Видимо, не совсем верно современное суждение о том, что внутри НКВД были последовательно уничтожены несколько призывов чекистов и что поводом для самоотстрелов становились любые зацепки. Без видимых в архивном деле серьезных последствий Орловскому сошло то, что брат его жены Петр Будзюк (в прошлом работник советского торгпредства в Берлине) в мае 1938 года был «приговорен к ВМН за шпионско-диверсионно-террористическую работу по заданию польской разведки». Далее в материалах спецпроверки НКВД указывалось, что Орловский долгое время был знаком с расстрелянным польским шпионом-диверсантом М.С. Русаком, который в своих показаниях говорил об участии Орловского в шпионско-диверсионно-террористической организации, но впоследствии от этих слов отказался, заявив, что он Орловского оговорил…
…После служебного ареста (на 5 суток в декабре 1936 г. за «недопустимо-грубое обращение с заключенными». – Прим. ред.) Орловскому пробовали подыскать место на иных островах Архипелага, даже выдали аванс на убытие в КаргопольЛаг, но очевидно, что натура диверсанта вошла в непримиримое противоречие с функциями лагерного вертухая.
Он предпочел Испанию. Его туда лично отобрал в компании со «старыми белорусскими партизанами» Александром Рабцевичем и Станиславом Ваупшасовым матерый советский разведчик-боевик Г.С. Сыроежкин, сыгравший в 1924 году одну из ведущих ролей в знаменитом деле «Синдикат» по «извлечению» из Польши в СССР Бориса Савинкова.
Для Испании Орловскому придумали англизированный псевдоним Стрик (striker – ударник в спусковом механизме стрелкового оружия). А вообще-то «ударником» на тогдашнем профессиональном жаргоне НКВД его характеризовали с оттенком пренебрежения некоторые претендующие на собственную интеллектуальность коллеги, чьи служебные отзывы об Орловском приведем далее.
Стрик действовал в составе Мадридского интернационального разведывательно-диверсионного отряда НКВД СССР, в который кроме советских специалистов входили испанцы, болгары, латыши, немцы, французы, американцы и англичане. Жил в столичном отеле «Гэйлорд». Любопытное описание этого прибежища профессионалов разведки из многих стран сделал через восприятие своего героя Хемингуэй в романе «По ком звонит колокол».
«…Сегодня вечером это самое приятное и самое комфортабельное место в осажденном Мадриде… Когда Роберт Джордан первый раз попал в отель Гэйлорда, ему там не понравилось, обстановка показалась слишком роскошной и стол слишком изысканным для осажденного города, а разговоры, которые там велись, слишком вольными для военного времени… Там все было полной противоположностью пуританскому, религиозному коммунизму…»
То, что Орловский и Хемингуэй были знакомы – факт несомненный. В зале гостиничного ресторана, где дни и ночи (использую современную лексику) тусовался мировой бомонд псов войны, где агент на агенте сидел и агентом погонял, контакт был неизбежен. И мне кажется, что упоминаемый в романе Хемингуэя русский диверсант Кашкин, да и сам главный герой американец Роберт Джордан, несут черты реального Орловского.
В архивном деле имеются «внутренние» мемуары бывшего командира Мадридского отряда, заслуженного работника КГБ Льва Василевского. Вот какие детали он воспроизводит:
«Обычно беседы Орловского с испанцами переводила наша переводчица Елена Родригес-Данилевская, полуиспанка-полурусская, дочь испанского полковника, умершего в 1931 году, и дочери известного русского писателя второй половины XIX века Г.П. Данилевского, автора романов «Беглые в Новороссии», «Княжна Тараканова» и др. За время пребывания в Мадридском отряде К.П. познакомился с рядом любопытных людей. Одним из них был сын Бориса Савинкова – Лев Савинков, молодой человек, получивший образование во Франции и приехавший сражаться в интербригадах на стороне республиканцев. Из интербригады он попал к нам в отряд. Ходил в тыл, проявил себя храбро и ему по ходатайству Сыроежкина было присвоено звание лейтенанта, а несколько позже и капитана. Лев Савинков не знал, какую роль в жизни его отца сыграл Г.С. Сыроежкин, а мы, знавшие это, конечно ему ничего не говорили. Знал это и К.П., всегда с интересом слушавший рассказы Льва Савинкова о своем отце и его террористической деятельности в царской России. Так мы обычно сидели за столом: Савинков, Сыроежкин, Орловский, Рабцевич и я, слушая рассказы младшего Савинкова, сделавшего для себя культ отца и всегда говорившего о нем».
