Целесообразная практическая деятельность в связи с ее целеполагающим характером трактуется Гегелем как духовная деятельность даже тогда, когда речь идет о ее материальных элементах — об орудиях труда. Гегель говорит об орудиях труда, что «они стоят выше тех конечных целей человека, реализации которых они служат» (34,200).
Замечание Гегеля о преимущественном значении орудий труда по отношению к целям касается именно и только человеческих целей. Гегель проводит четкое различие между ними и бесконечной целесообразностью идеи. «Люди трудятся, ставят себе ограниченные по своему масштабу цели, реализуют их, но сверх того реализуется нечто другое, чем эти цели людей». Люди «добиваются удовлетворения своих интересов, но благодаря этому осуществляется и нечто дальнейшее, нечто такое, что скрыто содержится в них, но не сознавалось ими и не входило в их намерения» (35,27). Это и есть то, что Гегель называет бесконечной целью или, иначе, «хитростью разума, который держится вне человеческих страстей, интересов и целей, действует за спиной людей, но в то же время скрыто содержится в них, решая бесконечную задачу идеи, задачу, связанную с деятельностью ее самопознания, «самообъективирования»» (24,16).
Подтверждение гениальной догадки Гегеля о возможности несовпадения конечных человеческих целей и целей объективной действительности появилось, на наш взгляд, только в конце прошлого столетия, после разработки психоаналитической теории З. Фрейда (1856—1939 г.г.). З. Фрейд, поставив в центр своих теоретических и практических изысканий проблему бессознательного, пришел к выводу, что бессознательное является неизбежной фазой психической деятельности каждого индивида: любой психический акт начинается как бессознательный и только в дальнейшем осознается, но может так и остаться бессознательным, если на пути к сознанию встречает непреодолимую преграду. Можно предположить, что благодаря наличию бессознательной фазы психической деятельности Единый Абсолют имеет возможность скрыто присутствовать в интересах и целях людей, направлять их к совершенствованию материальных условий и решать через практическую деятельность людей сверх осознанных ими целей и помыслов бесконечную задачу идеи, связанную с деятельностью ее самопознания. Возможно, это и есть механизм проявления «хитрости разума»?
В рамках современных представлений теории кибернетики находит подтверждение гениальная гегелевская мысль об особой значимости материальных элементов практической деятельности — орудий труда, стоящих «…выше тех конечных целей человека, реализации которых они служат». В процессе совершенствования материальных условий и реализации собственных интересов и целей человек совершенствовал орудия труда. От обычной палки, от простейших автоматических устройств к современным автоматическим производствам, заводам-автоматам, и, наконец, кибернетическим «монстрам» с искусственным интеллектом (киберам, интеллектуальным роботам), системам, способным к самостоятельному целенаправленному взаимодействию с окружающей средой — таков путь эволюции орудий труда. В рамках теории кибернетики вскрыто единство процессов управления и функционирования живых организмов и технических устройств, что позволяет сделать предположение и о единстве их функционального предназначения (см. разд. 7.3). Иными словами, человек, совершенствуя орудия труда в целях удовлетворения собственных потребностей в форме способного к целенаправленной антиэнтропийной деятельности кибернетического автомата создает собственное диалектическое отрицание как следующий структурный уровень актуальной реальности и, возможно, одновременно одну из ступеней «объективизации» Единого Абсолюта (гегелевской Абсолютной Идеи) (подробнее в разд. 7.3).
Таким образом, в рамках изложенных выше представлений об эволюционных целях и в рамках Западной Традиции целесообразная практическая деятельность людей, «совершенствование материальных условий» может не являться самоцелью, но быть необходимым условием для реализации «бесконечной целесообразности», для целей «объективизации Единого Абсолюта», быть проявлением духовной деятельности. Но если «совершенствование материальных условий» и «практическая деятельность людей» есть одновременно и «проявление духовной деятельности» Единого Абсолюта, а духовная деятельность как раз и утверждается в качестве основополагающей в Восточной Философии, то можно предположить, что взаимонепонимание и неприятие обоюдных ценностей основано на недоразумении. Это позволяет привести Западную и Восточную Традиции к параллельным уровням восприятия актуальной действительности, что обеспечит возможность синтеза основных представлений и информационному и методологическому взаимообогащению.
