69695.fb2 Масоны в России - от Петра I до наших дней - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 55

Масоны в России - от Петра I до наших дней - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 55

явно с масонских позиций, так как в революции они видели не "диктатуру пролетариата", а "духовное и социальное преображение человека, раскрытие всех его потенциальных сил и способностей, победу Света над Мраком, Добра над Злом". Обескураживающие реалии советской действительности не только ставили их в оппозицию к большевистскому режиму, но и показали ошибочность прежних представлений о скором и, главное, легком осуществлении масонского идеала. "Человек, - писал А.А.Солонович, - есть "Гроб Господень", освободить который можно только новыми крестовыми походами Духа, для чего и нужны новые рыцарские ордена - новая интеллигенция, если хотите, которая и положит в основу свою непреодолимую волю к действительной свободе, равенству и братству всех в человечестве" [1349].

К этому времени Алексей Александрович Солонович - преподаватель МВТУ им. Баумана - был известнейшим в своем кругу теоретиком мистического анархизма.

Его лекции в Кропоткинском музее, где он возглавлял секцию анархистов, или на дому - пользовались большим успехом у слушателей. После смерти А.А.Карелина 20 марта 1926 года А.А.Солонович становится духовным лидером не только Ордена, но и всего движения. Наиболее крупным и, к сожалению, не сохранившимся теоретическим трудом А.А.Солоновича является его трехтомное исследование "Бакунин и культ Иалдобаофа" (одно из воплощений Сатаны), ходившее в машинописном виде по рукам среди членов сообщества. А.А.Солонович был разочарован результатами Октябрьского переворота 1917 года. Большевики, доказывает он в своей книге, растоптали идеалы Октября, "предали", "задушили" революцию, последними вспышками которой он считал Кронштадтский мятеж и крестьянские восстания 1921-1922 годов.

"После Октябрьской революции моя установка по отношению к советской власти,- показывал он в ходе допроса 14 сентября 1930 года,- была:

принципиально не признал советской власти, как и всякой другой, но фактически считал невозможным и нецелесообразным вести против нее борьбу, так как такая борьба могла бы дать только победу буржуазии, ибо такова была общая ситуация и, в частности, положение самого анархического движения. Однако считал возможным и необходимым вести пропаганду анархических идей в легальных и лойяльных формах. До 1919 г. я входил в Московский Союз Анархистов, а затем во Всероссийскую Федерацию анархистов-коммунистов и анархистов. Состоял членом секретариата (кто входил в секретариат, кроме меня, я принципиально отказываюсь говорить)...

После смерти Кропоткина организовался Кропоткинский Комитет, в который я вошел (других членов принципиально отказываюсь называть). Моя работа в Комитете заключалась в музейной деятельности - собирание средств при помощи подписных листов, пожертвований, выступлений публичных и пр.: в архивной - собирании биографических материалов, писании очерков, библиотечной работе; в организационной - организации анархической секции Комитета, научной секции, социально-экономической и литературной, причем сам я состоял в анархической и научной секциях. Наконец, была пропагандистская работа, которая заключалась в написании статей и в лекциях по различным вопросам, связанным с личностью, мировоззрением и отдельными идеями Кропоткина ...

Мои лекции, читаемые в музее Кропоткина, дома или по приглашению на какой-либо квартире, стенографировались анархическим кружком и потом давались мною читать желающим. Их задачей было показать, как от любого мировоззрения можно прийти к анархизму. Особенное значение здесь имели религиозно-мистические установки, так как они свойственны очень многим людям, и гораздо целесообразнее не суживать анархизм до одного частного типа мировоззрения, но расширить его, показать его совместимость с любым..." [1350].

"По следам Иоалдобаофа, - предупреждал А.А.Солонович,- ползут лярвы, и бесовская грязь пакостит души людей и их жизни". Нигилистически, как и всякий масон, относился он и к русской православной церкви, которая нуждалась, по его мнению, не только в очищении от якобы присущего ей догматизма, но и в коренном реформировании.

А.Л.Никитин, ссылаясь на "обскурантизм", "доносительство" и ряд других "грехов" Русской Православной церкви, пытается оправдать эту позицию. "Изучая различные силы, действующие в истории общества, - пишет А.Л.Никитин, - Солонович не мог, конечно, обойти вопрос о Церкви достаточно острый для России 20-х годов. Большевики не просто разрушили российскую Православную Церковь, но и занялись физическим уничтожением людей, так или иначе с ней связанных. Сейчас, когда спала первая волна запоздалого сочувствия, все чаще задаются вопросом: как такое могло произойти? Как могла это допустить сама Церковь, занимавшая, по словам ее апологетов, "стержневое" место в сознании русского народа? Да и общество в целом довольно равнодушно смотрело на гибель национальных святынь. Именно в то трагическое время была заметна явная враждебность широких масс к Церкви; шли поиски новых духовных ценностей.

Те же тамплиеры - лишь одно из многих направлений религиозно-мистической жизни общества тех лет (вспомним популярность теософских и антропософских организаций, толстовцев и т.п.). Пожалуй, это можно назвать поисками новой религии, основанной на постулатах христианства, однако отрицающей его прежнюю организационную структуру.

Не претендуя на исчерпывающее решение этой сложной проблемы, можно сказать, что к началу XX века организация Русской Православной Церкви себя в достаточной степени дискредитировала: подчиненностью бюрократической машине государства, догматизмом, а порой и малой культурой. В отличие от католичества и протестантизма, Православная Церковь оппонировала обществу и науке и в организационном плане действительно была феодальным пережитком.

