«Поскольку все предметы и процессы окружающего нас мира так или иначе взаимосвязаны, между ними неизбежно происходит обмен не только веществом и энергией, но и информацией. Только благодаря непрерывному обмену информацией между отдельными частями системы может осуществляться их организованное взаимодействие. Циркуляция информации в системе, к какой бы категории она ни относилась (машины, организм, общество), есть самый существенный, по мнению академика П.К. Анохина, фактор в организации целостной системы» (49,51).
«В информации находят отражение особенности организации взаимодействующих объектов: более организованные объекты способны извлекать из окружающей среды большую информацию, чем менее организованные, одновременно они сами служат источником большей информации. При этом не следует забывать, что каждая система может быть охарактеризована бесконечным количеством свойств, а поэтому бесконечно и количество информации, которое в принципе может быть из нее извлечено. Таким образом, информационная ценность системы зависит не от количества вообще заключенной в ней информации (оно бесконечно), а от того, кто и как эту информацию использует. Это создает большие трудности для измерения информации, и к настоящему времени разработана лишь формальная математическая теория передачи количества информации по каналам связи. Она исходит из представления об информации как о степени снятой неопределенности, которую можно установить, например, выбором одного из двух решений» (49,51).
«Энтропийная основа информации была ясна специалистам еще до возникновения теории информации, историю которой принято обычно отсчитывать со дня выхода в свет в 1949 году труда американского математика и инженера Клода Шеннона «Математическая теория связи». Поскольку информацию относят к исследуемой системе, считая ее функцией состояния последней, увеличение данных о системе означает уменьшение ее неопределенности. Последнее же наводит на мысль о связи информации с вероятностью состояния системы, а следовательно, и с энтропией» (49,52).
«Один из первых шагов в этом направлении сделал еще в 1928 году американский инженер-связист Р. Хартли. Он предложил измерять степень неопределенности опыта с A различными результатами величиной log A. К. Шеннон в 1949 году, по существу, заново установил эту зависимость, хотя и подразумевал под энтропией соответствующую величину со знаком «минус». В 1956 году Л. Бриллюэн обратил на это внимание и предложил для «энтропии Шеннона», то есть энтропии со знаком «минус», название «негэнтропия». Он же ввел «негэнтропийный принцип информации», который накладывает новые ограничении на физические эксперименты и не зависит от известного соотношения неопределенности квантовой механики. Сущность этого принципа — с ростом информации о системе увеличивается негэнтропия, энтропия же есть мера недостатка информации.
Работы К. Шеннона вследствие их общего характера оказали большое влияние на все исследования, относящиеся к передаче и сохранению какой бы то ни было информации в технике. Линиями, по которым передается информация, могут быть не только телеграфные и телефонные провода или среда, проводящая радиосигналы, но и нервы, по которым передаются сигналы (и энергия) от органов чувств к мозгу и от мозга к мускулам, или те, почти совсем еще не исследованные пути, которыми от зародышевой клетки передаются указания о построении живого организма.
Нужно отметить, что в изменениях, происходящих в предметах и явлениях в процессе развития, наблюдаются одновременно две тенденции: стремление к усложнению организации и одновременно к упрощению. Тенденция к усложнению равносильна накоплению информации, а тенденция к упрощению означает уменьшение информации и накопление энтропии. Хотя развитие — это одновременно и усложнение, и упрощение формы организации, ведущей все же является тенденция усложнения, то есть накопления информации, или возрастания негэнтропии (всегда за счет расхода энергии)» (49,56).
«Что общего между эволюцией Вселенной, Солнечной системы и Земли и эволюцией биологической? Во всех случаях мы имеем дело с созданием новой информации, будь то галактики, звезды, планеты, складчатые горы или биологические виды. Новая информация создается в результате случайного выбора, возникающего при неустойчивости исходного состояния и при наличии нескольких более устойчивых состояний, среди которых и производится выбор. Создание новой информации — космологической, геологической или биологической — имеет характер фазового перехода. Это упорядочивание, происходящее не постепенно, а скачком. Так, было показано, что уравнения популяционной генетики, описывающие возникновение новых биологических видов, совпадают с уравнениями, описывающими фазовые переходы. Сходство космической и биологической эволюции этим не ограничивается. Возникновение неоднородностей — звезд и галактик — вследствие гравитационной неустойчивости означает конкуренцию и естественный отбор. Гравитационные неоднородности конкурируют друг с другом за конденсируемый материал. Космические, геологические, биологические эволюционные процессы, состоящие в структурообразовании, в возникновении порядка из первоначального хаоса, происходят в результате экспорта энтропии — ее оттока в окружающую среду. Сказанное справедливо и для отдельного организма. Он историчен в том смысле, что развивается из исходной оплодотворенной яйцеклетки и несет в своих структуре и функциях память о предшествующей биологической эволюции» (50,166).