Да, для профессионалов разведки, как и для спортсменов международного класса, мир тесен…
В популярных книжках об Орловском испанские разделы выписаны достаточно общими фразами и – по заданной идеологической канве: интернациональный долг… боевое содружество с испанскими товарищами… Откровенно говоря, выглядит это натужным и малоинтересным. Зато оригинальные документы захватывают по-настоящему.
Я проследил по испанской карте маршруты Орловского и его группы. Это юго-запад страны: горы Андалузии, провинция Севилья, долина реки Гвадалквивир. Помните, у Пушкина:
Но это во время Пушкина водный поток шумел-бежал, а в веке двадцатом река была зарегулирована плотинами, поддерживающими обширную ирригационную сеть. Рисовые чеки долины Гвадалквивира кормили сотни тысяч людей. Какую судьбу готовил Орловский урожаям зерна – мы увидим.
Вот подлинное донесение Орловского-Стрика в Центр – документ из фонда испанской резидентуры архива Первого главного управления КГБ СССР. В тексте я лишь привел в норму написание испанских названий да местами выправил грамматику:
«Совершенно секретно.
Экземпляр единственный
Доношу, что 30 мая 1937 года я с группой в 10 человек испанцев и одним человеком русским (Степан Грушко. – С.К.) перешел линию фронта и направился в глубокий тыл фашистов для диверсионной работы.
С 30 мая по 20 июля 1937 г. с вышеупомянутой группой я прошел в тылу противника 750 км и только один раз 15 июля группа была обнаружена противником, о чем напишу ниже.
За упомянутое время мною с упомянутой группой была проведена следующая работа:
Ночью с 2 на 3 июня 1937 г. взорван товарный поезд противника возле горы Капитана на ж.д. линии Севилья-Бадахос.
Ночью, вернее в 10 часов вечера, 11 июня 1937 года мною взорван пассажирский поезд на ж.д. линии Севилья – Касалья-де-ла-Сьерра недалеко от станции Эль-Педросо. Упомянутый взрыв не дал значительного разрушения и жертв, потому что заряд был положен наспех – не под уклон, и поезд двигался очень тихо. В это время я с группой находился в 300 метрах от поезда в лесу, и когда я узнал, что поезд оказался пассажирским, то настаивал быстро пойти к поезду и перебить хотя бы командный состав противника, но большинство испанцев в группе относится к фашистам, и от которых партизаны, в частности мне с группой на каждом километре приходилось получать поддержку (фраза выстроена явно поспешно-сумбурно, но в общем смысл угадывается. – С.К.).
На протяжении 33 суток я с группой прошел три провинции 500 км, где встречались десятки довольно уязвимых мест для противника, которые вполне посильны были для меня с группой для их выполнения и этим самым нанесения ударов противнику с тыла. Например, в 30 километрах южнее города Севилья (пойма Гвадалквивира недалеко от впадения реки в Кадисский залив на побережье Атлантики. – С.К.) есть три водоподающие машины, которые орошают тысячи гектаров рисовых полей, которые стоят 11 млн. песет, которые охраняются тремя вольнонаемными фашистами…»
Необходимый комментарий. На войне одно дело – уничтожить оперативный запас зернопродуктов, используемый для питания действующей армии, и совсем другое – на перспективу вывести из строя целую систему сельскохозяйственного производства, вызвать голод в глубине территории противника. Такая диверсионная деятельность равнозначна применению оружия массового поражения, является элементом граничащей с геноцидом тотальной войны. Совершенно очевидно, что испанцам такое самоуничтожение было не нужно. Война шла на их собственной земле. Но чужеземец Орловский-Стрик не желал этого понять, поскольку за его плечами стоял Орловский-Муха, который еще в Западной Белоруссии приохотился громить высокопроизводительные сельхозкооперативы.
