Шагад сказал "Ты страх внушал народам, Сражен ты справедливым небосводом
Зачем ты столько крови проливал9 Всю жизнь ты грабил, вечно воевал.
Пора твоя настала, лев Систана "
Природа и дух человеческий... Война и мир... Найдут ли люди себя?.. По легенде, Шагад пожалел умирающего воителя, дал ему в яму лук со стрелами для защиты от бродячих львов. Захохотал радостно Ростам и пронзил Шагада...
Но как же тогда царевич Сиявуш, пожелавший вечного мира и ушедший на чужбину, чтобы строить города счастья? Самый полный список этой легенды нашел он здесь, в одном из старых книгохранилищ. Совсем не тот Афрасиаб, извечный враг и родня Ахримана, появляется в ней:
Сказал Афрасиаб' "Мы видим оба, Что погрузилась в сон людская злоба... Покоя не было в душе людской, Но ты пришел и дал земле покой.
Еще такого не было событья'
Мы отдохнем от войн, кровопролитья
Туран -- твой друг "
Пиран -- главный туранский воитель помогает Сияву-шу в его мирных делах. Сам Ростам, живущий войной, неузнаваем, и потерявший разум Кей-Кавус обвиняет его в неправильном воспитании царевича:
Ему внушил ты: мир нужнее чести, Из сердца сына вырвал корень мести.
Покоя жаждешь ты и тишины, А не величья трона и страны.
А может быть, именно здесь, на острие джамшидова меча между Эраном и Тураном, родилось это предание, возвышающее дух перед природой, мир перед войной?..
Авраам уже записал его стихами, но одно имя изменил. Туранка Зарингис -- дочь царя Афрасиаба -- была верной женой благородному Сиявушу. Он назвал ее Фа-рангис, что значит "Ослепительная", "Солнечная"...
Бам... бам... бам... бам... Еще половину лета слушал он этот звон... Никогда не видел настоящего моря Авраам, но знал уже его безбрежность. В зыбких песчаных волнах была дорога в Согдиану, и тошнило его от свирепой верблюжьей качки. На глазах вырастали черно-серебряные барханы, пересыпаясь под ветром один в другой. Бешеная река Оке раздваивала пустыню, деля мир на Эран и Туран. Как хотела текла она, и срамным именем от присевшей на песок женщины называли ее в просторечии.
IX
Это было поздней осенью, когда пузырились от дождей неисчислимые самаркандские хаузы Он уже много раз проходил по невольничьему торжищу, косясь на продаваемых женщин И не останавливался, потому что всегда боялся увидеть их глаза.
В Ктесифоне друг его Кабруй-хайям купил себе как-то девушку, и никакого сомнения не появилось у него при этом. Артак имел жену родственной крови и красивую рабыню-ромейку для постели. Оба они посмеивались над Авраамом за его стеснительность. Так же естественно это было для них, как пить, спать, облегчаться Он злился на себя и каждую ночь твердо решал найти себе женщину...
Под крытыми навесами был женский базар Постоянные торговцы, перекупающие девушек у приходящих караванов, имели там положенные места В синий и розовый атлас были закутаны женщины, дорогие украшения надевались им на оголенные руки и ноги, подвешивались к ушам и в проколы ноздрей, густо-синяя полоса рисовалась по бровям А это был случайный продавец, и у самого края сидечи приведенные им девушка и старуха
Сначала Авраам увидел заляпанную грязью маленькую ногу Вода стекала с земляного навеса, и крупные глиняные брызги падали на нее Тогда он невольно посмотрел и увидел широко раскрытые темные глаза под обычными бровями Недоумение было в них.
Уже пройдя базар, Авраам вдруг остановился и потом вернулся Быстро, не глядя, договорился он с бородатым узколицым дехканом-согдийцем Тот все повторял, что она -- девственница, и предлагал ему еще и старуху, которая умела красить кошмы. Они пошли к базарному главе Специальный человек с серебряным знаком на цепочке принял положенную плату и установил, что девушка переходит в его полное владение .
Авраам привел ее в дом и все не смотрел на нее. Пройдя в комнату, он начал почему-то ходить от сундука к двери Она стала к стене и молча поворачивала за ним голову Взпянув на ее забрызганные ноги, он засуетился, взял большой кувшин и пошел к хаузу. Обернувшись, увидел Авраам, что она идет за ним...
Кувшин никак не хотел тонуть в синеватом хаузе. Она взяла у него кувшин и набрала воды. Теперь он шел счедом, а она несла кувшин на плече Быстро мелькали ее щиколотки
Потом она мылась, долго что-то чистила, убирала уже при горящей лампаде, а он бродил по айвану, заходил в виноградную беседку, и мелкий дождь шелестел в больших пожухлых листьях ..
