Александр еще в училище стал играть героев-любовников, и у него появились первые поклонницы. Однажды на показ Наташа пришла в училище с мамой. Когда возвращались домой тихими московскими переулками, держась под руку и тесно прижавшись к друг другу плечом, как две подружки, мама сказала: "Ой, Наташка, я бы, на твоем месте, в него влюбилась". Три поклонницы Александра сохранились у него на всю жизнь. Выходя замуж, Наташа не представляла себе, как эти поклонницы перенесут его "измену". Когда родился Миша, они пришли к Ширвиндтам домой поздравить. Александра не было, Наташа встретила их сама. Они преподнесли ей букет желтых роз и серебряные рюмки, и Наташа поняла, что они ее "приняли".
Первый фильм, в котором Александр Ширвиндт снялся - "Она вас любит?" - принес ему широкую известность. Они купили машину, и Наташа сразу же выучилась водить. Тридцать один год, которые Наташа посвятила своей работе, прошли, как один миг. По ее проекту были построены драматический театр в Омске, санатории в Гагре и Прибалтике, гостиничный комплекс АВС в Москве. Когда началась перестройка, архитектурная мастерская осталась без заказов, и Ширвиндт уговаривал жену уйти с работы совсем. Она никак не решалась. Однажды он сказал ей:
- Я возьму тебя на содержание, если ты научишься делать фаршированную рыбу.
Фаршированная рыба получилась у Наталии Николаевны сразу, и теперь нет равных этому блюду. Вообще-то Александр Анатольевич в еде неприхотлив, но ведь редкий день у них не бывает в доме гостей. Никого из друзей за эти годы они не потеряли, кроме тех, кто безвременно ушел. По-прежнему часто собираются вчетвером - Александр с женой и Марк с Ниной - играть в покер и в лото, а когда приезжает сын с женой и детьми, то Александр любую трапезу называет праздничной. "Ну что, готов у нас праздничный завтрак?" спрашивает он, входя на кухню. С появлением внука и внучки жизнь семьи Ширвиндт и их взаимоотношения не изменились, добавилась только совершенно сумасшедшая любовь к внукам. Если за окном пошел снег, то Александр Анатольевич говорил жене: "Позвони детям, пусть они не идут в школу".
Когда Наташа выходила замуж за Александра, она была совершенно уверена в том, что у нее будет такая же замечательная семья, как у ее родителей.
И родители Александра любили друг друга так, будто встретились только вчера. Анатолий Ширвиндт был скрипач, одно время работал в оркестре Большого театра, затем преподавал. Мама - актриса, но по состоянию здоровья оставила МХАТ и работала редактором в филармонии. Мише было четыре года, когда умер дедушка. Раиса Самойловна от этого удара не смогла оправиться, ослепла. Она прожила еще на свете двадцать пять лет, но из-за перелома шейки бедра почти лишена была возможности передвигаться. Каждый день к ней приходили друзья и знакомые читать ей вслух и общаться. Александр выписывал для мамы все толстые журналы, которые выходили тогда. Наташа успевала, отработав весь день, и на спектакль к мужу, и в гости, и приготовить обед и ужин на энное количество персон - ведь в доме всегда был народ и кто-то оставался обедать, а заодно и ужинать каждый день. Единственное, чего она не успевала - проверять уроки у Миши. Миша учился неважно, Наташа переживала, а муж в этом вопросе был ей не советчик. Он считал, что детей воспитывать - только портить.
Любимое число 13
Кризис в их супружеских отношениях наступил, когда Мише было десять лет. Ничего не сказав ни родителям, ни мужу, Наташа уехала с сыном в Гагру. Там строился санаторий по ее проекту. Стоял апрель. В Гагре бушевала весна, все цвело, и постепенно Наташа успокоилась. Вечером, гуляя с Мишей вдоль кромки моря, она уже не думала ни о чем плохом. Хватившись жены, Александр не нашел ее ни у родителей, ни на работе. Он понял, что она взяла командировку и уехала, но то, что она уехала вместе с сыном, многое ему объясняло. Через две недели, когда Наташа должна была вернуться, он решил встретить ее на вокзале, но каким поездом она приедет, не знал, поэтому решил встречать все, какие придут в этот день с юга. У Наташи было тринадцатое место в тринадцатом вагоне и возвращалась она тринадцатого апреля. Прямо мистика какая-то, но Наташа была не особенно суеверна. Поезд пришел в шесть утра. Серое мглистое московское утро встретило их сыростью и холодом. На перроне никого не было, редкие пассажиры уже ушли. В начале поезда одиноко маячила мужская фигура. Вдруг Миша, вырвав у нее свою руку, побежал и повис на шее у незнакомца. И как будто ничего между ними не произошло, никакой размолвки. Сели в машину , приехали домой, а вечером Наташа с мужем пошла в Дом Актера, где снималась для телевидения передача "Семь нас и джаз", в которой участвовал Александр Анатольевич. А после поехали к Андрею Миронову и, как всегда, засиделись там до петухов.