«…Я настаивал на уничтожении этих машин, но большинство личного состава группы как от этой, так и от других подобных операций отказалось, а поэтому с 2 по 7 июля мною была произведена чистка личного состава группы, вернее, отстранение от дальнейших походов с моей группой 7 человек шкурников, симулянтов и трусов: Химепе, Патрисио, Валенсойла, Мадьо, Рассаваль, Вармудес и Парра – и замена их более дисциплинированными и устойчивыми партизанами из отряда, находящегося в горах, что в 50 км северо-западнее Севильи с целью оживить и активизировать в боевом отношении группу. Это я проделал и 7 июля с 8 чел. испанцев и 1 чел. русским двинулся на восток.
10 июля на дороге, идущей из Севильи в Бадахос, вернее, на этой дороге в 30 км севернее Севильи, я решил сделать засаду на автотранспорт противника с целью уничтожения его живой силы и транспорта, но когда я с людьми своей группы стал обсуждать эту операцию за 3-4 часа до ее выполнения, то тут же три человека испанцев сдрейфили и отказались от участия в этой операции. В 8 часов вечера нас 7 человек вышли на упомянутую дорогу – уничтожили 17 человек фашистов, 2 человека ранили и уничтожили 2 грузовика и одну машину легковую. После чего сами отступили в большущие горы. Это была поистине героическая операция. Недалеко от Севильи днем с небольшой группой моих бойцов был нанесен удар фашистам. Должен сказать, что работа ручного пулемета «Томпсон» ошеломляюще подействовала на противника и что через два дня ночью, переходя эту же дорогу, нам два часа приходилось ожидать машины, дабы вторично дать врагу почувствовать, что в его тылу далеко не все благополучно…»
Любопытная эта машина – пистолет-пулемет марки «Томпсон», восхитивший Орловского. В мире не было и нет ручного автоматического оружия с более крупным калибром – 11,43 мм. Американская фирма «Кольт» подготовила массовую модификацию томпсона в 1928 году, и его официально рекомендовали для вооружения морской пехоты США. Однако до второй мировой войны государственного заказа так и не последовало, поскольку вдруг решили, что для регулярной армии этот пистолет-пулемет слишком… мощный. Зато «Кольт» не знал отбоя от частных заказов. Американский гангстер рубежа 20-30-х – фигура с традиционным томпсоном под пальто. Вошедшая в учебники криминалистики «бойня в день святого Валентина» 1929 года, когда в Чикаго бандиты Аль Капоне расстреляли конкурирующую шайку, была совершена с применением именно этого оружия.
«…Так что ночью движение автотранспорта по этой дороге значительно приостановлено. Кроме этого, эта моя операция послужила сигналом к действиям тем 3000 человекам партизан, которые недалеко от этого места сидят вот уже 10 месяцев и ничего не делают.
Мною и моим помощником Грушко Степаном было намечено еще провести три операции, а именно: 1) взорвать еще один поезд; 2) взорвать электролинию, которая подает электроэнергию всем городам провинции Севилья, тем самым мы лишили бы десяток городов электросвета на 2-3 суток; 3) убрать со всей семьей того помещика, который 4 июня передавал фашистам о том, что его пастух в таком-то месте замечал нас, партизан.
Означенные операции мне не удалось осуществить только потому, что 13 июля в 5 часов вечера в 15 километрах северо-восточнее города Эль-Реаль-де-ла-Хара (пров. Севилья), продвигаясь по горам, я наткнулся на 30 человек фашистов, сидящих в засаде, которые произвели на нас 2-3 залпа из винтовок, в результате которых наповал был убит мой помощник тов. Грушко Степан и один испанец Домингес тяжело ранен, который потом уже сам пристрелился. Я же, забежавши за большую горную скалу, тут же выпустил по фашистам 45 патронов из винтовки и бросил одну ручную гранату, что на фашистов подействовало настолько страшным, что дотемна они не поднимались, а как стемнело, убежали в город, я же с тремя моими испанцами забрал от убитых, а также брошенную часть нашего оружия и вещмешок тов. Грушко и ушли по направлению к фронту, а тов. Ферейда (испанец) после боя откололся от группы и, скорее всего, ушел обратно в горы, что северо-западнее Севильи.