В настоящее время отношение к изложенным Е.П. Блаватской в «Тайной Доктрине» идеям неоднозначно. Но современная Западная наука тоже рассматривает вопросы, связанные с возможностью существования Единой Прототрадиции, Общечеловеческой Протокультуры, утверждаемого в Эзотерической Философии в качестве исходного постулата. Например, в своей всемирно известной теории исторического развития А.Дж. Тойнби глубоко исследовал генезис цивилизаций. «Проведя различие, — пишет он, — между цивилизациями, родственно не связанными, и обществами, которые в той или иной степени были связаны с предшествующими цивилизациями, следует отметить, что первые составляют всего шесть из двадцати одного общества и принадлежат хронологически к ранним периодам в развитии этого вида обществ» (36,91). Иными словами, «опускаясь в глубь веков» А.Дж. Тойнби обнаруживает только шесть исходных независимых цивилизаций. Это Египетское общество, Шумерское, Минойское, Китайское, Андское и Майянское. В недавних исследованиях проблемы генезиса китайской цивилизации обосновывается вывод о «производности китайской мысли от индоиранских мировоззренческих концепций» (37,188), а последние, в свою очередь, имеют общие корни в арийской культуре (38,429). Таким образом, современные исследования действительно подтверждают ограниченность круга исходных независимых протокультур, причем по мере углубления исследований этот круг постоянно сужается.
По утверждению Е.П. Блаватской, — «Древнейшими исходными религиями мира — экзотерически, ибо эзотерический корень, или основа, один, — являются религии индусов, маздейцев и египтян» (31,54). Если принять во внимание исследования А.Дж. Тойнби, то современная Западная Европейская культура уходит своими корнями в Минойскую «коренную» независимую культуру, которая, в свою очередь, через единый эзотерический корень, в соответствии с Е.П. Блаватской, должна быть связана со всеми остальными Традициями. Именно в этом и надо искать, на наш взгляд, коренную, фундаментальную причину совпадения идей современной физики и Восточного мистицизма, — в единстве корней культур, в Единой Протокультуре. Протоинформация Восточной ветви культуры сохранилась практически в неизменном виде. В Западной же Традиции со времени Эллинской культуры пройден длительный путь эволюции и в настоящее время она возвращается к своим истокам в обогащенном, «снятом» виде, на принципиально новом уровне. Возвращение западной ветви культуры к «самой себе» может быть первым шагом к возрождению Единой Общечеловеческой Культуры, объединяющей общечеловеческую философию, религию, науку.
Именно современная философия и современная наука — недостающие звенья в синтезе традиций, предпринятом Е.П. Блаватской в прошлом веке. Можно утверждать, что попытка синтеза традиций в середине прошлого века имела предварительный характер, так как одно из основных ее звеньев — естествознание — было не готово для гармоничного включения в Единую Традицию. И только на рубеже III тысячелетия нашей эры естествознание достигло уровня зрелости, позволяющего синтезировать фундаментальные обобщения и предпринять попытки включения этой важнейшей ветви в Единую Общечеловеческую Культуру, Единую Традицию.
Можно предположить, что наметившийся на рубеже III тысячелетия синтез Западной и Восточной Традиций будет иметь фундаментальное значение для общечеловеческой культуры. Единая Философская Традиция, синтезируемая на рубеже III тысячелетия в Европе, с включением в себя рационального зерна в виде современного естествознания и его философского осмысления в рамках предлагаемой интегральной научно-философской концепции (мадэализма) может стать матрицей Единой Общечеловеческой Культуры, объемлющей практически всю значимую информацию, собранную человечеством на протяжении многотысячелетней осознанной эволюции. Это позволяет говорить о возможном возрождении в новом, обогащенном виде Протокультуры, Единой Прототрадиции, которая ляжет в основу Общечеловеческой Культуры и элементы которой, возможно, хранятся и доныне в своем первозданном виде в эзотерических хранилищах.
На первых этапах, которые можно фиксировать около V—II т. лет до н.э., происходит отторжение и дробление Единой Прототрадиции. Именно к этому времени относится информация о Египетской, Минойской и др. независимых, «коренных» культурах, которые, вновь дробясь в процессе развития, эволюционируют в связные совокупности обществ-цивилизаций (например, Тойнби насчитывает 21 производное общество-цивилизацию). Последующие этапы связаны с развитием, со своеобразными и неповторимыми путями эволюции каждого общества-цивилизации с одновременным осознанием и информационным обогащением. И, наконец, на рубеже III тысячелетия, возможно, произойдет синтез эволюционирующей Прототрадиции, «возвращение к себе с одновременным осознанием себя». Таким образом, реализуется схема, лежащая в основе универсального механизма эволюции: субъект познает себя, отторгаясь в объект и проходя путь становления объекта в субъект, обогащается самосознанием.
Если бы не было Фрейда, не было бы и кибернетики.
Фрейдизм представляет собой определенную систему взглядов, особую форму мировоззрения. В основе фрейдизма лежит психоанализ — общая психология человеческого поведения, метод изучения и исследования, а также метод терапии, созданный австрийским врачом-невропатологом Зигмундом Фрейдом (1856—1939 г.г.).