Таким образом, создание новой информации, связанное с перераспределением энтропии и энергии, формирование новых энерго-информационных структур (см. разд. 3) — универсальный процесс актуальной действительности. Не является ли этот процесс сущностью и смыслом эволюции актуальной действительности? Той сущностью, которую человечество безуспешно пыталось определить на всем протяжении своего существования, и которая, наконец, начала осознаваться с появлением кибернетики — науки об общих закономерностях и характеристиках управления и информационной связи в живых системах, технике и обществе, основывающейся на общих законах получения, хранения и преобразования информации.
И если смысл эволюции актуальной действительности — в создании информации, в развертывании иерархии энерго-информационных структур, в негэнтропийной деятельности, то можно предположить, что предназначение человека и человечества, цель их существования — быть средством негэнтропийной деятельности на одном из этапов эволюции. Не значит ли это, что эволюционный антропоцентризм человечества — заблуждение? Не есть ли это еще один предрассудок, с которым придется расстаться?
Понятие «разумности», волновавшее еще мыслителей древности, в новом свете предстало в последнем столетии с появлением компьютеров и науки под названием «искусственный интеллект». «XX век стал свидетелем создания вычислительных машин, и это техническое достижение породило небывалое по смелости научное предприятие по исследованию «мира мыслей» — попытку создания искусственного разума. Движение под этим знаменем официально оформилось к концу 60-х годов среди специалистов по решению задач на вычислительных машинах. В течение примерно двадцати лет были разработаны программы для вычислительных машин, которые способны играть в шахматы, доказывать математические теоремы, сочинять музыку, обучаться распознаванию образов и пр.… Эта деятельность, сначала случайная и хаотическая, вскоре привела к созданию новой научной дисциплины под названием «искусственный интеллект». Феномен взрыва активности в исследованиях по искусственному интеллекту и в создании интеллектуальных систем приходится на начало 80-х годов. Искусственный интеллект из несколько экзотической области науки, к которой многие относились с известной долей скептицизма, вдруг стал в значительной степени определяющим фактором научно-технического прогресса всего человеческого общества» (92,97). «Можно считать, что к концу 80-х годов наука под названием «искусственный интеллект» достигла вершин своего развития и вступила в период зрелости» (92,98). Тысячи специалистов по всему миру сейчас работают над созданием «разумных программ», в сотнях университетов студенты получают подготовку в этой области. «Продукты деятельности» ученых и программистов, занимающихся искусственным интеллектом, претендуют на то, чтобы произвести революции в технологии, управлении обществом, военной сфере.
Итак, во второй половине XX века произошло необычайно важное для истории человеческой цивилизации событие — ««мир мыслей» и мир технических устройств слились, человеческая мысль, оторвавшись от человеческого тела, начала действовать самостоятельно» (92,231).
Тем не менее спор, начавшийся знаменитой дискуссией конца 60-х годов «Может ли машина мыслить?», не завершен и по сей день. Ключевой вопрос — что же такое разум? Не потеряла своей актуальности доступно и образно изложенная точка зрения по этому вопросу профессора У.Р. Эшби: «До последнего времени мы были склонны допускать, — пишет У.Р. Эшби, — что способности мозга, в особенности человеческого мозга, неограниченны. Пора расстаться с этим представлением, так как оно препятствует дальнейшему прогрессу. Сегодня подобное мнение так же невежественно и наивно, как вера ребенка в то, что его старший брат может поднять любую тяжесть. Сегодня мы знаем, что означает слово «мозгоподобный» и знаем, каковы ограничения для мозга. Мы знаем также, что для человеческого мозга и для машины эти ограничения одни и те же, поскольку они присущи любой системе, поведение которой упорядочено и подчинено определенным законам. Система, которая могла бы обойти эти ограничения, обладала бы волшебными свойствами… Мозгоподобные процессы можно разделить на два класса в зависимости от того, целенаправленны они или нет. Именно целенаправленные процессы являются разумными независимо от того, протекают они в машине или в мозгу. Рассматривая мозгоподобные процессы, нужно помнить, что вычислительная машина совершеннее мозга, поскольку она может быть сделана так, чтобы ее поведение совершенно не зависело от какой-либо операционной структуры. В принципе машина способна вести любой хорошо определенный процесс. Живой же мозг сформировался за пять миллиардов лет развития таким, что сейчас он оказывается специально приспособленным именно к земным условиям. Эти условия, как мы начинаем понимать, вовсе не имеют такого всеобщего характера, как мы привыкли думать. Характерными для земных условий являются: распределение объектов в пространстве, подчиняющемся трехмерной евклидовой матрице; исключительное значение непрерывных процессов, происходящих на Земле; тенденция к локализации эффектов; наконец, повторяемость некоторых свойств в различных местах. Для того, чтобы эти свойства придать вычислительной машине, нужно было бы затратить много труда для их программирования. Поскольку живой мозг в течение длительного времени развивался в земных условиях, его операционные методы специализировались. В результате мозг, вместо того, чтобы быть исключительно гибким механизмом, стал, как сейчас оценивается, в высшей степени негибкой системой» (48,34).