Почему фашисты устроили засаду? Очень просто – испанская доверчивость к испанцам гробит их и дело. Утром 13 июля мы было встретили трех пастухов, пасущих свиней. Я предложил задержать одного из них до вечера, а испанцы в один голос мне заявили, что это рабочие, что они «свои в доску» и т.д., а на деле оказалось, что один из этих пастухов пошел в город Реаль и передал фашистам о нашей группе и о нашем ближайшем направлении.
При сем прилагаю дор. карту с обозначением всего моего маршрута с обозначением точками всех тех мест, где мы останавливались на дневки.
Выводы. Читающий этот короткий доклад может подумать, что мною с группой совершен героический поход, затрачено очень много энергии с невероятным напряжением нервов, что как только мог выдержать я (Стрик) с надломленным позвоночником, ревматизмом в суставах ног и в возрасте 43-х лет мог преодолеть этот путь и все его трудности? Да, трудности, затрата энергии и напряжение нервов неимоверно велики. По горам, скалам, обрывам, усеянным камнями с колючими кустарниками и колючей травой, исключительно ночью пройдено 750 км, зачастую без продуктов и воды. Особенно тяжелы и трудны были те часы и дни для меня, как для руководителя группы, когда большинство испанцев отказывалось от выполнения намеченных и разработанных мною операций (из-за трусости), когда они слишком доверчиво относились ко всем встречающимся на пути испанцам, рассказывая им наш путь и наши цели, что в любое время могло привести к разгрому группы, и когда часть из них частяком засыпала на посту.
Преодолел все это я благодаря неограниченной ненависти к врагам народа фашистам и любви к своему делу, к своей профессии. Но если бы я совершал этот поход с более боеспособными партизанами, то результат нашей работы был бы во много раз лучший. Хотя я показал 15 человекам испанцев, с какими трудностями, упорством, настойчивостью и т.п. нужно добиваться победы над врагом, но я не показал и при всем моем упорном желании не мог показать им своего опыта, тактики, метода и т.д. потому, что они по своей природе не хотят и не думают о том, что один хороший человек (агент) в тылу противника может принести пользы больше, чем целая бригада на фронте, так как в тылу очень много уязвимых и неохраняемых мест, что, находясь в тылу, они меньше всего говорят о работе.
23 июля 1937 г. Стрик.»
Еще из боевых отчетов Орловского:
«В момент моего пребывания у партизан отряды находились в процессе формирования и боевых операций еще не производили. Однако в начале июля из общего количества партизан г. Ромераль было выделено два диверсионных отряда (15 и 30 человек), которые со взрывчатыми веществами направились в сторону португальской границы для активных диверсионных действий на железных и шоссейных дорогах провинции Уэльва (Северо-западная часть ее) и совершения нападения на обувные фабрики… Наши партизанские отряды занимают территорию в горах на 400 кв. км, где ими сожжены все кулацкие хутора, часть кулаков и помещиков (примечательная терминология! – С.К.) уничтожена, а часть разбежались. В области питания партизаны обеспечены в достаточном количестве мясом и молоком, т.к. только в июне и июле они захватили 2.500 шт. коз и 300 шт. свиней у помещиков».
В Испании Орловский нажил себе жестких критиков из числа советских коллег. Это, во-первых, оперативник из НКВД Украины Николай Прокопюк, который на Родине в начале 30-х занимался тем же, что и Орловский: готовил партизанские кадры и базы на случай оккупации СССР. В спецслужбах всюду практикуемы перекрестные закрытые характеристики, и вот что чекист-украинец писал о чекисте-белорусе в справке, датированной 1940 годом (архив Первого главного управления КГБ СССР):
«Орловский – бывший партизан и т.н. ударник послевоенного периода, находившийся на услугах Разведывательного управления в период 1923 (? – С.К.) – 1925 гг. Человек, безусловно, волевой в прошлом и когда-то чинил из ряда вон выходящие поступки, в числе которых нападения на посты полиции и на помещичьи имения. Зная зарубежную территорию и будучи знаком с чаяниями зарубежных белорусов, в составе наших формирований был на месте, но не в объеме возлагавшихся на него надежд».
