- Да, я и забыл. Ровно год. Елец. Саша Маслов и Брянские леса.
- Женька уже говорит "пальтизаны", - успокаивала жена, а на глазах - слезы.
Взвыли моторы, и ветром сдуло слезу.
- Все же не забудь этих достойных человека слов Кости Дьячкова...
Машина взмыла и пошла ввысь. Под крылом мелькнула Москва и осталась позади. На земле вечерело. В небе еще был день. До фронта осталось более часа. Пока долетим, и в небе будет ночь. Ночь с тринадцатого на четырнадцатое июня 1943 года.
Я встречал свой годичный партизанский юбилей.
"С неба звездочка упала и разбилась на льоду..."
Я вспомнил комиссара. Однажды он уезжал на совещание и не был в отряде полтора дня, а когда вернулся, быстро прошел по табору, раскинутому под соснами у болота, тревожно осматривая все вокруг. Затем подошел к штабу и облегченно сказал Базыме:
- Фф-у... Все в порядке... Соскучился я...
- Семья, родная семья, - улыбнулся понимающе Григорий Яковлевич.
Такое чувство было и у меня, когда машина шла через фронт. Затем его сменило тревожное: "А кончится война - тогда как? А ведь когда-нибудь она кончится. Как мы оставим эти родные степи, сосны, хаты и людей - товарищей?" И больно защемило сердце. А может быть, все это просто потому, что машина шла на высоте трех тысяч семисот метров? Немного морозило и перехватывало дыхание... Часа через четыре заметно потеплело. Внизу были видны костры. У костров люди, огненные нити ракет и сигнальные огни... Снижаемся.
И еще через минуту несколько мягких толчков, и самолет затормозил у последнего костра...
Вот мы и дома. Успею или не успею?
39
Самолет выруливал на дневку в лес. Летом ночи не хватало дотянуть обратно через фронт, и на аэродроме Сабурова организовали дневку. В одну ночь машина прилетала к нам, на вторую - улетала обратно.
Меня встретили Гапоненко, Володя Лапин и бойцы тринадцатой роты. Оказывается, отряд двинулся еще вчера, и Руднев выслал взвод разведчиков встретить меня.
"Все-таки комиссар был уверен, что я приеду", - с радостью подумал я.
- Куда идем? - спросил я Володю.
- Не знаем.
Традиция ковпаковцев - никогда не спрашивать, куда и зачем идем, соблюдалась свято.
- А где отряд догоним?
- Комиссар приказал: дождетесь подполковника и двигайте по следу прямо на юг.
Через час, погрузив на две подводы груз и трех радистов, привезенных из Москвы, мы двинулись на юг. Отряд мы догнали на вторые сутки, на границе партизанского края. В эту ночь готовились форсировать с боем железку Сарны - Коростень.
И как только я въехал в дубовую рощу на берегу реки, где под деревьями расположились бивуаком роты, на сердце стало легко и радостно. На поляне паслись кони, под повозками отдыхали после марша бойцы, многие купались в реке.
Штаб разместился в палатке из парашюта, выкрашенного в зеленый цвет.
- Письмо привез? - спросил Руднев.
- Нет, не привез. Не успел.
Он, опечаленный, отошел в сторону. Я так и не успел повидаться с семьей Руднева.
Меня окружили партизаны. Всем хотелось услышать о Москве.
Базыма сидел на траве, склонившись над картой, рядом примостился Войцехович, на машинке выстукивающий какой-то приказ. Недалеко от палатки, под развесистым дубом сидел в генеральском одеянии, по-турецки подогнув ноги, Ковпак и мурлыкал песню. Генеральские погоны поблескивали на солнце.
Я подошел к деду поздороваться. Он, щурясь на солнце, молча кивнул мне и подал руку с двумя негнущимися пальцами. Затем продолжал тихим фальцетом:
Горные вершины,
Я вас вижу вновь,
Карпатские долины,
Кладбища удальцо-о-ов...
и лихо присвистнув, затянул громко:
И-е-ех,
Горные вершины...
Я подошел к комиссару. Руднев молчал, не глядя на меня.
"Может быть, он сердится, что я не привез ему писем?" Я ждал. Через несколько минут он отозвал меня в сторону от штабной палатки и сказал тихо:
- Слушай, Вершигора!
- Я слушаю, товарищ генерал-майор.
- Что, еще за тебя я должен замечания получать?
Ничего не понимая, я смотрел на комиссара с удивлением.
- Нахлобучка мне была от Демьяна Сергеевича. Понимаешь?
- Не понимаю...
- "Не понимаю"! - передразнил он. - Вот публика! Ты что, несознательным прикидываешься? А? Будешь ты заявление писать или нет? Что, мне опять из-за тебя глазами хлопать?
У меня как гора свалилась с плеч, я даже улыбнулся.
- Товарищ генерал-майор, Семен Васильевич, вот заявление.