Психоанализ — это, во-первых, система психологии, акцентирующая внимание на бессознательных и динамических силах человека, во-вторых, метод терапии, в-третьих философский подход к жизни и счастью, и в-четвертых, различные школы, основанные на использовании психоаналитических идей.
Психоанализ возник как сугубо медицинская дисциплина, основанная на фактах клинических наблюдений, но, «подобно многим великим мыслителям прошлого, Фрейд не ограничился какой-то одной областью исследования, а, отталкиваясь от медицины, обратился к рассмотрению многих явлений индивидуально-личностной и общественной жизни, создав в конечном счете целостную систему взглядов» (39,6). Фрейд выразил в систематической форме собственное понимание философии истории, происхождение религии, культуры, искусства.
«Психоанализ в его классической форме был основан З. Фрейдом на рубеже XIX и XX столетий, когда намечалась ломка традиционных представлений о психической жизни человека, методах и границах познания психической реальности, ставшей объектом пристального внимания и споров философов, психологов, физиологов, неврологов. Из всего многообразия проблем, связанных с осмыслением психической реальности, можно выделить две главные, от правильного понимания которых во многом зависело решение всех остальных. Это, во-первых, проблема содержания психической реальности и, как более частный аспект ее, вопрос о правомерности сведения психики к сознанию; во-вторых, проблема метода исследования собственно психических явлений. Возникновение психоанализа как раз и связано со своеобразным видением З. Фрейдом этих основных, краеугольных проблем, с его попытками их собственной интерпретации и разрешения» (39,21).
«Задолго до возникновения психоанализа, поставившего в центр своих исследований проблему бессознательного, многие аспекты этой проблемы были уже рассмотрены в различных философских системах. Например, в гегелевской «Философии духа» рассмотрение бессознательных актов духа соотносилось с освещением темного «бессознательного тайника», в котором «сохраняется мир бесконечно многих образов и представлений без наличия их в сознании» (40,257). При этом Гегель подробно прослеживает, как именно образы и представления, дремлющие в глубинах человеческого существа, поднимаются на поверхность сознания, включаясь в житейский опыт человека. Описание блужданий «бессознательного духа» нашло у Гегеля рациональный характер. Но была и другая линия в философии, где проблема бессознательного рассматривалась в иррациональном плане. Вот, например, каковы выводы А. Шопенгауэра: «Бессознательность — это изначальное и естественное состояние всех вещей: следовательно, она является той основой, из которой в отдельных родах существ, как высший цвет ее, вырастает сознание, вот отчего бессознательное даже и на этой высокой ступени все еще преобладает» (41,138). К аналогичным выводам приходит и Ф. Ницше, для которого бессознательность есть необходимое условие всякого совершенства» (39,34).
«Проблемы бессознательного рассматриваются в работах Э. Гартмана. В его теории — «метафизике бессознательного» — бессознательное выступает как неотъемлемый элемент человеческой психики, источник жизни и ее движущая сила. Интересно, что в гартмановской философии содержатся все элементы, позднее вошедшие в психоаналитическое учение Фрейда: — признание важности бессознательного в жизнедеятельности каждого человека, отказ от сведения психики только к сознательным актам, подчеркивание роли бессознательного в творческом процессе личности, попытка осмысления тех сложных взаимосвязей между сознанием и бессознательным, которые существуют во внутреннем мире человека, но далеко не всегда осознаются им. З. Фрейд придал данной проблеме иное звучание. Психоанализ поставил проблему бессознательного в центр своих теоретических и практических изысканий.
Но психоанализ — это еще и метод исследования психических процессов (в том числе и бессознательных) внутренней жизни человека. Представления о возможности перевода бессознательных мыслей и эмоций в сферу сознания сложились у Фрейда под влиянием венского врача Брэйера, применявшего гипноз для лечения психических болезней. Фрейд отказался от гипноза как метода перевода бессознательного в сознание, выдвинув вместо гипноза метод «свободных ассоциаций», основанный на беспрепятственном и свободном изложении пациентом своих мыслей» (39,35).
З. Фрейд как психопатолог, изучая характер и причины возникновения неврозов, пришел к выводу, что «все душевные процессы по существу бессознательны» и что «сознательные процессы являются только как отдельные проявления всей нашей душевной деятельности» (43,28). Отсюда утверждение психоанализа, что «человеческая психика представляет собой некий конгломерат, состоящий из различных компонентов, которые по своему характеру являются не только сознательными, но бессознательными и предсознательными» (39,37).
«Сознательное», «бессознательное» и «предсознательное» в учении Фрейда образуют три системы, охватывающие все области психической жизни человека. Фрейд не ограничивается описанием того, каким образом происходит переход психических актов из одной системы в другую, а пытается раскрыть механизм функционирования выделенных им систем.