Любопытным, конечно, было бы получить от Прокопюка толкование «объема надежд», но далее тот просто сообщает, что читал записки Орловского о борьбе с белополяками и расценивает их как «вздорные охотничьи рассказы, вскрывающие огромное самомнение автора».
А вот и собственно характеристика по результатам испанского периода.
«Стрик – человек застывший, ограниченный… Все это усложнено болезненным самомнением и самовлюбленностью… Ближе наблюдая его в Испании, я пришел к заключению: Стрик – типичный ударник, каких на границе было в свое время много. …Несомненно его волевые качества периода операций в Польше претерпели изменения к худшему и нуждаются в переоценке; способен на акт нервно, рывком, скорее из самолюбия, нежели по здравому мышлению. Функции самоконтроля отсутствуют; строго говоря, представляет собой материал для специальной работы шаткий и, я бы сказал, опасный. В руководители непригоден вовсе… В Испании он оказался человеком случайным и бесполезным. Будучи лишен руководства, в силу своей ограниченности, неуживчивости в общежитии и бестактности не нашел общего языка с испанцами… Для меня ясно одно: Стрик для данной миссии был безусловно непригоден. От руководства ничего не было сделано, чтобы его хотя бы несколько натаскать в этом вопросе. Предоставленный Стрику отряд был составлен неудачно из случайных людей, разнородных даже по политическим взглядам, что не могло не привести к конфликту… Однако оснований подвергать сомнению политическую физиономию тов. Стрика у меня не было и нет. Несмотря на явно отрицательную мою характеристику, данную, т. Стрику, я ставлю его в политическом и моральном отношении неизмеримо выше его товарищей по группе (белорусы Викторов и Саша – фамилию не знаю)».
«Белорус Викторов» – это, несомненно, земляк Орловского и будущий Герой Советского Союза Александр Рабцевич, который в Испании действовал под псевдонимом Виктор и был помощником командира Мадридского интернационального разведывательно-диверсионного отряда Льва Василевского. А кто такой «Саша»? Неужто Альфред – Герой Советского Союза Станислав Ваупшасов?..
Еще один «испанец» – сотрудник НКВД Н.М. Белкин (псевдоним Кади) в служебной характеристике на Орловского, датированной 17 июня 1940 года, писал:
«Судя по его рейсу в тыл Франко нельзя не отметить его храбрость… По возвращении из тыла Стрик ставил вопрос о его отправке домой, ссылаясь на болезнь, усталость и т.п. Никакие уговоры со стороны старших товарищей не изменили его решения… Стрик – малокультурный работник, хитер и малодисциплинированный».
Иных служебных характеристик Орловского испанского периода в архиве Первого главного управления КГБ СССР не обнаружено. Однако же любопытно было бы задним числом узнать, как сам Орловский характеризовал или мог характеризовать коллег Прокопюка и Белкина…
Каждая из стран-участниц войны в Испании репетировала там свое. А чего хотели испанцы-демократы – до конца не знали, совершенно очевидно, и сами они. Разногласий и прямых предательств внутри республиканского правительства было предостаточно. Москва же предлагала свой, совершенно четкий путь борьбы за народное счастье: врага, который не сдается, следует уничтожать всеми возможными способами – вплоть до диверсий на объектах сельского хозяйства в тылу, взрыва пассажирских поездов, поголовного истребления классово чуждого элемента.
И совершенно понятно раздражение Орловского соратниками-испанцами: надо стрелять, душить и резать, а те всякую хреновину разводят. В Испании Орловский был как раз тем пианистом, который играет как умеет.
«– Ты славный малый, но ты зря вздумал учить нас, как нам быть потом, когда ты сделаешь свое дело… И на что ты будешь похож, или, точнее сказать, на что ты будешь годен, когда окончится твоя служба Республике, предвидеть довольно трудно…» – Э. Хемингуэй, «По ком звонит колокол».
Годен награжденный орденом Ленина герой испанской войны оказался для одной странной должности в странном месте: завхоз сельхозинститута в городе Чкалове (Оренбурге). И вот тут-то пора вспомнить о странном периоде с 1930 по 1936 год, который биографы Орловского всегда упоминали вскользь.