«Еще несколько лет назад, — пишет У.Р. Эшби, — было много споров о том, что понимать под «разумной машиной». Сейчас положение прояснилось и ответ на этот вопрос известен. Разумной следует считать систему, способную выполнять подходящий отбор. Эта способность и есть критерий разумности… Разумная машина может быть определена как система, которая использует информацию и обрабатывает ее так, чтобы достигнуть высокой степени подходящего отбора. Если эта машина должна показать в самом деле высокий уровень разумности, то она должна обработать большое количество информации и при этом с высокой эффективностью. В биологических процессах подходящий отбор и разумность проявляются в основном в регулировании: живой организм, если он действует «разумно», ведет себя так, чтобы поддерживать себя живым. Другими словами, он действует так, чтобы поддерживать основные переменные, от которых зависит его существование, в биологических границах. Это и есть непосредственное проявление подходящего отбора, и животные, чем выше они на шкале разумности, проявляют свое превосходство именно большей способностью к регулированию… Нужно прекратить разговоры о двух сортах разума в зависимости от того, идет ли речь о живом мозге или о машине. Существует только один сорт разума. Он проявляет себя тем, что производит подходящий отбор…» (48,37).
«Любая система, — считает У.Р. Эшби, — выполняющая подходящий отбор (на ступень выше случайного), производит его на основе полученной информации… Получение информации аналогично программированию… Если человеческий мозг способен решать задачи, к которым он предпрограммирован, то естественно, что он оказывается исключительно глуп при решении проблем, которые противоречат его предпрограмме. До сих пор эта область очень мало исследовалась. Мы редко гордимся своими ошибками, поэтому только недавно психологи, которые преувеличивали достоинства человека, начали заниматься его дефектами… Подведем общий итог. То, что часто с благоговением называют истинным разумом, есть миф. Человеческое существо спасает себя от полной глупости тем, что пользуется информацией, заключенной в предпрограмме. Эта информация включает в себя опыт многих миллионов лет эволюции и частный опыт жизни данного человека. Дайте человеку проблему, соответствующую его объему знаний, и он быстро ее разрешит. В этом состоит его истинный разум. Любая машина, предпрограммированная в таком же объеме, будет иметь столько же разума» (48,46).
В настоящее время среди философов и представителей естественных и точных наук нет единодушия по вопросу возможности создания полноценного «искусственного разума». Точку зрения У.Р. Эшби разделяет оптимистически настроенная часть специалистов. Но существует и другая точка зрения. Например, академик Г.С. Поспелов считает, что ни о каком «искусственном интеллекте» не может быть и речи, и само название «искусственный интеллект» не более, чем дань традиции (93,165). Надо признать, что большинство интеллектуальных задач, с которыми успешно справляется мозг человека как естественная интеллектуальная система, искусственному разуму пока «не по зубам». Сегодня специалистам известны реально работающие системы, наделенные лишь существенными свойствами искусственного интеллекта. Это системы нового типа, которые все шире входят в нашу жизнь: интеллектуальные информационно-поисковые, расчетно-логические и экспертные системы. Однако, ожидается, что новые технологии и новые принципы вычислений на оптических компьютерах, нейрокомпьютерах (построенных по принципу организации нейронных сетей), биологических и молекулярных компьютерах, и, соответственно, новая архитектура будущих компьютеров позволит резко расширить возможности искусственных интеллектуальных систем (92,265).
«Трудно предсказать, к каким социально-экономическим последствиям приведет создание индустрии искусственного интеллекта — этой третьей по счету после ракетной и ядерной индустрии, возникшей на глазах нашего поколения. Искусственный интеллект — это невероятный, ранее казавшийся абсурдным синтез технической, инженерной дисциплины — конструирования программ, а также ряда как гуманитарных, так и естественных наук (лингвистики, психологии, нейрофизиологии и пр.), и к этому же одновременно «экспериментальная философия»» (92,240). Это, можно сказать, «мост над «пропастью между двумя культурами» — гуманитарной и естественнонаучной» (92,240). «Специалисты подчеркивают, что внедрение искусственного интеллекта резко повышает производительность труда, а так как системы искусственного интеллекта так же, как и естественный интеллект, обладают способностью к самосовершенствованию, то скорость роста производительности труда будет неуклонно возрастать. Таким образом, искусственный интеллект является мощным средством ускорения научно-технического прогресса» (92,213).