«Фрейд, подобно многим мыслителям прошлого, поднимает вопрос о том, каким образом человек может судить о своих бессознательных представлениях. Если последние не являются предметом осознания, не осознаются человеком, то можно ли вообще говорить о наличии в психике бессознательных представлений? Полемизируя с философами, которые давали отрицательный ответ на этот вопрос и считали, что следовало бы говорить лишь о слабо осознаваемых, но не бессознательных представлениях, Фрейд решительно кладет в основу своих теоретических постулатов понятие о бессознательной душевной деятельности. При этом, в отличие от отвлеченных рассуждений мыслителей прошлого, которые также допускали существование бессознательного психического, он опирался на конкретный материал, полученный из клинических наблюдений над людьми, страдающими неврастенией. Фрейд пришел к выводу, что бессознательное является неизбежной фазой психической деятельности каждого индивида: любой психический акт начинается как бессознательный и только в дальнейшем осознается, но может так и остаться бессознательным, если на пути к сознанию встречает непреодолимую для себя преграду» (39,39). Таким образом, Фрейд, повторим еще раз, не ограничивался констатацией самого факта существования в психике человека бессознательных представлений, но стремился вскрыть механизм перехода психических актов из сферы бессознательного в систему сознания.
«В общем плане психика человека представляется Фрейду расщепленной на две противостоящие друг другу сферы сознательного и бессознательного. Это детально рассмотрено в работах «По ту сторону принципа удовольствия» (1920 г.), «Массовая психология и анализ человеческого «Я»» (1921 г.), «Я и Оно» (1923 г.). Созданная здесь Фрейдом модель личности предстает как комбинация трех элементов, находящихся в определенном соподчинении друг с другом: «Оно» (I) — глубинный слой бессознательных влечений, психическая «самость», основа деятельного индивида, такая психическая инстанция, которая руководствуется своими собственными законами, отличными от законов функционирования остальных составных частей личности; «Я» (Ego) — сфера сознательного, посредник между бессознательным, внутренним миром человека и внешней реальностью, в том числе природными и социальными институтами, соизмеряющий деятельность бессознательного с данной реальностью, целесообразностью и внешнеполагаемой необходимостью; «Сверх-Я» (Super-Ego) — внутриличностная совесть, инстанция, олицетворяющая собой установки общества, своего рода моральная цензура, которая возникает как посредник между бессознательным и сознанием в силу неразрешимости конфликта между ними, неспособности сознания обуздать бессознательные порывы, стремления, желания человека и подчинить их требованиям культурной и социальной реальности» (39,43).
«Пытаясь проникнуть в механизмы работы человеческой психики, Фрейд исходит из того, что выделенный им глубинный, природный ее слой — «Оно» — функционирует по произвольно выбранной программе получения наибольшего удовольствия. Но поскольку в удовлетворении своих страстей и вожделений индивид сталкивается с внешней реальностью, которая противостоит «Оно», в нем выделяется «Я», стремящееся обуздать бессознательные влечения и направить их в русло социально одобренного поведения. Однако не «Я» управляет «Оно», а наоборот, «Оно» исподволь, но властно диктует свои условия «Я». Фрейдовское «Я» пытается сохранить свое доброе согласие с «Оно» и внешним миром. Поскольку это не всегда удается, в нем самом образуется новая инстанция — «Сверх-Я» или «Идеал-Я», которая царит над «Я» как совесть или бессознательное чувство вины. Во фрейдовской модели личности «Сверх-Я» оказывается как бы высшим существом, отражающим заповеди, социальные запреты, власть авторитетов. Фрейдовское «Я» предстает в виде «несчастного сознания», которое, подобно локатору, вынуждено поворачиваться то в одну, то в другую сторону, чтобы оказаться в дружеском согласии как с «Оно», так и со «Сверх-Я». Хотя Фрейд признавал «наследственность» и «природность» бессознательного, субъективно он верил в способность осознания бессознательного, что наиболее рельефно было им выражено в формуле: «Там, где было «Оно», должно быть «Я»». Задачу психоанализа он видел в том, чтобы бессознательный материал человеческой психики перевести в область сознания, чтобы раскрытие природы бессознательного помогло человеку овладеть своими страстями и сознательно управлять ими в реальной жизни. Таков был замысел фрейдовского психоанализа» (39,46).
Мотивационная деятельность индивида, движущие силы, стоящие за его поступками, причины, побуждающие его поступать так, а не иначе, всегда привлекали внимание пытливых умов человечества, стремившихся постичь сущность человеческой природы. Не мог пройти мимо рассмотрения скрытых мотивов поведения человека и Фрейд. Анализ человеческого поведения стал для него одним из важнейших аспектов осмысления динамики психической деятельности и «логики» бессознательных конфликтов, драматически разыгрывающихся в глубинах личности. «В противоположность теоретикам, которые причину человеческого поведения пытались отыскать во внешней среде, вызывающей ответную реакцию человеческого организма, основатель психоанализа обратился к внутренним стимулам, под воздействием которых, по его мнению, приходят в движение все психические процессы, обуславливающие мотивационную структуру поведения человека» (39,47).
