69539.fb2
По кладбищам первой мировой войны мы три ночи проходили "лихим" кавалерийским рейдом. От разрывных немецких шпокалок спасали нас осыпавшиеся, но еще глубокие окопы, вырытые лопатой русского солдата. Кости их давно лежат в земле, а труд солдатский, пот и опыт войны помогали нам, разведчикам Советской страны.
Ночью над Серетом поднимались туманы, и в топоте конских копыт нам слышались атаки казацких полков и мощное "Ура!" русской пехоты.
11
Тернопольская Подолия уже осталась позади. Еще переход, и мы зацепимся за кромку лесного массива. Степное море словно хлестнуло прибоем и отпрянуло назад, оставив прогалины-лужицы полей среди лесочков и рощиц.
Нас волновала близость границы, она должна была проходить где-то недалеко. Но посылать в дальнюю разведку не хотелось: жаль было потерять хлопцев, лучших, самоотверженных бойцов. Да и устали они. Сразу после марша идти в далекую разведку им не под силу. А где-то здесь вблизи (мы чуяли ее нюхом) - граница. Карты с отметкой на ней старого австро-венгерского кордона у нас не было. Проходили же мы сейчас километров на полтораста западнее Збруча. Ориентировались по памяти: здесь должна заворачивать граница на Берестечко и Дубно.
Но случилось то, чего мы больше всего опасались: мы напоролись на кордон в конце ночного марша, почти на рассвете. Справа и слева, словно тревожная дробь барабана, раздалось по три условных выстрела. Они передались дальше, к следующей паре часовых: через несколько секунд третья пара отозвалась еле слышным сигналом. Дорога была перегорожена рвом, похожим на противотанковый, и проволочным заграждением в один кол. Да еще "ежи" на дороге. "Ежи" полетели в канаву. Мы вышли на север. Пока мы проскакивали через границу, сигнальные выстрелы, должно быть, дошли до условного пункта. Сейчас по проводам в эфире понеслось, должно быть, во Львов и Краков (а может быть, и в Берлин) сообщение о нас.
- Усатый, прибавь шагу!
- Теперь ничего. Теперь мы на нашей территории, - подкручивая ус, подмигнул мне легкомысленно Ленкин.
Уже ночь отходила на запад. До восхода солнца оставалось полчаса. Усатое лицо Ленкина розовело справа от далекой ранней зари. Еще 20-30 минут, и в воздухе появится разведчик. А леса все нет. Кругом изрезанная лощинами степь. И в этой степи нам совсем ни к чему встретиться с немецкими самолетами. Я вспомнил Маняву - первую гору в Карпатах, где нас бомбили "мессеры". Получив ценой выигранных двух боев превосходство, мы можем за один час потерять его.
Очертя голову мы сунулись в ближайшее село. 50-60 хат прилепились на крутом склоне оврага. Степные украинские мазанки, крытые черепицей и жестью, заборы из колючей проволоки старинного образца, и опять линия окопов, осыпавшаяся и поросшая травой. Тут тоже проходила позиционная война наших отцов.
Сердюк, преобразившийся после боя с танками, в эсэсовской петушьей шапке на голове и в офицерской шинели, на прекрасной лошади, с ленточками, вплетенными в гриву, влетел первый и выслушал рапорт старосты села. Тот явно принял нас за немцев. Староста униженно кланялся и пытался поцеловать руку Сердюка. Подмигнув хлопцам, тот благосклонно разрешил ему это. Но терять время нельзя.
- Быстро рассредоточить колонну! Тщательная маскировка! командовал Вася.
Я поглядел на старосту. Он недоуменно слушал русскую речь. Что-то начинал подозревать. Приставив к нему одного из связных, чтобы не сбежал, я быстро разослал дозорных на выход. Не дать никому выйти из села. Ставка на то, чтобы противник как можно дольше не обнаружил нас. Выиграть хоть полдня. А боя не избежать. Я в этом уверен.
Тихо и медленно тянулся день. Дремали, отдыхая, бойцы. Только когда солнце подошло к зениту, часовой привел ко мне старосту.
- Все к командиру добивается. Я ему уж и под ребро сунул. А он все свое: "Веди до командира, дело секретное", - говорит.