Могут ли разумные машины обогнать человечество в своем развитии? Здесь ответ зависит от того, сколь совершенным будет искусственный разум. «Если, — считает А. Ивахненко, — наряду со всеми способностями человека воспринимать, перерабатывать и накапливать самую различную информацию разумные искусственные существа будут обладать еще и определенным «быстродействием» в выполнении этих операций, то естественно, что их самоусовершенствование будет идти значительно интенсивней, чем эволюция мышления человека» (48,33).
Таким образом, кибернетика приводит к мысли о функциональном единстве живого и неживого. Ставится под сомнение уникальность функциональных возможностей живого, и как высшей его ступени — человека. Возникает вопрос — не пора ли пересмотреть философские представления о человеке как цели и смысле эволюции мироздания? Ситуация аналогична коперниковской, когда развитие естествознания похоронило идею центральности положения Земли в космическом пространстве и заставило перейти от космического геоцентризма к гелиоцентризму. Это был сильный удар по человеческому самолюбию, но мы преодолели этот предрассудок. Не меньшей силы удар по представлениям о человеке как об уникальном и неповторимом обладателе разума нанесла кибернетика и еще большим оскорблением, вероятно, будет отказ от эволюционного антропоцентризма. Но развитие естествознания неумолимо свидетельствует о правомерности таких предположений.
Диалектика (греч. dialegomai — веду беседу, рассуждаю) — наука о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления. «Научному пониманию диалектики предшествовала долгая история, и само понятие диалектики возникло в ходе переработки и преодоления первоначального смысла термина. Уже античная философия с большой силой подчеркнула изменчивость всего существующего, поняла действительность как процесс, осветила роль, которую в этом процессе играет переход всякого свойства в противоположное (Гераклит, отчасти милетские материалисты, пифагорейцы). Тогда к подобным исследованиям еще не применялся термин «диалектика». Первоначально этим термином (dialektike techne — «искусство диалектики») обозначалась способность вести спор посредством вопросов и ответов или искусство классификации понятий. Аристотель считает изобретателем диалектики Зенона Элейского, который подверг анализу противоречия, возникающие при попытке мыслить понятия движения и множества. Сам Аристотель отличает «диалектику» от «аналитики» как науку о вероятных мнениях от науки о доказательстве. Платон вслед за элеатами (Элейская школа) определяет истинное бытие как тождественное и неизменное, тем не менее в диалогах «Софист» и «Парменид» обосновывает диалектические выводы о том, что высшие роды сущего могут мыслить только таким образом, что каждый из них есть и не есть, равен себе самому и не равен, тождествен себе и переходит в свое «иное». Поэтому бытие заключает в себе противоречия: оно едино и множественно, вечно и преходяще, неизменно и изменчиво, покоится и движется. Противоречие есть необходимое условие для побуждения души к размышлению. Это искусство и является, по Платону, искусством диалектики.
Развитие диалектики продолжили неоплатоники (Плотин, Прокл). В философии феодального общества — схоластике — диалектикой стали называть формальную логику, которая была противопоставлена риторике. В эпоху Возрождения диалектические идеи о «совпадении противоположностей» выдвигают Николай Кузанский и Джордано Бруно. В Новое время, несмотря на господство метафизики, Декарт и Спиноза (первый — в своей космогонии, второй в учении о субстанции как о первопричине) дают образцы диалектического мышления. В XVIII веке во Франции богатством диалектических идей выделяются Руссо и Дидро. Первый исследует противоречия как условие исторического развития, второй, кроме того, — противоречия в современном ему общественном сознании (13,120).
Важнейшим этапом в развитии диалектики стал немецкий классический идеализм, который в отличие от метафизического материализма рассматривал действительность не только как предмет познания, но и как предмет деятельности. Первыми пробили брешь в метафизике Лейбниц в своем учении о саморазвитии монад и о противоречивом единстве принципов познания и Кант, который указал на значение противоположных сил в физическом и космогоническом процессах, ввел (впервые после Декарта) идею развития в познание природы. В теории познания Кант развивает диалектические идеи в учении об «антиномиях». Однако диалектика разума, по Канту, — иллюзия, и она устраняется, как только мысль возвращается в свои пределы, ограниченные познанием только явлений. Позже в теории познания Фихте развил «антитетический» метод выведения категорий, содержащий важные диалектические идеи. Шеллинг вслед за Кантом развивает диалектическое понимание законов природы» (13,121).
