Широкие ланы ячменя, зеленого и остистого, пересекали мой путь. Я медленно шел, вдыхая запахи живого поля, поглаживая соболиную шерсть ячменей.
Тихий смех долетел с выгона. Это опять Зося... А кто же рядом? Васыль из-под Горыни. Она надевает ему на голову венок из синих васильков. Парень краснеет, увидев меня, и неловко улыбается...
Я иду мимо них в село и думаю, что скоро вернется разведка, что нам все же придется с боем прорываться через границу, что во Львове "профессор" Кубийович формирует дивизию СС "Галичина", что вся их провокация лыком шита, что все равно на этих землях будут цвести и зреть хлеба, что придет час, и закачаются на виселице и Бандера и Кубийович, и что нежные польские девчата все равно будут влюбляться в чернобровых украинцев, и что Зосина судьба будет совсем иной, чем судьба Рузи, убитой рукою отца ее детей.
17
Еще во время пребывания в Москве я узнал о крупной карательной операции фашистов в Брянском партизанском крае. На брянских партизан Гитлер бросил часть своих резервов, подтянутых к фронту, да две дивизии снял с фронта из-под Орла. Дивизии эти гитлеровское командование хитроумно замаскировало под другими номерами. Но наша разведка разгадала маневр противника, а советское командование приобщило и этот факт к ряду других, говоривших о том, что летняя битва сорок третьего года начнется именно в районе Курска и Орла.
Перелетая через фронт, я видел подготовку к крупному сражению. Я рассказал об этом Ковпаку, Рудневу и Базыме. Но все же, когда радист Вася Мошин прибежал со своей "библией" не в обычный час, сводка произвела впечатление грома среди ясного неба. Это было именно в тот день, когда мы остановились в раздумье перед границей галицийского дистрикта.
Как обычно, откашлявшись, Мошин читал:
"Вечернее сообщение от 5 июля. С утра 5 июля наши войска на Орловско-Курском и Белгородском направлениях вели упорные бои с перешедшими в наступление крупными силами пехоты и танков противника, поддержанными большим количеством авиации. Все атаки противника отбиты с большими для него потерями, и лишь в отдельных местах небольшим отрядам немцев удалось незначительно вклиниться в нашу оборону.
По предварительным данным, нашими войсками на Орловско-Курском и Белгородском направлениях за день боев подбито и уничтожено 586 немецких танков, в воздушных боях и зенитной артиллерией сбито 203 самолета противника.
Бои продолжаются".
Вася кончил. Руднев впился глазами в карту. По старой привычке Базыма держал под рукой две карты: одна - района наших действий километровка или двухкилометровка; вторая - меньшего масштаба с нанесенными наспех карандашом обозначениями линий фронтов. Руднев, лихорадочно примеряя масштаб, приказал:
- А ну, прочти еще раз!
Внимательно следя за каждым словом, мы еще раз прослушали сводку. Семен Васильевич снял фуражку.
- На фронте уже началось!
Мы тогда еще не знали, что там, за Брянскими лесами, которые мы покинули десять месяцев назад, началось грандиозное сражение, вошедшее в историю войны под названием "Битва на Курской дуге". Но сердцем и мыслью, солдатским чутьем поняли, что оно началось.
Бои на фронте интересовали нас не только в общем плане войны. Теперь и партизанские шансы на удачу возрастали. Станет ли гитлеровское командование интересоваться отрядом, маленькой песчинкой, залетевшей куда-то за тысячу километров от линии фронта? Там, на Востоке, сражались десятки отборных дивизий, вооруженных всеми видами техники. До нас уже долетали грозные названья: "тигр", "пантера", "фердинанд". Там, на фронте, шла непрекращающаяся борьба брони и снаряда. Но нас она пока не касалась.
Какую угрозу для фашистов по сравнению с грандиозной фронтовой техникой представляют наши два полковых орудия и десяток противотанковых пушек-сорокапяток?
Руднев вслух высказал наболевшее:
- Третье лето войны. Первые два были временем вынужденного отхода на фронтах. В этом году, после Сталинграда, должно быть иначе...
А Базыма рассудил:
- Пока что - наше дело шестнадцатое. Пролезть подальше, нашебаршить побольше. А там видно будет.
Руднев улыбнулся Ковпаку.
- Недальновидный у нас начштаба, старик. С такой тактикой только яблоки воровать из чужого сада...
- Да я с точки зрения отряда... А не в смысле общей стратегии. Базыма вытер сразу вспотевший лоб.
- Оторванная от стратегии точка зрения на войне не нужна, старина. Каждый солдат в отдельности выполняет общий план... либо тормозит, задерживает выполнение его...
- Да ладно. Не так сказал, а вы уж...
Все засмеялись. Руднев повернулся к Васе Мошину.
- Следить непрерывно за сводкой. Ничего не пропускать.
Тот, козырнув, пошел к своей повозке, из-под которой тянулась на соседние сосны сеть антенн.
Теперь полагаться на путаные сведения о "дистрикте" и интуицию нельзя было. Руднев долго говорил о чем-то с Ковпаком. Вскоре он объявил нам решение командования:
- Ночью переходим границу.
- Переходим все-таки? - устало покачал головой Базыма.
- Ну конечно. Не можем же мы всерьез полагаться на разговоры местного населения.
- А "языки"? - упорствовал начштаба.
- Два контрабандиста? Из которых один безбожно заикается? Это же больше для смеху...
Базыма внимательно смотрел на комиссара
- Семен Васильевич! Я же совсем про другое. "Языки" нужны из пограничников.
- Некогда. Времени для разведки нет. А упустим время - потом намаемся. Решено. На фронте начались дела. Не можем же мы сидеть сложа руки - это преступление.
Все замолчали.
Руднев быстро ходил взад-вперед, искоса поглядывая на недовольного начштаба. Затем подошел к нему. Покачивая головой, Григорий Яковлевич трудился над картой.
- Что, не нравится, старик?
- Да чего там? Так или не так - перетакивать не будем, - вздохнул Базыма и стал готовить приказ.
Вошел Ковпак. Он был не способен долго колебаться. Он верил своему комиссару и другу, как самому себе.
- Готов приказ?
- Нет еще.
- Что так долго возитесь? Надо дать время хлопцам помозговать...
Базыма укоризненно посмотрел на командира.
- Накладут нам господа генералы за тем кордоном. Не найшов броду, не суйся...
Ковпак нахмурился.