«В качестве условного допущения в основу мотивации поведения человека Фрейд положил понятие бессознательного влечения. Это понятие стало в его теории тем реально значимым концептом, при помощи которого объяснялась эволюция всего живого — от примитивного организма до высокоразвитой психической организации человека. Фрейд попытался выделить так называемое «первичное влечение», составляющее ядро бессознательного. Он долгие годы посвятил исследованию данной проблемы, постоянно вносил коррективы в понимание природы «первичных влечений». Но проблема «первичных влечений» оказалась камнем преткновения как для Фрейда, так и для его последователей. В качестве основы «первичных влечений», движущей силы бессознательного, Фрейд первоначально принял сексуальные влечения. Отсюда известный фрейдовский постулат об «эдиповом комплексе», якобы с детства заложенном в человеке. Затем он начинает различать две группы «первичных влечений»: сексуальные влечения и влечения «Я» (или самосохранение). Еще позднее, по мере того, как фрейдовское понимание сексуальных влечений получало более широкую трактовку, близкую к платоновскому понятию Эроса, включая в себя уже всю сферу человеческой любви (любовь родителей, дружбу, общечеловеческую любовь и т.д.), более расширительное содержание Фрейд начинает вкладывать и в понятие «первичное влечение». Он приходит к выводу, «что «первичные влечения» составляют полярную пару созидательной любви и деструктивности. В конечном счете он выдвигает гипотезу о том, что деятельность человека обусловлена наличием как биологических, так и социальных влечений, где доминирующую роль играют «инстинкт жизни» (Эрос) и «инстинкт смерти» (Танатос) (39,52). Предположение о существовании в человеческом существе такого инстинкта, который он назвал «влечением к смерти», Фрейд выводит из эволюции всего живого, которое, достигнув органического бытия, вследствие внутренних причин со временем умирает и возвращается к неорганическому состоянию. Целью всякой жизни якобы является смерть. Подобные рассуждения Фрейда вполне укладываются в рамки философских размышлений о сущности жизни и смерти, которые характерны для современного экзистенциализма. Фрейдовское предположение о существовании «влечения к смерти» является одной из наиболее мрачных и неубедительных гипотез в творческом наследии основателя психоанализа»» (39,53).
«По замыслу Фрейда, раскрытие природы бессознательных влечений должно было способствовать пониманию динамики и способа функционирования всех психических процессов. Механизм функционирования также подвергся детальному анализу. Согласно предположению Фрейда, человеческая психика функционирует по своим собственным законам: ее деятельность автоматически регулируется «принципом удовольствия», направляющим бессознательные влечения в русло получения максимального удовольствия. То, что не доставляет удовольствия, отвергается психическим аппаратом, который как бы блокирует все другие выходы психическим актам, ориентируя их только в том направлении, где возможно достижения удовольствия» (39,55).
Фрейдовский «принцип удовольствия» явился еще одним теоретическим построением, которое ставит психоанализ в непосредственную связь с философией. Примечательно, что в этом пункте даже сам Фрейд, который не раз протестовал против того, чтобы психоанализ зачисляли в ранг философии, не отрицает своей причастности к ней.
«Функционирование человеческой психики по принципу получения максимальных удовольствий имеет, по Фрейду, и обратную сторону, заключающуюся в том, что, во-первых, удовлетворение происходит только в рамках самой психики, без выхода за ее пределы, и, во-вторых, оно сопровождается непредвиденными страданиями, ибо, как отмечал в свое время еще Эпикур, человек имеет потребность в удовольствии лишь тогда, когда страдает от его отсутствия, а в ином случае он не нуждается в удовольствии. Так Фрейд приходит к мысли, что в человеческой психике наряду с «принципом удовольствия» формируется такое организующее начало, функциональная деятельность которого сообразуется уже не только с запросами человека, но и с условиями внешней реальности. Этот новый принцип — «принцип реальности» — выступает как некая противодействующая сила «принципу удовольствия», которая вносит соответствующие коррективы в протекание психических процессов. Фрейдовский «принцип реальности» предполагал, что для человека представляется важным не только то, что приятно и доставляет ему удовольствие, но и то, что действительно реально» (39,57).