Вершиной в развитии диалектики явилась идеалистическая диалектика Гегеля. Гегель «впервые представил весь природный, духовный и исторический мир в виде процесса, то есть в беспрерывном движении, изменении, преобразовании и развитии, и сделал попытку раскрыть внутреннюю связь этого движения и развития» (51,23). В отличие от абстрактных определений рассудка, диалектика, по Гегелю, есть такой переход одного определения в другое, в котором обнаруживается, что эти определения односторонни и ограниченны, то есть содержат отрицание самих себя. Поэтому диалектика есть, согласно Гегелю, «движущая душа всякого научного развертывания мысли и представляет собой единственный принцип, который вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость…» (13,121).
Научное понимание диалектики было углублено Марксом и Энгельсом. «Пересмотрев идеалистическое содержание философии Гегеля, они построили диалектику на основе материалистического понимания исторического процесса и развития познания, обобщения реальных процессов, происходящих в природе, обществе и мышлении. В научной диалектике органически сочетаются законы развития как бытия, так и познания, ибо они по своему содержанию тождественны, отличаясь только по форме. Поэтому диалектика есть не только «онтологическое», но и гносеологическое учение, и логика, рассматривающие мышление и познание в становлении и развитии. В этом смысле и теория познания рассматривается диалектикой как обобщенная история познания и каждое понятие, каждая категория, несмотря на свой предельно общий характер, отмечены печатью историчности» (13,121).
Итак, диалектика представляет собой философский метод исследования природы, общества и познания. Только с позиций диалектики можно понять сложный, полный противоречий путь становления объективной истины, связь на каждой ступени развития науки элементов абсолютного и относительного, устойчивого и изменчивого, переходы от одних форм обобщения к другим, более глубоким.
В чем же корни диалектического метода? За ответом следует обратиться к философской системе Гегеля, так как именно Гегель представил цельную, логически связную систему, «открыл», как писал Маркс, диалектический метод.
Анализ учения Гегеля показывает, что диалектическое состояние понятия не было придумано Гегелем, а было интуитивно усмотрено им в самой природе познаваемого предмета. По словам И.А. Ильина, исследователя гегелевского наследия, «Гегель — интуитивно мыслящий ясновидец» (52,115). И далее: «диалектика есть не метод человеческого субъекта, прилагаемый или применяемый к предмету; но, прежде всего, метод познаваемого объекта. Он принадлежит объекту самостоятельно; но в процессе познания он наполняет собою и душу познающего субъекта, овладевает ею, осуществляет себя и в ней и в результате становится методом как объекта, так и субъекта. В познании душа человека начинает жить «диалектически» лишь потому, что так живет предмет; лишь постольку, поскольку сам предмет так живет; лишь так, как это делается в предмете. Можно было бы сказать, что душа получает от предмета «диалектическую инфекцию», если бы это описание не было слишком поверхностным. Вернее было бы сказать: диалектика как ритм предмета изживает себя в силах и средствах человеческой души, когда она поднимается до адекватного мышления. Гегель не устает описывать диалектику как объективный ритм предмета» (52,113). «Мысль убеждается в том, что «диалектика» не «иллюзия» и не «сумасшествие», а подлинное состояние самого предмета; что она не «придумана» субъектом, а открылась в объекте; что она совершается в объекте и тогда, когда субъект о ней не подозревает; словом, что диалектика есть объективное обстояние». «Все сущее укрывает в себе диалектический процесс, который оказывается действительно всепронизывающим «методом» субстанции. Все живет диалектически, потому что понятие есть источник всякой деятельности и всякой жизни, а понятие живет диалектически. Поэтому все оказывается подчиненным его необходимому и закономерному ритму: ритм понятия есть ритм всего сущего. Диалектический процесс определяет собою судьбу всякой реальности» (52,119). Таким образом, утверждается, что диалектический метод имеет свои корни в природе, в объективной действительности.
Логика представляет собой систему логических форм (категорий), базу, на которой возникает научная философия природы.
Если обычная формальная логика рассматривает логические формы как формы субъективного человеческого мышления, как совокупность приемов, которыми оперирует человек в процессе размышлений, и исследует их с той целью, чтобы научиться правильно мыслить, то Гегель рассматривает логические формы как определения объективного, независимого от индивидуального субъекта мира. В его большой и малой логиках содержатся такие положения, как: «все вещи суть суждения» или «все есть умозаключение», «все есть понятие». Этот объективный взгляд на логические формы Гегель проводит последовательно не только в логиках, но и через всю свою «Философию природы», где все механические, физические, химические процессы он толкует как умозаключения. «Химический процесс есть, стало быть, умозаключение, и притом не только начало, но и весь ход последнего», — говорит, например, Гегель в «Энциклопедии» (24,24).
