Почему-то мне все вспоминалось, как Ковпак однажды обучал маленького Юрку Руднева:
"Первая тактика - научиться молчать; вторая партизанская тактика не шуметь, и третья - научиться ходить, как тигра. Самый лютый зверь, а лапки у него мягкие..."
Внимательно приглядываясь к своим ребятам, мы видели, что они уже несколько окрепли физически после Карпат, но выдержат ли они бой - вот в чем не было уверенности. Как разведчик Ковпака, я знал, что в этих краях работать в открытую нам не удастся. По крайней мере так, как мы привыкли за последние два года на территории Советской Украины и Белоруссии.
Ну что же! Может быть, придется перейти и на подпольные способы борьбы. Во время рейда по Житомирщине, Киевщине, Волыни мимоходом встречались мы с подпольщиками. Странной казалась тогда нам их работа, нам, с шумом и грохотом проходившим сотни районов, десятки областей. Но теперь перед нами самими реально встала и эта проблема. Как это, без автоматов, без пулеметов, без привычной солдатской амуниции выйти один на один на сражение с врагом?
Там, на территории восточных областей Украины и Белоруссии, к 1943 году партизанская борьба уже приняла формы всенародного восстания. Там партизаны действовали в условиях широкого движения, подготовленного другими, пионерами партийного подполья, действовавшими осенью и зимой 1941 года.
Сейчас, оторвавшись от основной группы отрядов украинских, белорусских партизан, мы были вынуждены начинать с азов кропотливой, рискованной, часто неблагодарной работы.
Словом, у моих хлопцев в эти дни на душе было так, как у кавалеристов, переведенных в пехоту или в обоз.
Но при всех формах партизанской борьбы разведка - главное. Даже не для того, чтобы убить врага, подсечь его под корень, но просто, чтобы подойти к нему, чтобы его увидеть, а затем узнать, даже чтобы спрятаться от него, и то не обойтись без разведки.
Но с чего в этих условиях начать ее?
Вот на расстоянии полутора часов ходьбы от нашего расположения находится областной город Станислав.
На рассвете, когда временный наш лагерь еще спит, мы с Мыколой ходим, проверяем посты и слушаем звон колоколов в городе.
Что там делается?
Может быть, он полон войск, которые через несколько часов навалятся на нас? А может быть, достаточно нескольких пулеметных очередей наших хлопцев, чтобы вызвать там панику? Ведь всего месяц назад этот городишко, впервые услышав наши партизанские пушки, отчаянно струсил.
Но это было так давно... И пушки взорваны в Карпатах.
Помощь пришла неожиданно. В первый раз, проходя через Черный лес в полном блеске нашей боевой славы, мы мимоходом слыхали от батальонных разведчиков, что в Черном лесу где-то в самой чащобе скрываются остатки Станиславского гетто. Народу в нем было около сотни - это все, что осталось от восьмидесяти пяти тысяч согнанных за проволоку евреев Станиславщины.
Меняя лагерь (а мы через день обязательно делали это), как-то на рассвете подходили мы к ручью. Выбрали место поудобнее. Я позвал с собой Сердюка, с которым мы в последние дни как-то особенно сдружились:
- Пойдем по обороне!
Продираясь в кустах, я ухмылялся. Смешно, конечно, называть это "обороной". Но была привычка так называть то условное кольцо вокруг лагеря, через которое никто, пока он жив, не посмел бы ступить шагу назад.
За лесом на холмах блистало солнце. Но в лесу было еще сыро и темновато: изредка чирикнет проснувшаяся птаха, треснет сучок. Сердюк вдруг кинулся к сосне. Вскинув на плечо автомат и крикнув привычное "Стой!", он замер за толстым стволом граба.
Тишина.
- А ну, выходи!
Опять тишина.
- Выходи! На мушке держу!
Осторожный треск сучьев. Сопение.
- Кто такие? - строго спрашивает у соседнего куста Сердюк.
И куст отзывается дрожащим голосом:
- Люди-и...
- Вижу, что люди.
От кустов отделился человек. Несмело шагнул в нашу сторону. В робком его взгляде я уловил и любопытство.
- Ну, что вы за лю-у-ди? Признавайся!
- Доктор Циммер, - представляясь, сунул мне свою руку лысый, в лаптях, но при засаленном цветном галстуке человек. Огромные заплаты были на коленях и на локтях его некогда с "искрой" костюма.
- Доктор?
Он сразу затарахтел быстро и радостно.
Чересчур правильно построенные русские фразы, но с небольшим акцентом подсказали мне: польский или чешский еврей. С высшим образованием, несомненно. Так и оказалось: двадцать лет назад он окончил в Праге медицинский институт, жил в Польше, в Западной Украине, занимался частной практикой. Был и зубным врачом и гинекологом.
- А хирургом? - При этом вопросе в глазах его - мольба и испуг.
Что-то мне в нем понравилось: пытливые глаза, любознательность и волнение, от которого даже капельки пота блестели на огромной лысине.
- Как вы шли?
- Я уже давно к вам собираюсь, товарищ полковник. Мы уже третий день вокруг вас крутимся.
- И что же?
- А то, что я решился, наконец, пойти один. Все-таки нехорошо.
- Что же тут нехорошего?
- Мы же с вами соседи. А вы, можно сказать, перехватили наш обоз. Небольшой, всего одна подвода, - виновато укорял меня он, - но все ж таки! Как это у вас говорят: какой пароход, такое и плавание...
Вспомнил. Разведчики, возвращаясь как-то из бесплодных поисков по безопасной и незаметной тропе из-под Станислава, на опушке Черного леса обнаружили повозку без лошади. На возу были: два мешка свежих огурцов, несколько бутылок водки, колбаса, свежеиспеченный хлеб, медикаменты (правда, странный набор их еще тогда обратил мое внимание: тут были сплошь "штатские" медикаменты: от поноса, гриппа, капли датского короля), несколько батареек к карманным фонарикам и газета "Дас Райх" за первую неделю августа с передовицей доктора Геббельса. Я пожалел, что со мной нет моего переводчика - Миши Тартаковского. Он погиб в Делятинском бою.
- Это ваш "обоз"? - улыбнулся я.
- А что ж тут смешного? - обиделся доктор Циммер. - Конечно, наш. А как же иначе мы могли бы жить в этом лесу?
- А кто вам доставляет все это?
- Нет, вы скажите лучше, увижу ли я свои товары?
- За огурцы не ручаюсь, водки и колбасы наверняка не увидите - они давно уже пошли в дело. Медикаменты могу вам вернуть. Они у медсестер. А это - пожалуйста, - и я протянул ему газету.
Дальше происходило что-то совершенно комическое: развернув газету и сидя на пне, как в кресле, доктор Циммер небрежно читал передовицу Геббельса и бегло ее комментировал.