- Ого! А начальство что? Не обижает?
- Никак нет. Премного благодарна, товарищ начштаба.
- Солдат получился из девки хоть куда! - Базыма даже прищелкнул пальцами.
Поговорив еще немного, мы отпустили ее в роту. Но на этом дело не кончилось.
Разведчики невзлюбили Ганьку. Они просто не могли примириться с ее лихостью. Командиры упорно отказывались брать ее на задания, а все старались пристроить к уходу за ранеными или по хозяйственным делам. У нас до сих пор если и ходили девушки в разведку, то в одиночку, без оружия. Это считалось делом женским. Но в боевую разведку, по глубокому убеждению старых разведчиков, женщины не годились. Больше того, слыхал я от них какие-то суеверные намеки: "Баба в разведке добра не жди".
Хлопцы мои, по своему укладу мыслей, кое в чем походили на моряков времен парусного флота.
Но не на ту напали.
Ганька упорно домогалась своего. Иногда, вопреки желанию командира взвода или отделения, все же выпрашивалась в поиск. Внешне подчиняясь дисциплине, она изредка все же выкидывала свои боевые номера. Понимая, что если так будет продолжаться, ее рано или поздно вытурят из разведки, дивчина нашла выход из положения: стала "покупать" разведчиков. Прекрасно зная окружающие села, говоря на местном наречии, она, как никто, умела проникать в тайны отнюдь не военного значения, но оберегавшиеся полещуками не менее военных. Совершенно секретные сведения о дислокации, производственной мощности самогонных аппаратов, о качестве и количестве их продукции и были объектом этой самогонной тактики. А конспирировались самогонные дела от партизан не меньше, чем от немцев. Ганька вызвалась разыскивать аппараты и так ловко справлялась с этим делом, что разведывательные командиры, скрепя сердце, принуждены были признать ее авторитет.
Так к ней и пристало прозвище Анька-самогонщица.
В селе Глушкевичи, находившемся в самом центре пинских болот, мы задумали рискованное дело.
На карте, лежащей на столе у Руднева, был нарисован небольшой паучок с четырьмя черными лапками железных дорог и синими усиками рек, а сбоку надпись: "Сарны". Несколько вечеров просидели мы - Руднев, Ковпак, Базыма, Войцехович и я, - думая, как раздавить нам "паучка". Повторить лельчицкие "партизанские Канны", как шутя прозвал Руднев тот бой, - здесь было невозможно. Город имел значительно больший гарнизон, подступы к нему были не в пользу атакующих, а кроме того, к городу вело много коммуникаций, - здесь-то и была главная для нас опасность. Но это и привлекало нас больше всего.
А разведка доносила, что "паучок" живет жадной паучьей жизнью. Черные щупальца дорог лихорадочно гонят на фронт боеприпасы и войска. В обратную сторону - на запад - идет награбленный хлеб, высококачественный авиационный лес. И еще - что болью отзывалось в наших сердцах - по рельсам катят запломбированные вагоны, везут в Германию согнанных со всей Украины невольников, наших советских людей.
На столе, в хате штаба Ковпака, карта Правобережной Украины. На севере леса и болота Припятского бассейна. На юге - степи. Обозначен уже на карте самодельными отметками появившийся, по приказу Сталина, новый партизанский край. Черными жилками тянутся железные дороги. Узлы: Сарны, Шепетовка, Фастов, Жмеринка... Над картой склонились командиры: Ковпак, Руднев, Базыма, Кульбака, Бережной. Руднев, хмуро теребя ус, говорит задумчиво:
- Не эти же леса, дикие и непролазные болота послали нас завоевывать... Вот... - он кинул жестом на юг и показал узлы.
Ковпак согласился.
- Верно... Но без базы тоже немного навоюешь... Надо нанести удар... - он показывает на южные коммуникации.
- Но надо и ноги унести после такого удара... - добавляет Базыма в развитие этой идеи.
- Так что же? Расширить партизанский край... Организовать новый отряд, - уточняет идею Руднев.
- А если сочетать одно с другим? - спросил Войцехович несмело и стушевался.
Командиры сразу повернулись на его голос. Он немного осмелел и показал циркулем на Сарны.
- А верно, жирный паучок. Сводку! - приказал комиссар Горкунову.
Долго читал разведсводку молча.
Да, паучок живет жадной паучьей жизнью... Черные щупальца дорог гонят на фронт боеприпасы, войска...
- Гарнизон большой, - чесал затылок Базыма.
- Разведку какую посылал? - спросил меня комиссар.
- Боевую... не дошла. Заставы сильные на дорогах.
- Надо было агентурную попробовать, - додумал за меня Базыма.
- Посылал. Только что вернулась. Анька-самогонщица.
Все заулыбались.
- И "языка" привела. Только чудной какой-то. Не то немец, не то поляк. "Проше пане" все говорит.
- Допросил? - спросил Ковпак.
- Еще не успел.
- А ну, давай их сюда, - махнул рукой командир.
Взгляд его кружит вокруг паучка. Жирный паучок. Щупальца - черные щупальца железных дорог - раскинул он на север, на юг, на запад и, главное, на восток, туда, к Сталинграду.
Вошел комендант, а за ним Анька-самогонщица. Позади - солдат в невиданном еще нами обмундировании.
- Привела жениха, чернявая? - спросил Ковпак.
- Та привела, товарищ командир Герой Советского Союза, - ответила смело разведчица.
- Да где ты его подцепила?
- Пристал на дорози... Там такое говорить... Тильки трудно разбирать... А так - смехота...
- Немец, или мадьяр, или що воно такое? - спросил Ковпак, разглядывая форму солдата.
Тот понял и отрицательно замотал головой.
- О нени, нени! Нени герман. Нени герман. Проминте, пан офицер.
Ковпак вопросительно взглянул на разведчицу.
- Каже, что не герман он, - пояснила Ганька.
- Ага. А кто же ты? Ты хто? Румын, чи що?
Солдат молчал. Руднев подошел к нему.
- Имя? Намен?
Он посмотрел на Ганьку, она ему подморгнула.
- Я есть словак валечник. Вояк.