Электричество уже до этого прочно вошло в обиход физических лабораторий. С ним
проводились многочисленные опыты на животных, с его помощью получали дугу и
миниатюрные молнии — искры.
Слово "электричество" вошло в лексикон простых людей. Электричество подозревали
теперь во всех труднообъяснимых и таинственных случаях. Взгляды того времени —
во фразе: "Все электрическое — таинственное, поэтому все таинственное —
электрическое". Роберт Берне в своем шутливом стихотворении "Золотое кольцо" еще
раньше писал:
Очень близко к решению проблемы подошел Дэви. Ему удалось установить, что
электрическая дуга отклоняется под действием магнита. Это уже была связь, но
связь робкая, тонкая, связь, которой не придали должного значения. Магнитная
стрелка впервые повернулась под действием тока в опытах итальянского физика
Романьози: в 1802 г. Романьози заметил, что при поднесении компасной стрелки к
вольтову столбу она чуть заметно отклоняется. Иногда никакого эффекта не
наблюдалось. Романьози не смог понять того, что стрелка отклонялась лишь тогда,
когда вольтов столб замкнут на нагрузку, другими словами, лишь тогда, когда по
нему течет ток.
Открыть это выпало на долю Ганса Христиана Эрстеда.
Когда 43-летний копенгагенский профессор Ганс Христиан Эрстед (1777…1851)
разослал европейским коллегам свой ставший сразу знаменитым "Памфлет" о действии
электрического тока на магнитную иглу — всего четыре странички на латинском
языке — и когда многие ученые смогли с ним познакомиться, их удивлению не было
границ. Неужели ток действует на магнит столь странно?
Чтобы разобраться в "проблеме Эрстеда", которую бесспорно следует считать
ключевой в учении об электричестве и магнетизме, нужно вернуться на два столетия
назад и представить себе маленький датский остров Лангеланд, городок на нем под
названием Рюдкобинг и семью бедного аптекаря, в которой родился Ганс Христиан.
Нужда гналась за семьей по пятам, и начальное образование братьям Гансу
Христиану и Андерсу пришлось получать где придется: городской парикмахер учил их
немецкому; его жена — датскому; пастор маленькой церквушки научил их правилам
грамматики, познакомил с историей и литературой; землемер научил сложению и
вычитанию, а заезжий студент впервые рассказал им удивительные вещи о свойствах
минералов, пробудил любознательность и приучил любить аромат тайны. В двадцать
лет Ганс, приобщенный к науке и познавший столь малую часть ее, уже вынужден был
стоять за стойкой отцовской аптеки и помогать ему. Здесь медицина надолго
пленила его, потеснив химию, историю, литературу, и еще более укрепила в нем
уверенность в его научном предназначении. Он решает поступить в Копенгагенский
университет, но не знает, что изучать. Он берется за все: за медицину, физику,
астрономию, философию, поэзию. Он увлечен всем сразу и всем серьезно. Как нельзя
кстати помогла стипендия, основанная тем самым доктором медицины Кратценштейном,
который родился в Германии (шестой сын бедного учителя), окончил университет в
Галле, несчастливо служил в Академии Санкт-Петербурга, после чего 42 года
преподавал в университете города Копенгагена.
Вместе с Гансом учился и брат, но юриспруденции. Держась за руки, братья гуляли
по зеленым лужайкам университетских дворов или сидели на ступенях старинных
зданий или в гулких аудиториях, отрешенные, с горящими глазами. Их начинающееся
служение науке было сродни какому-то мистическому действу, столь подходящему для
этих монастырских стен и холодных келий со стрельчатыми окнами. Ганс был
счастлив в университетских стенах; он писал позднее, что для того, чтобы юноша