Самый старейший из друзей Ширвиндтов Михаил Державин считает, что секрет их любви и долголетнего брака заключается в том, что у Наталии Николаевны необыкновенно тонкое чувство юмора. Юмор юмором, но любовь вещь серьезная и не терпит никакого унижения. Однажды муж признался Наташе, что у него в театре был роман с одной актрисой. Наташа этого не знала и даже не почувствовала. Несмотря на то, что популярность ее мужа росла год от года, несмотря на то, что они практически никогда не разлучались, кроме тех моментов, когда Александр Анатольевич бывал на гастролях и киносъемках, но даже в этих поездках жена иногда сопровождала его, у нее была своя собственная очень интересная жизнь. Работа приносила ей громадное творческое удовлетворение. У нее было много друзей. Александр Анатольевич любил вместе с ней бывать в Суханово, в Доме творчества архитекторов. Архитекторы ведь люди особенные, недаром из их среды вышли такие знаменитости, как кинорежиссер Георгий Данелия, писатель Виктор Некрасов, джазист Алексей Козлов и многие другие интересные люди.
- Но если бы я знала об этом,- делится Наталия Николаевна, вспоминая давнее,- ушла бы в тот же день. Не понимаю, как можно все знать и продолжать жить вместе.
Однажды они поехали в Суханово на уик-энд. Наташа любила играть в теннис. Компания там была, как всегда, интересная, а среди друзей был один однокурсник, с которым у нее в институте был легкий роман. Тогда это был красивый молодой человек, на которого Александр первым обратил внимание и показал его Наташе, когда они пришли на новогодний вечер в институт. "Кто этот парень, не знаешь?" - спросил он Наташу. Роман Наташи с однокурсником начался и кончился сам собой, но Александр, видимо, об этом помнил всю жизнь. Дома он устроил жене такую бурю из-за того, что бывший поклонник, проходя мимо, поприветствовал Наташу по-свойски, слегка хлопнув ее теннисной ракеткой чуть пониже спины. Александр Анатольевич, сидя на трибуне теннисного корта все видел. Эта сцена ревности была единственная за всю их супружескую жизнь, но зато какая!
- Не понимаю, с чего он так вскипятился? - слегка пожимает плечами Наталия Николаевна.- Все было так давно...
На самом деле, все, что касается дружбы и человеческих взаимоотношений для Ширвиндта свято. Однажды, придя домой, он застал жену плачущей из-за того, что ее друг однокурсник Николай тяжело заболел и ему необходима срочная операция, а в институте сказали, что нужно шесть лет ждать своей очереди. Александр Анатольевич на другой же день поехал туда сам. С его узнаваемостью и всенародной к нему любовью ему иногда удавалось творить чудеса: добывать квартиры для актеров своего театра, путевки в санатории, устраивать детей в лагеря и тому подобное. Николая прооперировали, прошло с тех уже десять лет.
На днях позвонили из музея и попросили у Наталии Николаевны среди прочих семейных реликвий письма Александра Анатольевича. Когда они расставались, Александр писал ей не от случая к случаю, а каждый день, длинные, полные размышлений философские письма. Наталия Николаевна полезла в чемодан за письмами, давно она их не видела. Достала несколько толстых пачек, перевязанных ленточками. Читала всю ночь. А утром позвонила в музей и сказала, что письма эти останутся в семье.
ДЕВОЧКА ИЗ ГОРОДА НЕЖИНА
Летом 1947 года отец впервые после окончания войны приехал из Германии в отпуск. За три года, что они не виделись, Эля сильно изменилась. Еще похорошела, длинные косы уже не заплетала как школьница, а собирала в тяжелый пучок на затылке. Худенькая, смуглая, со взрослой женской прической она выглядела особенно трогательно. Отец невольно залюбовался ею.
- Ну, дочка, как дела? Что ты решила с учебой?
Он уже знал, что у Эли не заладилось с медициной и она не пойдет по его стопам.
- Хочу стать актрисой,- сказала Эля и взглянула на отца с надеждой, что он не станет возражать.
Мама сидела тут же на диване с младшей сестрой Соней и молча смотрела на них.
- Это не профессия,- сказал, как отрезал, отец.
