- Ось, слухай: я не Ковпак... - и таинственно полушепотом: - Ковпак на голову выше за мене, вдвичи ширше за мене, а голос як тая труба...
Стекла халупки дрожали от дружного взрыва хохота.
Пленный рассказал, что, открывая пробную навигацию 6 апреля на линии Мозырь - Киев, немцы боялись нападения партизан. Они уже знали, что Ковпак пришел на Припять. Для охраны судов послана команда СС.
Москаленко вертелся тут же и мешал допросу, но как героя сегодняшнего потопления судов я не выставил его из штаба батальона. Он был в приподнятом настроении и все еще "переживал" бой.
Лисица, говоривший с Кульбакой только по-украински, вставил:
- Дывлюсь, по-немецкому трохи кумекаю; на труби крейдою нашкрябано: "Achtung, Kolpak" - "Внимание, Колпак", значит.
- Ох, и реготали ж мы с Лысицею, - вставил Москаленко.
Ковпак вошел незаметно раньше и слыхал похвальбу Москаленко. Когда тот заметил командира, подошел строевым шагом:
- Дозвольте доложить...
- Ты доложи, скильки снарядив выпустив, - перебил Ковпак.
- Двадцать два, товарищ командир!
- Потопыв пароход?
Москаленко молчал.
- Потопыв, пытаю? - рассвирепел Ковпак. - Не! Растратчик ты, от хто, а не артиллерист. На бинокля, выйди на вулицю и подывися. Трубы видать аж с видселя-а!
Москаленко молчал.
- Объявляю выговор. Начштаба записать в приказ, - сквозь зубы процедил Ковпак и вышел, хлопнув дверью.
А еще через день, прочитав донесение Кульбаки, Ковпак, посмеиваясь, подписал приказ: "С командира орудия Н. Москаленко выговор снять. Объявить благодарность".
Кульбака писал:
"Пароход долго не тонув через те, що сидив на мели; зийти с мели не мог, бо машину разбив Москаленко - з пушки третим снарядом".
33
На следующий день противник вел воздушную разведку. Самолеты-разведчики рыскали вдоль реки на высоте, иногда зависая в воздухе для аэрофотосъемок. Изредка на бреющем проходила пара истребителей. Баржи уже успели догореть, и если бы не застрявший на мели пароход, немцам не удалось бы обнаружить точное место нападения на караван. Пароход выдавал нас с головой, и над ним долго кружилась и зависала одна "стрекоза". Пулеметчики Кульбаки обстреляли ее, и, фыркнув раза три из крупнокалиберного пулемета, немецкий "костыль" заковылял на север.
- Ну, завтра жди гостей! - сказал Руднев Ковпаку, наблюдавшему в бинокль за самолетом.
- И гости будут с Мозыря, - опустив бинокль, ответил командир и пошел к штабу.
За два дня до этого случая к нам прибыла разведка соединения черниговских партизан. Соединением этим командовал Герой Советского Союза Федоров. Я слыхал о нем еще в Брянских лесах, до прихода к Ковпаку, летом 1942 года. Федоров рейдировал тогда по Черниговщине, и немцы выделили против него крупную карательную экспедицию. Немцы, вероятно, заставили его часто менять районы действия. Может быть, поэтому, а может, и по малой опытности летчика самолет, летевший к Федорову, безрезультатно искал его над лесами Черниговщины и, не найдя костров, повернул обратно. А я в это время жег костры в Брянских лесах, и уже не первую ночь. Самолетов все не было. Однажды мы, правда, дождались: вместо парашютов с радиопитанием и боеприпасами нам бросили восемь штук фугасок. Но все же я не терял надежды, упорно жег костры и швырял в небо ракеты.
Наконец на восьмые или девятые сутки, в ответ на наши световые вопли один самолет (а летало их над нами и своих и вражеских до черта) стал подозрительно кружиться над кострами.
Мы уже стали похитрей и вырыли в стороне щели. Из щелей пускали ракеты и кодировали.