Хотя Гегель подразделяет свою логику на объективную, в которую он включает учение о бытии и сущности, и субъективную — учение о понятии (содержание которого на первый взгляд аналогично содержанию формальных логик), он предупреждает, что не следует придавать особого значения указанному разделению. Вся логика имеет, в его понимании, объективное значение, «занимает место онтологии» — философской науки об универсальных определениях объективного мира (23,118). «Логика совпадает поэтому с метафизикой — наукой о вещах, постигаемых в мыслях, за которыми признается, что они выражают существенное в вещах» (23,121). Гегель, как мы видим, считает логические формы объективными. Таким образом, заслугой Гегеля является преодоление субъективной трактовки логических форм и их объективное толкование как форм живого, реального содержания, форм «развития всего конкретного содержания мира и познания его» (6,84).
Разработка логических категорий еще до Гегеля была предпринята Кантом, который гордился тем, что он первый после Аристотеля исследовал категории. «Однако Кант трактовал логические категории как пустые рассудочные формы, которые наполняются содержанием извне при соприкосновении их с чувственным материалом. Гегель, опровергая такой взгляд на категории, справедливо указывал, что у самого Канта они отнюдь не пусты, а содержательны, поскольку Кант их различил и дал определение каждой категории. Согласно Гегелю, логические категории наполняются содержанием по мере развития системы категорий на протяжении всей логики, каковое наполнение и есть, собственно, работа образующей их основу идеи. Известно, какое большое значение придавал Ленин этому учению Гегеля о содержательности логических понятий» (24,25).
Марксистская материалистическая диалектика также исходит из признания того, что логические категории суть выражения и отображения законов объективного материального мира (24,25).
В своей необходимой взаимосвязи категории образуют систему, воспроизводящую объективную, исторически развивающуюся взаимозависимость всеобщих способов отношения человека к миру (13,192). Основным принципом построения системы категорий является единство исторического и логического (соотношение между логическим развитием мысли и реальной историей предмета).
«Историческое и логическое — философские категории, раскрывающие важные особенности процесса развития, а также соотношение между логическим развитием мысли и реальной историей предмета. Историческое выражает структурные и функциональные процессы возникновения и формирования данного объекта, логическое — те соотношения, законы, связи и взаимодействия его сторон, которые существуют в развитом состоянии объекта. Историческое относится к логическому как процесс развития к его результату, в котором последовательно складывающиеся в ходе реальной истории связи достигли «полной зрелости, своей классической формы» (Энгельс). Историческое и логическое находятся в диалектическом единстве, включающем в себя момент противоречия. Их единство выражается, во-первых, в том, что историческое содержит в себе логическое в той мере, в какой всякий процесс развития заключает в себе свою объективную направленность, свою необходимость, приводящую к определенному результату. Хотя в начале процесса логическое, как выражение развитой структуры объекта, еще отсутствует, последовательность проходимых процессом фаз в общем и целом совпадает с тем отношением (логической связью), в котором находятся компоненты развившейся системы, то есть процесс как бы несет в себе свой результат. Во-вторых, единство исторического и логического выражается в том, что соотношение и взаимозависимость сторон развитого целого своеобразно выражают историю становления этого целого, историю формирования его специфической структуры. Результат содержит в себе в «снятом» виде породившее его движение: логическое заключает в себе историческое» (13,179).
Сформулировав глубокий диалектический принцип единства логического и исторического в построении научной системы развивающегося знания, Гегель стремился показать, что в его логике понятия развертываются в основном в такой же последовательности, в какой они выступали в историческом развитии философского знания. «В истории философии, — полагал Гегель, — мы находим различные ступени логической идеи в форме выступавших друг за другом философских систем, каждая из которых имеет своей основой особую дефиницию абсолюта» (23,218).
«Согласно Гегелю, логика есть схематически выраженная, сокращенно изложенная история философии, а история философии — это конкретная логика со всеми историческими вариациями ее развития (включая личность философа, эпоху, выражением коей явилась философия, подробности философской системы и т.д.). «Я утверждаю, — пишет Гегель, — что, если мы освободим основные понятия, выступавшие в истории философских систем, от всего того, что относится к их внешней форме, к их применению к частным случаям и т.п., если возьмем их в чистом виде, то мы получим различные ступени определения самой идеи в ее логическом понятии. Если, наоборот, мы возьмем логическое поступательное движение само по себе, мы найдем в нем поступательное движение исторических явлений в их главных моментах; нужно только, конечно, уметь распознавать эти чистые понятия в содержании исторической формы. Можно было бы думать, что порядок философии в ступенях идеи отличен от того порядка, в котором эти понятия произошли во времени. Однако в общем и целом этот порядок одинаков» (21,34). Эту мысль о единстве логического и исторического методов Гегель конкретизирует следующим образом: категория бытия раскрывается в философии Парменида, впервые сформулировавшего понятие бытия в смысле чистого мышления, что послужило начальным этапом развития логической науки; категория ничто разработана в китайской и индийской философии; категория становления связана с философией Гераклита; категория для-себя-бытия — с атомистикой Демокрита; количество — Пифагор; мера — Протагор; категория сущности раскрывается в философии Платона; категория понятия — в философии Аристотеля; философия стоиков, скептиков, эпикурейцев соответствует понятию субъективности; философия Плотина — категории конкретной идеи; новая философия — основным разделам гегелевской «Феноменологии духа»; философия Декарта соответствует сознанию; философия Канта и Фихте — самосознанию; философия Шеллинга соответствует разуму; в философии самого Гегеля раскрывается абсолютное знание» (56,512).