Все давно уже стихло в комнате, но он не заходил. А когда зашел, то увидел, что она спит, свернувшись на кошме под обитым цветной жестью сундуком. Неслышно подошел Авраам...
Совсем девочкой была еще она Пухлые губы раскрылись, и розово отсвечивало от огня лампады маленькое детское ухо. Завозившись во сне, она еще теснее прижалась спиной к сундуку Платьице-кетене сдвинулось, и грубые полотняные шаровары виднелись под ним .
Авраам снял с сундука одеяла, пододвинул на них девочку, укрыл Она не проснулась и только прижалась щекой к его ладони. Он долго не отнимал руку, боясь разбудить ее..
Потом Авраам взял еще одеяло и подушку, вынес в прихожую. Он постелил здесь себе на вдвое свернутой кошме, разделся и все не задувал лампады, задумчиво перебирая меж пальцев крест Из обычного кипариса был он, и стерся, выцвел от пота грубый волосяной шнурок
Древним стольным городом туранских владык был Самарканд Ночами кричали совы в зубчатых руинах Кей-Афрасиаба, а рядом на целый фарсанг разбросался новый город...
Каган Хушнаваз поставил свои шатры за городом, на ровном месте, где не росли деревья. Из гуннской степи был он родом и не терпел глиняную путаность дувалов. В три года раз наезжал туран-шах получить причитаемое с Согдианы и потом снова уходил в свои степи.
А меж шатров и вокруг носились царские саки, и нельзя было представить их иначе чем в вечной скачке. Служилые люди это были, вроде азатов. Они пасли табуны лошадей и не платили подати, но по царскому зову род выделял всадников с запасными лошадьми и в полном боевом облачении. В месяц раз съезжались они со всей степи в место, указанное царем. Поэтому еще с незапамятных Кеевых войн их называли так -- кейсаки. А в Кте-сифоне их звали кайсаками и говорили, что из синего железа у них руки. В парфянском войске были они, и это их считали греки-ромеи кентаврами...
С молодым безусым кайсаком Шерйезданом -- "Львом Небесным" подружился он по уходе из Мерва. В охране серебра был тот при караване от туран-шаха, и сразу чем-то полюбился ему Авраам. Всю бесконечную дорогу до Самарканда не отходил от него Шерйездан, учил оберегаться от ядовитых пауков, помогал по-новому седлать коня. Здесь, в Самарканде, он что ни день наезжал в дом Авраама из царского стойбища. И всегда были с ним друзья -- такие же молодые непоседливые кайсаки с черным пушком над губой. Они пили жгучее кобылье молоко из кожаных мешков-турсуков и смеялись так, что осыпалась пыль со старого, мазанного глиной потолка...
На большом слоне, в ковровом доме с бубенчиками, ехал великий канаранг Гушнапсдад, возглавлявший посольство. Четыре дня пришлось ему ждать, пока царь Турана возвратится с охоты. В двенадцатикрылой белой юрте сидел на возвышении прямой седоусый старик в лисьей шапке с бриллиантом. Он не смотрел на кана-ранга, принудившего склонить до полу свое громадное тело, и только отрывисто спросил:
-- Здоров ли мой сын и брат Кей-Кавад?
Сестра Светлолицего Кавада, оставленная с ним когда-то в залог туран-шаху несчастливым отцом их Перо-зом, сделалась женой кагана. Потому и назвал он Кавада кроме всего и братом. Привезенное серебро было отдано на монетный двор для переплавки в драхмы с изображением царя Турана...
Вскоре ушел с караваном в дальнейший путь его дядя Авель бар-Хенанишо. И Тыква уехал навсегда, прижимая перед собой к животу старый мешок с арамейскими грамотами. Потом отбыло посольство, и один в Туране остался Авраам...
На развалины Кей-Афрасиаба часто ходил он, пока было тепло, и думал: вправду ли сказочный воитель Ростам разрушил их, мстя за убитого Сиявуша? В предании было сказано, что злоба и черная зависть погубили благородного царевича, и таз наполнили враги его кровью...
Все те же легенды нашел Авраам в Туране. Менялся лишь угол зрения. Ростам оставался героем, но совершал подвиги уже не от лица Эрана. Отвлеченными примерами стали они, и без всякого усилия сливался его образ с Пираном, вечным туранским ревнителем. Зато в недосягаемую высь уплывал царевич Сиявуш, и на коврах, стенах, рельефах изображались его деяния. Исчадием тьмы представлялся Кей-Кавус, владыка Эрана. Сам Ростам клеймил его точно теми же словами, какими в эранском варианте обличался Кей-Афрасиаб...