Хотя самолет шел с запада, я все же на всякий случай просигналил ему. За третьим или четвертым заходом над нами вспыхнули световые пятна, а когда я подсветил их ракетой, убедился, что на парашютах спускался к нам долгожданный груз. Сбросив четыре мешка, самолет зажег зеленые огни и, приветливо мигнув ими, ушел на восток. Это была старая фанерно-брезентовая калоша ПР-5.
На следующий день я известил начальство о получении груза. А еще через день получил ответ: "Никакого мы груза вам не высылали". Только тогда я понял, почему в одном из мешков были письма с неизвестным номером полевой почты, а повнимательней разобрав содержимое, нашел записку летчика: "Товарищи партизаны! Летаю третий день к Федорову нет сигналов. Бросаю на ваши костры. Если встретите Федорова, поделитесь грузом. Привет! Пилот Миша".
А сейчас, в марте 1943 года, почти через год, Федоров, секретарь Черниговского обкома ВКП(б), Герой Советского Союза, двигался из Черниговщины на запад почти по тому же маршруту, по которому мы шли прошлой осенью.
Разведка его была у нас за день до того, как Кульбака уничтожил буксир с баржами, а сам Федоров со штабом и основными своими отрядами подошел на следующий день.
Ковпак и Федоров, Руднев и комиссар Федорова Дружинин поговорили друг с другом о своих делах, а затем, поручив гостей заботам Павловского, Ковпак вышел на улицу, с тревогой наблюдая за немецкими самолетами.
Я на всякий случай старался не попадаться Федорову на глаза; чем черт не шутит, а вдруг припомнит старый должок.
Сейчас, в присутствии таких гостей, никак нельзя было ударить лицом в грязь. По догадкам Ковпака, немцы должны были наступать по реке с севера. Это значит, что за ночь нужно перестроить всю сложную систему засад, окопов, траншей вдоль берега реки.
Гости уже показали себя. Идущий вместе с Федоровым полковник Мельник километрах в двадцати пяти севернее нас налетел со своим отрядом на вражескую колонну на марше и расчехвостил ее в дым. Побил прикрытие обоза, а обоз захватил. А самое главное - взял две совершенно исправные 105-миллиметровые пушки системы "Шкода" со снарядами.
Случись у нас неудача - позор был бы на весь партизанский мир. Командование понимало это, но оно хотя бы умело скрывать свое волнение, маскируя его усмешками и шутками. Весть о приезде Федорова, который, "как и наш командир, Герой Советского Союза", облетела все роты и пошла по цепям.
- Хлопцы, теперь нам нельзя подкачать.
- Хоть сам Адольф пусть наступает - не дать спуску.
Руднев до полуночи ходил по ротам, говорил с бойцами, давал задания политрукам и парторгам.
До глубокой ночи в штабной хате горел огонь: сюда заходили командиры, забегали разведчики, связные приносили донесения и сводки, увозили приказы.
Рассвет застал нас на ногах.
Утром к штабной хате подъехал командир отделения конной разведки Костя Руднев, брат комиссара. Через пять минут он вышел из штаба и крикнул: "Михаил Кузьмич!" Вскочив на коня, подъехал Семенистый. К тому времени это уже был толковый и смелый разведчик-связной.
Костя Руднев похлопал по сапогу плеткой.
- Михаил Кузьмич! Скачи к Ефремову, командиру пятой. Передай ему приказ командира: через пятнадцать минут вывести людей из села и занять окопы... Понял?
- Понял, товарищ командир!
На крыльцо вышел Семен Васильевич Руднев. Он сказал брату:
- На вот, Костя, бинокль! Заберись на холм, понаблюдай за рекой, а заметишь что - дай знать!
- Есть, товарищ комиссар, наблюдать на холме!
С момента прихода в отряд Ковпака Костя Руднев - до войны председатель колхоза - никогда не называл брата по имени, всегда только "товарищ комиссар".
У меня уже были закончены все дела, оставалось ждать новых донесений, "языков", а пока главным оружием разведчика служили глаза. Взобравшись с Костей на бугор, я лег под кустом. Понаблюдав минут пятнадцать за пустынной рекой, я почувствовал, что не могу больше бороться со сном. Вставало солнце и грело спину. Глаза слипались. Над рекой и прибрежными кустами плыл туман.