Эля отлично знала отцовский характер, знала, что он тверд, как кремень, что его не разжалобишь ни слезами ни мольбами, но, молчала, потупившись, и весь ее облик говорил о том, что она будет стоять на своем. Отец понял ее. Действительно, девочка совсем взрослая и за годы войны так привыкла к самостоятельности, у нее уже есть собственный жизненный опыт.
- Хорошо,- сказал он,- я поеду с тобой в Киев и посмотрю, что это за институт такой.
Эля обрадовалась. Ехать не одной, а вместе с отцом-фронтовиком - это совсем другое дело, ведь к фронтовикам отношение особое, они герои. Отец пришил к новому кителю майорские погоны, надраил пуговицы и надел все ордена и медали.
- Чем могу быть полезен? - весь растворился в любезности директор института, когда они вошли в его кабинет.
Отец, за годы войны отвыкший от гражданской жизни, стушевался от такого тона.
- Пожалуйста,- как можно мягче попросил он,- объясните моей глупой дочери, что ей делать нечего в вашем институте.
Директор остолбенел, а Элю будто взрывной волной отбросило. Она вылетела опрометью за дверь и далее на улицу. Слезы хлынули из глаз. Допоздна она бродила по улицам Киева и никак не могла успокоиться. Обида на отца жгла сердце, но, делать нечего, скоро ночь на дворе, придется идти к бабушке, у которой они остановились. Отец давно был там и уже нервничал, ожидая дочь. Эле пришлось выдержать еще один разговор на тему, кем стать и куда пойти учиться. Он приводил один за другим веские доводы, уверенный в своей правоте и в том, что желает дочери добра. Эля уперлась:
- Я вообще никуда не пойду учиться и никем не стану!
- Ну и замечательно,- подвел черту под разговором отец.- Я заберу вас с мамой в Германию. - И увез их в Дрезден.
Там Элю определили в десятый класс средней школы, ведь когда началась война, ей было 13 лет и она не смогла доучиться, потом экстерном сдавала экзамены на аттестат. Отсутствие систематических знаний очень мешало и такие предметы как физика, тригонометрия были для Эли китайской грамотой. К счастью, через три месяца отца перевели в Вильнюс и они покинули Германию. Но родители не могли взять дочерей с собой, потому что в Вильнюсе еще не было жилья, и девочки вернулись одни в Нежин.
Я сама
Двадцать второго июня 1941 года жарким летним днем Эля сидела у распахнутого окна и читала "Войну и мир". Они с мамой и Соней только что приехали из Киева к отцу - капитану медицинской службы - в город Нежин Черниговской области. Легкий ветер пузырил кружевную занавеску. Эля была поглощена чтением. Вдруг в окно всунулась лошадиная морда с пофыркивающими влажными ноздрями. Эля вскочила со стула, а вестовой, перегнувшись через седло, передал запечатанный пакет вошедшей в комнату маме. Через час пришел на обед отец и, вскрыв пакет, произнес: "Война!.." После обеда он сразу ушел в госпиталь и больше уже домой не приходил.
Первые два дня еще не было страха, ведь Нежин находился в глубоком тылу, а война началась где-то там, далеко. Но на третий день войны немцы уже бомбили железнодорожную станцию Нежина, и всю ночь над городом полыхало зарево пожаров. Началась всеобщая мобилизация. На стенах домов появились плакаты с призывом ко всем защищать Родину.
Эля пошла к отцу в госпиталь, чтобы предложить какую-то свою помощь, но часовой ее не пропустил. Тогда она обошла госпиталь с другой стороны и перелезла через забор.
- Что ты умеешь делать? - спросил ее комиссар.
Он знал, чья это дочь, только не предполагал, что Эле всего тринадцать. Она была рослой, уже сформировавшейся девушкой.
- Все умею! - Сказала Эля твердо.
И она не слукавила. Ей было 9 лет, когда родилась сестренка. В их семье не было ни нянь, ни домработниц. Когда они жили в Киеве, бабушка вела хозяйство и приучала Элю к работе по дому. Она научила ее стирать, мыть пол и посуду, хозяйничать на кухне. Эле пришлось водиться с маленькой Сонечкой. Она ее и кормила, и обстирывала, гуляла с ней и спать укладывала.
- Хорошо,- сказал комиссар,- будешь читать раненым письма и газеты, помогать отвечать на письма родных.
