причин и некоторые из этих причин действовали или будут действовать в рассматриваемом случае. Может быть, у нас есть для такого мнения эмпирическое свидетельство. Однако априори говорить о наличии такого свидетельства нельзя. Но если отсутствует такое основание для нашего утверждения, не могут ли быть другие? Нельзя ли сказать, что независимо от того, имела место юмовская причина или нет, я поднял бы руку, и поэтому она была бы поднята? В этом варианте нам следовало бы выдвинуть некоторое дополнительное основание, например, что я решил это сделать или нечто подобное. И не можем ли мы оказаться правы? Неужели у каждого