«Подобно тому, как стремящийся к удовольствию человек руководствуется желанием получить удовольствие и избежать неудовольствия, так и придерживающийся «принципа реальности» ориентируется на поиск пользы и путей, застраховывающих его от вреда. Разумеется, Фрейд был далек от мысли о том, что психоаналитический «принцип реальности» устраняет всякую возможность получения человеком удовольствия. Нет, этот принцип не исключает конечной цели — достижения удовольствия, он лишь отодвигает возможность непосредственного удовлетворения, ведя к удовольствию окольными путями: мгновенное — значит, и неполное — удовольствие устраняется для того, чтобы обеспечить человеку более надежное, хотя и отсроченное, удовлетворение. Таким образом, фрейдовский «принцип реальности» является не чем иным, как модификацией «принципа удовольствия», программное действие которого сохраняет свою значимость для функциональной деятельности человека» (39,58).
«Исходя из описанного выше соотношения между «принципом реальности» и «принципом удовольствия», Фрейд соответствующим образом истолковывает и возникновение конфликтных ситуаций между сознанием и бессознательным: психический аппарат не всегда в состоянии согласовать деятельность «Оно», руководствующегося «принципом удовольствия», с деятельностью «Я», подчиняющегося «принципу реальности»; поскольку «принцип удовольствия» является господствующим в сфере бессознательных влечений, он часто берет верх над «принципом реальности», что, в свою очередь, неизбежно ведет к внутрипсихическим конфликтам.
Так структурно-функциональный анализ личности привел Фрейда к признанию трагичности человеческого существования: сложные взаимосвязи между пластами личности, принципами функционирования человеческой психики, влечения одновременно к созиданию и разрушению, стремления к продолжению жизни и уходу в небытие — все это во фрейдовской интерпретации человека служило подтверждением тех непримиримых антагонистических отношений, которые существуют с момента рождения человеческого существа и до самых последних лет его жизни между сознанием и бессознательным, разумом и страстями» (39,58).
«Проводимые З. Фрейдом психоаналитические исследования, связанные с осмыслением бессознательной деятельности личности, при всей спорности их исходных постулатов и неправомерно широких обобщениях преследовали одну цель — помочь человеку справиться со своими внутренними страстями, увеличить его могущество над силами природы, направить использование культурных, научно-технических и социальных достижений человечества на благо развития индивида. Однако многие идеи Фрейда получили иррационалистическую интерпретацию в современной философской, социальной и психологической мысли и в перетолкованном виде вошли в сознание молодежи и интеллигенции» (39,87).
Психоанализ, по словам самого Фрейда, никогда не замолвил ни одного слова в пользу раскрепощения общественно-вредных влечений личности, наоборот, он всегда призывал к сознательному овладению страстями человека, разоблачая всевозможные иллюзии, будь то сексуальные или религиозные. «Мы можем, — писал он, — без конца подчеркивать, что человеческий разум бессилен в сравнении с человеческими влечениями. Но в этой слабости есть странная особенность: голос разума не громкий, но он не умолкает до тех пор, пока его не услышат. В конце концов после бесчисленных и повторных протестов он добивается своего. Вот один из немногих фактов, позволяющих оптимистически смотреть на будущее человечества» (44,56). Это мировоззренческое кредо лежало в фундаменте исследований Фрейда и им предопределялись замыслы основателя психоанализа.
Рассмотрение основных идей психоанализа и фрейдизма как специфического социально приемлемого мировоззрения критически мыслящей интеллигенции показывает, что «психоаналитические концепции личности, истории развития человечества, религии, искусства и всей человеческой культуры включают в себя такие разноплановые посылки, суждения и конечные выводы, которые обуславливают двойственное отношение к этому учению» (39,103). Это необходимо учитывать при оценке фрейдизма, определении сильных и слабых сторон психоаналитического учения.
К научно необоснованным утверждениям следует отнести «теорию сексуального развития ребенка, концепцию исторического развития человечества, объяснение скрытого смысла и содержания художественных произведений через призму семейных отношений и индивидуально-личностных переживаний художника в раннем детстве, утопически-просветительное отношение к возможности устранения религиозного миросозерцания, исторически ограниченный подход к анализу культурных и социальных достижений человеческой цивилизации» (39,104).
С другой стороны, критическая направленность мышления Фрейда, «попытки соотнесения абстрактных философских понятий о сущности человека и его внутреннем мире с эмпирическими данными психоаналитического наблюдения, выделение в особый объект исследования той сферы человеческой деятельности, которая не покрывается областью сознательного в человеке, обращение к внутренним противоречиям как источникам, движущим силам психической деятельности — все это составляет сильные стороны психоаналитического учения» (39,104).
