- Извините, пожалуйста. Я постараюсь, товарищ командир, - говорил он виновато и замолкал.
Мне становилось жаль его.
- Давненько мы с вами, доктор, перестали "подписываться" на "Дас Райх", - пытался я пошутить.
- О да. Еще от Черного леса, - говорил он печально.
Допрос немки он начал вяло. Затем увлекся. И если бы нас интересовали Германия и Франция, нормы пайка и настроения немецких фрау, если бы я понимал что-нибудь в парфюмерии и военных модах лучшей информации трудно было бы желать. Но в те дни меня совсем не интересовала Германия. Я смотрел в пустые глаза немки, отворачивался от ее дрожащих рук и думал: "Ну, что ты можешь мне еще рассказать? Откуда тебе знать, где Ковпак? Что случилось с Рудневым? Как идут Фесенко и Матющенко?" - и, махнув рукой, ушел в лес.
Тихо и сочувственно шушукались высоко в небе своими кронами корабельные сосны. Словно старушки-богомолки, покачивали они задумчиво головами: "Ага, не знаешь-шь... ага..."
Доктор Циммер один еще не меньше часа продолжал галантный разговор.
На исходе второго часа, проходя по лесу, я услышал крик: "Где командир? Найдите командира". Дело было похоже на тревогу. Я быстро откликнулся. Навстречу мне бежал доктор Циммер, без шапки, лысина его искрилась на солнце.
- Вы знаете, что это за птица? Я-таки докопался!
- Ну и что? Какая птица? Говорите спокойнее.
- Нет, вы знаете, куда она ехала?
- Она же вам сразу сказала: во Львов.
- Это я хорошо понял - во Львов. Но почему во Львов из Днепропетровска нужно ехать через Ровно? А? Почему бы такая топография? Не знаете? А вот теперь попробуйте мне сказать, что доктор Циммер - плохой переводчик или плохой разведчик. Майор Дорман не поехал из Днепропетровска во Львов через Каменец-Подольский и Тернополь, потому что там полно партизан. Это она мне, доктору Циммеру, говорит, что там полно партизан. Ну, как вам нравится?
Я сказал, что мне все это не так уж нравится.
- Ну и что же дальше?
- А дальше то, что на мой вопрос, каких партизан она знает под Винницей, - что, вы думаете, она мне ответила?..
- Ну, кто под Винницей?
- "Под Винницай партизанен Кальпак". А когда я спросил ее: кто же вокруг Проскурова? - она ответила: "Тоже партизанен Кальпак", и что бы я ни спросил, какие города ни называл бы - Волочиск, Тернополь, Бучач, Злочев - всюду ей и ее майору чудится "Кальпак".
- Чудился, доктор, - поправил я Циммера.
- Верно, верно...
- А как же вы все это выпытали?
Доктор улыбнулся.
- Эта женщина... настоящая немка. Она, как кошка. Кто ее по шерстке погладит, тому она и мурлычет.
- А больше она ничего не знает?
- Нет. Больше ничего. Она знает только... и просит, чтобы ей дали время сделать... - доктор Циммер заулыбался и прикрыл нос двумя пальцами, - сделать туалет.
Значит, от Львова до Проскурова широким "фронтом" проходили наши группы. Измученные, израненные, без патронов, они наводили страх на немцев. Это шорох тысяч ног наших колонн и колоннок, скатившихся с гор, разносился от Днепропетровска до Львова.
Может быть, и не сразу, но через несколько минут я подумал: "Шуму от выхода нашего из Карпат было больше, чем серьезного, продуманного партизанского дела. Но наша ли в том вина? Мы - подвижные части партизанского движения. Мы выполнили свой долг. А вот партизанская пехота, закрепляющая успех... если бы она подошла! Тогда то, что было только отражением в трусливых мозгах фашистов от нашего похода, стало бы реальностью".
И, уже попав на верную колею допроса, мы вместе с доктором Циммером беседовали с немкой... Уверившись в наших "благих намерениях" (она так и сказала: "я вижу у вас благие намерения", - шепнул мне лукаво Циммер), немка болтала без умолку. А я задумчиво листал толстую тетрадь - дневник майора Дормана. Чем-то необычным казался мне он... Некоторые страницы были сплошь исписаны под одной датой. Между датами пропуски иногда по нескольку месяцев.
- Нет, определенно это был мыслящий немец, - сказал я Циммеру.
- Одну минутку, товарищ командир, - ответил Циммер, галантно разговаривавший с немкой.
И хотя я не мог понять и половины написанного, все же видел, здесь записывались мысли, а не велся скрупулезный учет кур, индюшек, сел, деревень, городов, рек, гор...
- Бросьте немку к черту. Она и так влюбилась в вас...
- Не шутите так, командир...
- Я не шучу... Познакомьте меня лучше вот с этим манускриптом...
Циммер минуты три читал про себя, затем, откашлявшись, перевел по-русски почти без ошибок.
3.10.41 г.
"Мы перед Харьковом. Наступление задержано. Это
поразительно. Русская оборона усиливается, а разрушенные
дороги лишают нас возможности массировать новые силы".
- Дальше. Дальше. Вот здесь, пожалуйста...
5.11.41 г.
"Мы в Чугуеве. Дальше мы не можем идти. Дожди сделали
дороги непроходимыми. Восточное Чугуева - бездорожье.
Русские ушли, оставив ничтожный по численности, но упорный
арьергард. Наш главный враг - громадные пространства без
дорог. Наши полки перед стенами Москвы".
- Напрасно он валит все на дороги... А, впрочем, надо же на что-то ссылаться. Все они "завоеватели" так: чуть споткнулся - дорога виновата...
- Ага, вот уже и про нас... - с гордостью говорит Циммер.
"В Харьковской области русские установили очень много