Из гегелевской трактовки единства логики и истории проистекает важная рациональная мысль — мысль о единстве философской науки, точнее, логики, диалектики и теории познания. «Единство логического и исторического — основа совпадения логики, диалектики и теории познания у Гегеля (и в марксизме), ибо все указанные части философской науки рассматриваются как обобщение истории познания, то есть этот принцип означает, что при последовательном развитии категорий каждой из них в логике дается всесторонняя — и логическая, и диалектическая, и гносеологическая характеристика» (24,37).
Принцип единства исторического и логического нашел свое отражение и в гегелевском разделении «Логики». «Гегель объясняет разделение «Логики», указывая, что она имеет три отдела: 1) учение о бытии, 2) учение о сущности и 3) учение о понятии. Следуя диалектической идее о движении познания по кругу, Гегель говорит, что все три ступени «Логики» суть учение о понятии, но в первой части понятие выступает как понятие в-себе, в его относительной непосредственности, во второй части — как опосредствованное предшествующим бытием для-себя-бытие понятия и в третьей части, которая есть единство первых двух частей, понятие выступает в развитой форме как таковое, т.е. в форме бытия-в-себе и для-себя-бытие. Несмотря на имеющиеся разногласия по вопросу о приемлемости или неприемлемости гегелевского разделения «Логики», надо признать, что оно отражает в самом общем виде действительные ступени хода человеческого познания (24,39). Гегелевское разделение «Логики» основано на принципе историзма, и только непонимание этого принципа и отсутствие достаточных знаний истории науки приводят к попыткам опровергнуть гегелевское разделение и выдвинуть другое, произвольное разделение «Логики». Между тем, В.И. Ленин, проанализировавший план «Логики» Гегеля, пришел к категорически звучащему выводу: «Понятие (познание) в бытии (в непосредственных явлениях) открывает сущность (закон причины, тождества, различия etc.) — таков действительно общий ход всего человеческого познания (всей науки) вообще. Таков ход и естествознания и политической экономии (и истории)» (6,298). Это замечание Ленина надо поставить в связь с другим замечанием, что «Гегель гениально угадал в смене, взаимозависимости всех понятий, в тождестве их противоположностей, в переходах одного понятия в другое, в вечной смене, движении понятий именно такое отношение вещей, природы»» (6,179).
Если выделить основные моменты изложенного выше, то можно утверждать следующее:
а) корни диалектики — в объективной действительности («диалектика — объективное обстояние, объективный ритм предмета»);
б) логические формы (философские категории) как определения «объективного мира» выражают «существенное в вещах»;
в) «в своей необходимой взаимосвязи категории образуют систему, воспроизводящую объективную, исторически развивающуюся взаимозависимость всеобщих способов отношения человека к миру».
По определению Ленина, «Гегель гениально угадал в смене, взаимозависимости всех понятий, в тождестве их противоположностей, в переходах одного понятия в другое, в вечной смене, движении понятий именно такое отношение вещей, природы».
Ключевой момент заключается в предположении о том, что определенная Гегелем структура взаимосвязей логических форм как «определений объективного мира» должна соотноситься с общей структурой актуальной действительности, как бы «проявлять» взаимозависимости, взаимосвязи структурных уровней организации актуальной реальности (напомним, что структурность как философская категория, как всеобщее, универсальное, неотъемлемое свойство объективной действительности была разработана в философии за последнее столетие). Иными словами, не является ли системно-структурная организация гегелевской диалектической логики «репликой», проекцией структурной организации действительности? Из этого, в частности, следует, что гегелевский принцип разделения «Логики» не только «отражает в самом общем виде действительные ступени хода человеческого познания», но и несет определенную информацию об общей структурной организации актуальной действительности. Таким образом, возможно, существует скрытый, неразработанный пласт гегелевской системы, несущий фундаментально значимую информацию.