Одно из фундаментальных достижений психоанализа — вскрытие внутреннего противоречия, лежащего в основе психической деятельности. Одна из противоположностей этого противоречия лежит в области бессознательного («Оно» — глубинный слой бессознательных влечений, психическая «самость»), другая — в области сознания («Я») (39,44). Как уже отмечалось, камнем преткновения для Фрейда явилось содержание области бессознательного и природа первичных влечений, составляющих ядро бессознательного. Ответ на вопрос о содержании области бессознательного, на наш взгляд, можно найти в учении И.П. Павлова о физиологии высшей нервной деятельности (45). В соответствии с теорией условно- и безусловно-рефлекторной деятельности, как основу бессознательного можно рассматривать комплекс потребностей, совокупность врожденных рефлексов и инстинктов, таких как инстинкт самосохранения, половой, пищевой, родительский, инстинкт нового, цели и другие. (46,26). На их основе в процессе формирования психики формируются вторичные, приобретенные потребности как совокупность условных рефлексов и инстинктов. Таким образом, можно утверждать, что комплекс потребностей представляет собой совокупность низших (витальных) и высших (например, эстетических, духовных, общественных и т.д.) потребностей, образующих «спектр» комплекса потребностей личности. Каждой потребности можно сопоставить коэффициент значимости, характеризующий степень удовлетворения личности при удовлетворении той или другой потребности. «Спектр» комплекса потребностей в высшей степени индивидуален и может являться индивидуальной характеристикой, содержащей предсознательные мотивы поведения конкретной личности.
Как энергетическая сторона психики потребности рассматриваются и в современной психологии. По определению, потребности — основная побудительная сила познавательной и практической деятельности человека, источник его активности (47,287). Однако рассматриваются они фрагментарно, вне связи с противоречием, одним из полюсов которого являются.
Заслуга Фрейда состоит в открытии и детальном анализе основного противоречия психики, противоречия между бессознательным и сознанием, между «Оно» и «Я», разумом и страстями, непримиримые отношения между которыми существуют с момента рождения человеческого существа и до самых последних минут его жизни. Если рассматривать «комплекс потребностей» как ядро бессознательного, а сознание как отражение объективной действительности, проявляющей себя в форме объективной необходимости, то основное противоречие, лежащее в фундаменте психической деятельности, можно определить как противоречие между субъективной потребностью и объективной необходимостью. Противоречие, сформулированное таким образом, может стать тем фундаментом, который позволит применить диалектический подход, диалектическую логику для анализа внутрипсихического содержания личности и мотивации поведения человека (например, тенденция развития, направленная на устранение этого противоречия, в соответствии с диалектическим законом отрицания есть не что иное как фрейдовский «принцип удовольствия»).
Если определенное выше внутрипсихическое противоречие действительно имеет место, то можно утверждать, что найден энергетический источник, внутренняя движущая сила эволюции человека, индивида, личности. Появляется возможность рассматривать существование и эволюцию человека через призму диалектики как общей универсальной теории развития. Можно предположить, что этот новый уровень знаний о человеке, уровень анализа эволюции человека в соответствии с требованиями диалектической логики позволит определить эволюционные цели и задачи человека как одного из структурных уровней актуальной действительности и органически дополнить диалектический подход к анализу эволюции общества, исторического процесса, предложенный в философии марксизма.
Кибернетика — наука об общих чертах процессов и систем управления в технических устройствах, живых организмах и человеческих организациях. Впервые принципы кибернетики были изложены в работах Н. Винера. «Возникновение кибернетики было подготовлено рядом технических и естественнонаучных достижений в области теории автоматического регулирования; радиоэлектроники, позволившей сконструировать быстродействующие следящие и программно-управляемые вычислительные устройства; теории вероятностей в связи с применением ее к исследованию проблем передачи и преобразования информации; математической логики и теории алгоритмов; физиологии нервной деятельности и работ по гомеостазису. В отличие от устройств, преобразующих энергию или вещество, для кибернетических систем характерны процессы переработки информации. Кибернетика использует аналогию между функциями управления в живых организмах и технических устройствах.
Значение кибернетики в настоящее время проявляется прежде всего в свете тех возможностей, которые она открывает для автоматизации производства и всех видов формализуемого умственного труда человека, для исследования методом моделирования биологических систем управления и регуляции (гормональных, нервных, механизма наследственности), для создания нового типа медицинской и другой аппаратуры. Перспективно также применение методов кибернетики к исследованию экономики, права, лингвистики, логики и других областей организованной человеческой деятельности и исследований. Такая широта охвата методами кибернетики объектов самой различной природы имеет под собой объективное основание, а именно наличие некоторой общности функций и структур у живых организмов и искусственных устройств, поддающихся математическому описанию и исследованию. Будучи в этом смысле синтетической дисциплиной, кибернетика являет собой пример нового типа взаимодействия наук и дает материал для философских обобщений в области учения о формах движения материи, теории отражения и классификации наук. Развитие кибернетики вызвало обсуждение целого ряда общих методологических проблем — о соотношении мышления человека и действий кибернетических машин, о природе информации и ее связи с физическим понятием энтропии, о сущности того, что называют организованным, целесообразным, живым и некоторых других, носящих философский характер. Вокруг этих проблем развернулась борьба между диалектическим материализмом и идеализмом» (13,196).