Староста мял шапку и молчал. Напомнил мне Мыколу Струка там, в Карпатах.
- На штыре ока?
Глаза заблестели. Радостно закивал:
- Ага, ага, пане начальнику.
- Я говорил ему: доложи мне. Не буду командира тревожить. А он все свое...
- Ладно, ладно, отойди на минутку.
Часовой отошел.
- Що за секрет?
- Пане начальнику. А как же вы это тут стали? Или нарочно, или как?
- А почему нам здесь не становиться?
- Граница недалечко.
- Знаю.
- Пане начальнику. На границе косоглазые дежурят. А тутай батальон стоит.
- Какой батальон?
- Хорватов. Там рота, здесь - штаб - вон за горбком, видите, церковка.
- Хорватов? Откуда?
- Якогось Павелича чи Недича войско, - Гитлер всяку сволочь сюда посылает.
Быстро прикинул расстояние: до шпиля или до колокольни, торчащей в волнистой степи, не больше трех-четырех километров.
- Вы не думайте, що я так вас лякаю. Или чего, - боронь боже. Я хоч в солдатах и не служив, но всю позицию з самого пятнадцатого году при офицерах состояв. Тут у нас артиллерия на хвартерах стояла. Села не было. Одни землянки. И канониры и позиции закрытые. Дуже файные позиции были.
Он продолжал излагать мне свои познания, пересыпая их перевранными военными терминами русской армии.
- А почему же в вашем селе сейчас никого нет?
- Квартиры неподходящие. И дурная болезнь у нас с той войны.
- Приезжают?
- Редко. Но из третьей роты раз в неделю за продуктами на склад ездят - по воскресеньям. Сегодня как раз будут.
- В котором часу?
- Давно уже должны быть. Чего-то забарылысь.
"Засада. Скорей организовать засаду! Впустить в село! И перехватить!.."
Там, со стороны третьей роты хорватского батальона, караулил Ленкин. В шестидесяти шагах от села под копнами ржи уже были вырыты окопчики для стрельбы лежа. Скорее туда! Но мы не успели. Вышел в поле. К цепи Ленкина подъезжали из "третьей роты" хорватов две подводы. На них до десятка солдат. На заднем возу пулемет. Хлопцы, не зная, что мне до зарезу нужно, чтобы они пропустили подводы в село, подождав сколько положено, открыли огонь из автоматов. Сопротивления почти не оказали. Тут же на месте у раненых несколькими вопросами выяснил: староста говорил правду. Очертя голову, без разведки, мы влезли в центр хорватского батальона. Ну, конечно, в районе церквушки от штаба уже взлетела в небо красная ракета: это означает "противник".
Занимать жесткую оборону и вести бой - другого выхода не было.
И через час начался бой. Хорваты напирали слабо, видно, нащупывали наши силы. Открывали огонь издалека и не особенно выскакивали вперед. Ребята мои держались стойко. Почти не стреляли. Бой вошел в обычный ритм затяжной перестрелки, прощупывания сил. Поручив Васе следить за изменениями его, более подробно побеседовал с пленными.
Ну, конечно. Они из группы генерала Кригера. Больше того. Всего три дня назад он посетил батальон. Унтер-офицер, раненный хлопцами Усача, рассказал: распекал командира, кричал на него, а затем, схватившись за голову, сказал: "Это же второй фронт. А у меня нет даже четырех дивизий". А в конце, провожая генерала к машине, майор, приложив дрожащую руку к козырьку, спросил что-то насчет наград за бои в Карпатах. Кригер так посмотрел на него, что всем стало ясно: награды пропали.
Перестрелка шла нудно, как зубная боль. Ясно, у противника не было тяжелого оружия. Только один раз со стороны штаба поднялась в атаку цепь хорватов. Но после двух-трех перебежек, срезанная нашим пулеметным огнем, стала отползать назад.
Ничего... Мы оттянули время. Но как еще далеко было до вечера...
Появились "стрекозы": одна, вторая. Изображая из себя пикировщиков, начинали бомбить село. Но это - чепуха. Погреба глубокие, и, укрыв в них живую силу и оставив только редких постовых на обороне, мы тянули и тянули время.