А эти стены, наверно, тоже пробивали солдаты Ис-кандария, потому что следы тех же таранов сохраняли они, что в Персеполисе и Мерве. Совсем недалеко отсюда, на бурном Яксарте, была Александрия Дальняя, от которой повернули назад македонские фаланги, ибо прошли уже дальше Кира. Здесь, в туранской Согдиане, взял себе Искандарий жену Роксану, чтобы навечно свести вместе Запад и Восток...
Все полнилось здесь памятью о великом македонце. Больше десятка списков восторженного повествования о его делах нашел Авраам. В Александрии Дальней и других согдийских городах, куда выезжал он в эту зиму, показывали место встречи его с Роксаной. На стенах дасткартов рядом с многофигурными цветными композициями из жизни Сиявуша и сына его Фаруда обязательно присутствовал победоносный Искандарий. Ученые согдийцы, язычники и христиане, наряду со своим отсчетом времени, вели другое летосчисление от начала царствования его отца -- Филиппа Македонского. И не мог постичь Авраам смысла этого исконно туран-ского поклонения силе, обезлюдившей некогда Согдиану...
Горькой колючей травой поросли руины, и с великим трудом можно было пробираться через них. Ноги проваливались в ямы, оседала веками слежавшаяся глина, справа и слева слышалось тихое змеиное шипение. И буйный виноград оплетал рухнувшие дома, увядшие гроздья сочились прозрачным медом. Искривленные, одичавшие деревья из века в век усеивали развалины миндалем, айвой, белыми согдийскими абрикосами. Не было земли плодороднее этой, смешанной с укрепляющим дувальную глину скотским пометом. И каждую весну неизменно прорывался в погребенный город переполненный ледяной водой Зеравшан...
Уже много таких мертвых городов видел Авраам и не встречал там человеческого следа. Не селятся и не ходят туда, где погибли насильственной смертью люди. Все равно, от чего это произошло: от меча, мора или встряхнувшего землю гнева божьего. Безраздельное царство Ахримана там, и может заразить живых его дуновение...
Не было двурогого арийского шлема на туранских изображениях Искандария. Страшная притча родилась здесь ему в оправдание. Росли как будто два рога у македонского царя, но кончиками внутрь. И как только останавливался он в завоеваниях, нестерпимую боль причиняли они...
Огромное торговое подворье имело здесь товарищество. Самостоятельную выкормку шелковичных червей развело оно и получало уже до трех тысяч тюков сырца в году. Вдвое ближе было отсюда к ромеям, чем если везти весь сырец из Китая. Шелкоткацкие мастерские с красильней строились у каменного старого моста через Зеравшан. Налоги здесь вдвое меньше, чем в Эраншахре, и туранский владыка не принуждает в вере...
Наверно, потому так много манихеев в Согдиане. Не такие нелюдимые они здесь, как под кесарем или в Эраншахре. Лучшие художники из них по росписи стен, тканей, посуды. Тайны китайских и всяких иных красок известны им. Казненный когда-то объединитель всех земных вер -- пророк Мани сам был великим живописцем и считал, что нет более достойного для человека занятия...
Манихеи ли были тому причиной, от которых выводил корень своего учения великий маг Маздак, но к концу зимы, когда не хватает хлеба, стали в Согдиане требовать раздачи из хранилищ. Где-то на пути к Пянд-жикенту разгромили большой дасткарт и разобрали женщин из гарема тамошнего владыки. Тогда собрались на совет согдийские великие и обратились за защитой к кагану. Люди туран-шаха привязали к конским хвостам виновных и проволокли в наказание кругами по большой базарной площади. В Пянджикенте местные великие прибили зачинщиков на три дня ушами к деревянным воротам шахристана. По всей Согдиане начали убивать манихеев, и делали это те же бедствующие люди, которых подкормили и одарили деньгами великие. Иудеи и христиане тоже стали реже показьшаться на улицах...
Много раз расспрашивали здесь Авраама о Маздаке. Согдийцем считали его все, и был он якобы из рода здешних царей. Среди людей ходили слухи, что не сегодня завтра объявится он в Самарканде, и плохо тогда придется великим и самому туран-шаху. Другие говорили, что Маздак уже в Согдиане, но скрывается в горах и ждет намеченного времени...
Роушан звали купленную им девочку, что было Роксаной по-эллински. Все девочки в Согдиане откликаются на это имя. Еще совсем маленькой девочкой купили ее в горах, и до последнего времени жила она в хозяйстве у мельника-дехкана, который хотел подарить ее в жены сыну. Но сын утонул при паводке, и дехкан повез ее на женский базар вместе с другой рабыней-старухой...
По-прежнему прибирала она в доме, чистила, ходила за водой. Крепкая грудь вырисовывалась у нее под ке-тене, но это не вызывало у него никаких чувств. Дядей звала она Авраама и бежала навстречу, когда он приходил...