«Огромное мировоззренческое значение кибернетики теперь уже ни у кого не вызывает сомнений. Кибернетика — теоретическая база для изучения систем управления в живых существах, машинах и обществе. В силу почти необозримого многообразия жизненно важных процессов, в которых происходит управление, кибернетика получает возможность проникать почти во все области знания. Сегодня мы являемся свидетелями того, как автомат своими точно рассчитанными действиями завоевывает одну за другой области, еще совсем недавно находившиеся под непосредственным и исключительным контролем и управлением мышления. В связи с этим встает вопрос о соотношении возможностей машины и мышления. Он вплотную смыкается с основным философским вопросом — проблемой отношения сознания и материи, поэтому решение его приобретает особую остроту. Трудность заключается в философской неразработанности данной проблемы. И вряд ли будут успешны попытки решить ее односторонне, лишь только кибернетически. Это не только техническая и не только математическая проблема, а глубоко философская, она может быть решена лишь в тесном союзе всех специальных наук с философией» (48,8).
Уникален ли человек в своих функциональных возможностях? Можно ли создать «искусственное» мыслящее существо? И что такое жизнь? По всем этим вопросам идут дискуссии. Одна из сторон взяла как догму положение о принципиальном качественном различии живого и неживого. Ее позиция заключается в следующем: отождествление живого с неживым, одушевленного с неодушевленным, общества с природой вольно или невольно способствует гилозоизму, панпсихизму, социал-дарвинизму, которые, так же как и витализм, ведут в конце концов к боженьке, к реакционным взглядам на мир. В соответствии с другой точкой зрения, кибернетический подход оценивается как универсальный. Например, точка зрения акад. А. Колмогорова: «Я принадлежу к тем крайне отчаянным кибернетикам, — утверждает он, — которые не видят никаких принципиальных ограничений в кибернетическом подходе к проблеме жизни и полагают, что можно анализировать жизнь во всей ее полноте, в том числе и человеческое сознание со всей его сложностью, методами кибернетики… Принципиальная возможность создания полноценных живых существ, построенных полностью на дискретных (цифровых) механизмах переработки информации и управления, не противоречит принципам материалистической диалектики… Отрицание и неприятие этих идей проистекают из нежелания признать, что человек является действительно сложной материальной системой, но системой конечной сложности и весьма ограниченного совершенства и поэтому доступной имитации. Это обстоятельство многим кажется унизительным и страшным. Даже воспринимая эту идею, люди не хотят мириться с ней, такая картина всеобъемлющего проникновения в тайны человека, вплоть до возможности, так сказать, «закодировать» его и «передать по телеграфу» в другое место, кажется им отталкивающей, пугающей… Мне представляется важным понимание того, что ничего унизительного и страшного нет в этом стремлении постичь себя до конца. Такие настроения могут возникать лишь из полузнания» (48,14).
Несомненный интерес представляют идеи, сформулированные А. Колмогоровым в докладе «Автоматы и жизнь»:
I. Определение жизни как «особой формы существования белковых тел» (Энгельс) было прогрессивно и правильно, пока мы имели дело только с конкретными формами жизни, развившимися на Земле. В век космонавтики возникает реальная возможность встречи с «формами движения материи», обладающими основными практически важными для нас свойствами живых и даже мыслящих существ, устроенных иначе. Поэтому приобретает вполне реальное значение задача более общего определения жизни.
II. Современная электронная техника открывает весьма широкие возможности моделирования жизни и мышления. Дискретный (арифметический) характер современных вычислительных машин и автоматов не создает в этом отношении существенных ограничений. Системы из очень большого числа элементов, каждый из которых действует чисто «арифметически», могут приобретать качественно новые свойства.
III. Если свойство той или иной материальной системы «быть живой» или обладать способностью «мыслить» будет определено чисто функциональным образом (например, любая материальная система, с которой можно разумно обсуждать проблемы современной науки или литературы, будет признаваться мыслящей), то придется признать в принципе вполне осуществимым искусственное создание живых и мыслящих существ.
Аналогична и точка зрения чл.-корр. АН УР А. Ивахненко: «Создание дешевых микроминиатюрных моделей нейронов и разработка надежных и простых способов «организации» огромного числа таких моделей в стройные системы могут привести к созданию устройств, подобных нашему мозгу. Естественно, что в этом случае искусственно созданные разумные существа не будут подходить под определение жизни «как формы существования белковых тел», хотя, конечно, приобретут все качества тех живых созданий, которые мы наблюдаем сегодня. Видимо, проявление жизни не обязательно связано с белковыми веществами, а создание искусственных разумных существ в принципе может быть осуществлено» (48,32).