Важнейшим аспектом гегелевского метода является триадическая форма развертывания содержания категорий. «Каждая логическая категория, да и каждый раздел всего курса логики, и каждая часть всей философской системы Гегеля движутся триадическим порядком. Повсюду есть три ступени: 1) непосредственная идентичность, первоначальное целое; 2) аналитическое расчленение указанного целого на противоположные стороны, когда они «выступают как настоятельно необходимые друг для друга, но… остаются тем не менее еще внешними по отношению друг к другу»; 3) установление диалектической взаимосвязи, синтеза противопоставленных сторон первоначальной идентичности, первоначального целого. Диалектический синтез противоположностей осуществляется либо подчинением противоположных сторон или категорий третьей высшей категории (причина и действие, взаимодействие), либо установлением субординации (соподчинения) двух противоположностей (конечное есть момент бесконечного). Во всех случаях, когда сталкиваются два противоположных понятия, говорит Гегель, надо выяснить, «не есть ли нечто третье их истина или не есть ли одно из них истина другого»» (24,34).
Триадический метод является ключом к пониманию и разгадке многих сложных моментов в диалектических рассуждениях Гегеля. Вся гегелевская философская конструкция представляет собой примерно такую триадическую схему: тезис—антитезис—синтез, бытие—сущность—понятие и так далее. В виде такой схемы можно представить любую категорию гегелевской философии. Такова, согласно мысли Гегеля, «самодеятельность идеи, создающая силой чистой мысли науку логики как строго последовательную необходимую систему». Триадический автоматизм самодеятельности понятия — это принцип гегелевской философии, проистекающий из его диалектического метода (24,34).
Исходя из нашего предположения о возможности соотнесения структуры взаимосвязей логических форм с реальной структурой актуальной действительности, можно ожидать, что триадический автоматизм самодеятельности понятия присущ и общей структурной организации актуальной реальности. Но к сходным представлениям мы уже приходили в 3-м разделе, рассматривая общую структуру математики. Действительно, математика как средство абстрактного моделирования при помощи набора символов и правил их объединения — это не просто наука, это есть язык науки. Математические понятия являются абстракциями от некоторых отношений и форм реального мира, они берутся из реального мира и поэтому определенным образом с ним связаны. По нашему предположению, естественным образом должна быть связана с миром и общая внутренняя структура математической теории, которая может как бы моделировать организацию актуальной реальности. Как уже говорилось в разд. 3.6, это, по существу, известный метод познания — метод моделирования, но растянувшийся на тысячелетия. Первый этап — переход от реальной действительности к модели (математической теории) был сделан на основе интуиции и практики при зарождении математики, а второй этап — процесс обработки модели с постоянной корректировкой практикой — растянулся на тысячелетия. Сейчас мы можем сделать следующий шаг — перейти от результатов, полученных на модели, к актуальной действительности.
В общей структурной организации математической теории мы обнаруживаем тот же гегелевский триадический автоматизм: множество (элементы множества) — отношение (закон композиции) — математическая структура. Таким образом, можно предположить, что триадический автоматизм и логических понятий и математических структур есть абстрактно-логическая проекция характерного неотъемлемого свойства единого исходного объекта — актуальной действительности.
В соответствии с представлениями мадэализма, адекватная мысленная модель общей структурной организации актуальной действительности может быть представлена следующей схемой: начиная с некоторого уровня актуальная действительность представлена двумя субстанциями — энергетической (субэнергия, гегелевское «бытие» или математическое множество) и информационной (субинформация, гегелевская «сущность» или математическое отношение, закон композиции). Взаимодействие этих двух исходных субстанций приводит к образованию иерархического ряда энерго-информационных структурных уровней реальности — «материи» в соответствии с ленинским ее определением (гегелевское «понятие», математическая структура). В результате получаем иерархическую последовательность структурных уровней актуальной действительности, обладающих уникальной особенностью подобия эволюционных механизмов самоорганизации независимо от иерархии положения. Введя понятие «структурного слоя» как совокупности соседних по иерархии структурных уровней (тезис—синтез) можно утверждать, что определен универсальный единичный «кирпичик мироздания», концентрирующий в себе основные моменты его структуры. Таким образом, можно ответить на вопрос о том, что же такое диалектика. Диалектика — это наука, исследующая статические и динамические закономерности структурного слоя. Статика и динамика структурного слоя представлены категориальным аппаратом диалектической логики (отражающим наиболее общие формы связи) и совокупностью диалектических законов (общие законы функционирования и развития).
Что является энергетическим источником изменений, преобразований, трансформации структурного слоя? Что представляют собой движущие силы, лежащие в основе развития и любой активности конкретного структурного уровня, являющегося основой структурного слоя? Противоречие — вот категория, отражающая внутренний источник всякого развития и движения.