три языка: немецкий — с родителями, французский — с гувернанткой и английский —
в школе. Уроки фортепьяно, танцев, посещение Музея естественной истории в
дождливые дни, чтение "полезных" книг по воскресеньям — так проходила наша
жизнь, пока я не был отослан двенадцати лет в школу". В это время погиб в такси,
потерявшем управление, его отец, и мать тяжело переживала это несчастье.
"В моем образовании наука отсутствовала вообще, — писал Биттер, — хотя мы
проходили восхитительные курсы алгебры и геометрии, которые я любил больше
всего. Эти предметы легко давались мне, и, если я правильно вспоминаю, я был
одним из лучших учеников в классе. Доказать теорему, исходя из постулатов, или
решить уравнение — это было для меня волнующим переживанием, куда более
интересным, чем латынь, история, английский и география".
Под влиянием дяди, профессора Чикагского университета, Биттер поступил в 1919 г.
в это учебное заведение. Он еще не интересовался наукой, но считался одним из
лучших студентов, во всяком случае, одним из наиболее способных. Вершиной его
активности в студенческие годы стала отнюдь не научная работа, а организация для
своих однокашников дешевой поездки в Европу на судне-скотовозе. И тут, в Вене,
он впервые увлекся работами Эйнштейна и его теорией относительности.
В Чикагский университет Биттер не вернулся. Его привлек теперь Колумбийский
университет, где он стал единственным студентом, избравшим для изучения небесную
механику, учитывающую релятивистские эффекты. Интерес к этим проблемам Биттер
сохранил на всю жизнь. Одна из его первых публичных лекций была посвящена теории
относительности, преобразованиям Лоренца.
В 1925 г. он стал бакалавром и поехал в Берлин доучиваться: "Я слушал много
известнейших лекторов. Я слушал Макса Планка, отца квантовой теории; Макса фон
Лауэ, который открыл рассеяние рентгеновских лучей в кристаллах; Альберта
Эйнштейна. Я помню коллоквиум, на котором впервые было сообщено о волновой
механике Эрвина Шредингера. Я ехал обратно в метро уже поздно ночью, когда
внезапно заметил, что в вагон вслед за мной вошел Эйнштейн. Хотя я не был ему
представлен формально, он, видимо, сразу узнал меня по коллоквиуму, так как
сразу начал: "Слушайте, что Вы об этом думаете? В какое чудесное время мы
живем!".
Возможно, именно эта встреча и определила научные интересы Биттера. Для начала
он купил двухтомную "Теорию электричества и магнетизма" и проштудировал ее от
корки до корки.
В 1926 г. Биттер уже заканчивал докторскую диссертацию в Колумбийском
университете, когда выяснилось, что тема диссертации была уже кем-то ранее
досконально разработана. "И когда я бессмысленно шлялся по коридорам, мысленно
взвешивал, какая другая тема могла бы потянуть на настоящее исследование, мой
взгляд упал на внушительного вида магнит в одной из пустых лабораторий…", -
писал впоследствии Биттер. Так один из наиболее знаменитых ученых-"магнитчиков"
наших дней обратился к магниту.
На выбор Биттером научного направления оказал огромное влияние его визит в
Кембридж, в магнитную лабораторию П.Л.Капицы. Однако это было только толчком.
Биттер пошел своим путем в направлении создания не импульсных магнитов, а
магнитов, предназначенных для длительной работы.
Во время войны Биттер обезвреживал магнитные мины, разбрасываемые немецкими
самолетами-амфибиями вблизи английских портов. Это было необычное время для
Биттера. Он жил в скромном "маленьком частном домике" на Арлингтонской улице в
Александрии, близ Вашингтона, в атмосфере строгой секретности. Лишь в