Но работа в госпитале оказалась не такой простой и вскоре стало не до писем и газет. Раненые появились через несколько дней, и госпитальные палаты наполнились криками, стонами, запахом крови и пота. Среди обслуживающего персонала Эля была самая молоденькая, кроме нее, была еще 15-летняя дочь аптекаря, остальные санитарки и медсестры были старше двадцати лет. Но Эля маленькой себя не чувствовала. Физически она была сильной, могла даже не слишком тяжелого бойца перенести сама с носилок на койку. С самого начала никто не обратил внимания, что в госпитале работает наравне со взрослыми ребенок, а вскоре и вовсе стало не до этого. Госпиталь отступал вместе с армией и наступал вместе с ней, находясь все время вблизи линии фронта и неоднократно оказываясь под бомбежкой. Эля видела множество страданий и смертей. Через два месяца открылись медицинские курсы, и Эля, не задумываясь, пошла учиться на медсестру, ведь она с детства знала, что станет врачом и с таким успехом лечила всегда своих кукол. После курсов ее перевели работать лаборанткой. Она заходила в операционную, чтобы взять кровь у раненого, а, выходя обратно, едва сдерживала сладкий противный ком дурноты в горле - вид крови и открытых ран был не переносим - а нередко с ней приключался короткий обморок. Мама тоже работала сутками в госпитале. Они с Элей старались дежурить поочередно, чтобы было кому оставаться с Соней. Соню прятали от людских глаз, ведь детям на фронте находиться было нельзя и если бы командование узнало об этом, отправили бы девочку в детский дом.
В ноябре 1944 года госпиталь, попавший под бомбежку, очередной раз переформировали в Одессе. Предстояла отправка его за границу. Красная Армия вовсю гнала немцев вспять. Элю за границу не пустили, маленькая еще, несовершеннолетняя. Они с мамой и сестрой вернулись в Киев, но дом их лежал в руинах. Тогда им пришлось приехать снова в Нежин, к военкомату которого был приписан отец. Жилье их оказалось занято чужими, они сняли комнату. Элю как фронтовичку приняли в медицинский техникум сразу на второй курс. Девочка с косичками и в солдатской гимнастерке вызывала у всех большую симпатию. Первое же практическое занятие по хирургии стало для нее огромным потрясением. Больному должны были через щеку вскрыть воспаленную надкостницу, но как только дали ему наркоз, он страшно захрипел и мгновенно умер. Среди медперсонала началась паника, практикантов из операционной тут же выставили. Эля была в шоке. Сколько трупов, ампутированных конечностей, гангрен видела она на войне, но вот что бы так просто в обычной мирной жизни взять и зарезать человека - к такому она была не готова. По другим дисциплинам у нее тоже не сложилось. Например, акушерство. За одну ночь Эля приняла четверо родов и все оказались с патологией. После этой ночи у нее в косах появились первые седые волосы.
"Что это за профессия такая? - думала она в полном замешательстве.Выходит, в жизни быть врачом значительно сложнее, ответственнее, чем на фронте?"
И все-таки она окончила техникум с отличием, в надежде, что сможет пересилить себя. Однако, занятия в анатомичке, где они препарировали сердце, поставили точку во всех ее сомнениях. Эля пришла домой обедать, а мама радостно сообщила, что сегодня у них рассольник с телячьим сердцем время-то было голодное. Эля заглянула в кастрюлю, и ей стало дурно. Телячье сердце по размерам такое же, как человеческое.
Когда Эля поняла, что не станет врачом, как отец, который и терапевтом и хирургом был прекрасным, перед ней встал вопрос: кем быть?
Хочу быть актрисой
После неудачной поездки с отцом в Киев Эля понимала, что он не смирится ни за что с ее желанием стать актрисой. И даже потом, когда она уже ею стала, родители не сразу поверили, что это серьезно. Только когда она сыграла Таню в одноименной пьесе Арбузова, родители были на спектакле и после отец сказал: "Хорошо. Работай дальше" и больше никаких слов похвалы или восхищения, а вот уже на фильм "Неоконченная повесть" они пошли совсем с другим настроением и даже взяли с собой друзей. Ну и, конечно, потом всю жизнь гордились своей талантливой и знаменитой дочерью. Но это было потом, а пока Эля попробовала пойти на компромисс с родителями - поступила в Нежинский педагогический институт. Мама с отцом были в Вильнюсе. Еще учась в медицинском техникуме, Эля участвовала в самодеятельности, играла в спектакле и занималась хореографией. И ей говорили: "У тебя талант, тебе надо в актрисы". Поступив в педагогический, Эля продолжила занятия хореографией и однажды на смотре-конкурсе их танцевальный кружок занял первое место. Элю наградили 12-дневной путевкой в Дом отдыха под Киевом. Там отдыхали артисты и деятели культуры. Однажды устроили вечер самодеятельности, в котором, конечно, приняла участие и Эля. На другой день актриса театра имени Франко Наталия Гебдовская, встретив Элю в вестибюле, поинтересовалась:
- Где вы учитесь?
- В педагогическом.