Для Солоновича церковная иерархия всегда представала "властнической структурой", построенной на подчинении и принуждении. Он резко выступал против той Церкви, которая подменяла учение Христа о любви и терпимости нетерпимостью к инакомыслящим, то есть несвободой духа. Солонович обращается к проблеме, обсуждавшейся еще на вселенских соборах: возможно ли наличие благодати у человека недостойного только на том основании, что он утвержден вышестоящей церковной инстанцией, когда "избранничество" подменяется "назначением""

[1351].

"Церковь еще задолго до революции потеряла паству, вызывая со стороны населения, в первую очередь образованного, неприязнь своим обскурантизмом, сотрудничеством с государством в области запретительной и доносительной, своим сопротивлением давно назревшим внутренним реформам. Она не сумела объединить общество и противопоставила себя науке, которая бурно развивалась в XIX веке ...

Не так ли было и в нашем случае? Анархо-мистицизм - не религия. Он не давал программы действий, не требовал исполнения устава, не вмешивался в личную и духовную жизнь человека. Анархо-мистицизм пытался убедить своих адептов лишь в том, что данная жизнь, имея физический конец, отнюдь не означает конца для духовной личности, которой не все равно, как будет пройден краткий, но обязательный отрезок земного существования.

В мире распада и разрушения, в мире крушения, казалось бы, всех ценностей эта философия, питаемая достижениями человеческого духа всех времен и всех культур, опиравшаяся на один из наиболее понятных для европейцев идеалов нравственной чистоты - рыцарство, - заинтересовала и увлекла множество людей. Их сознание было не способно смириться с разрушением многовековой культуры, с физическим уничтожением миллионов людей, по большей части не понимавших, что с ними происходит. Те же, которые понимали, видели, что у них отнята не только религия, но и вера. Они не верили существующей Церкви, ибо видели, как она предавала их прежде и предает теперь, пойдя на сотрудничество с убийцами. Они убедились, что пропасть разделяет Церковь (организацию)

и Учение, которое служителями Церкви было искажено.

Нужна была новая вера и новая религия. Эту потребность и использовал поток чувственной мистики, оккультизма, интерес к тайным (и не тайным)

учениям Востока. Но новые учения характеризовались либо ярко выраженным "учительством", либо попыткой уловить души обещанием наделить "сверхъестественными"

силами. Человек опять оказывался игрушкой в руках посредников, теряя представление о собственном пути и предназначении, о той естественной духовной эволюции, которая раздувает искорку, упавшую от Логоса в косную материю, в пламя, рвущееся к изначальному источнику Света.

Христианская церковь учила человека смирению и выполнению своих обязанностей.

Масонство провозгласило необходимость активных действий в круге этических задач. Обращение анархо-мистиков к гносису потребовало от человека не только упражнений а нравственности, но и знаний об окружающем мире (в том числе полученных мистическим путем). Это не обогащало его материально, не наделяло сверхъестественными способностями, однако давало спокойную уверенность в том, что он двигается вперед, в назначенном ему направлении, для дальней, непостижимой, но прекрасной цели" [1352].

Московские тамплиеры, по А.Л.Никитину, просто обязаны были заполнить тот ваккуум, который образовался в духовной жизни общества в начале века и подобрать ту паству, которую потеряла в это время Русская Православная церковь. Со стороны населения, особенно образованных классов, православная церковь вызывала очевидную неприязнь из-за своего "обскурантизма", сотрудничества с государством в области запретительной и доносительской, а также своим сопротивлением реформаторским ожиданиям русского общества, считает А.Л.Никитин.

Не пожалев черной краски для своей, православной церкви, которая "не сумела объединить общество и противопоставила себя науке, которая бурно развивалась в XIX веке", в качестве ориентира для наиболее адекватной оценки роли "Ордена Света" в духовной жизни страны А.Л.Никитин выбрал ... итальянского масона Дж.Гамберини, хотя, казалось бы, немало и своих.

"Возникла ситуация, аналогичная той, о которой (применительно к Западу)

говорил Дж. Гамберини, некогда Великий Мастер Великого Востока Италии, отмечая "универсализм" масонства: "Благодаря протестантской реформе, этическое единство западного мира прекратило свое существование в силу распадения христианства. Европейцы доказали, что они могут вполне обходиться без единства веры. Однако они оказались не в состоянии развиваться при отсутствии этического единства, общей нравственной ткани, связующей их воедино. Когда окончательно погибла иллюзия Священной Римской империи, а религиозное единство вступило в полосу трагического кризиса, вот тогда европейцы и обратились к масонству.

Оно приняло их в объятия своего конкретного универсализма, который тем прочнее, чем меньше в нем идеологических примесей"".

И выпады А.Л.Никитина против православной церкви, и его пассажи как о "новой вере", так и о "новой религии", которые, якобы, были нужны русским людям (каким? Уж не Вячеславу ли Иванову сотоварищи?), так и его рассуждения о "множестве людей", увлеченных "одним из наиболее понятных для европейцев идеалов нравственной чистоты " рыцарством", озадачивают. Очевидно, он не только глубоко вжился в тему, но и, быть может, сам того не замечая, впитал в себя и основные мировоззренческие установки "братьев-рыцарей". А они, как мы знаем, независимо от того, в какие бы бутафорские одежды они не рядились: тамплиеров ли, мартинистов или розенкрейцеров - в принципе одни и те же и легко вписываются в простую, но емкую формулу - граждане мира.

"Сейчас я понимаю, - пишет А.Л.Никитин, - что все они жили по заветам Ордена - по тем же заветам, по которым жили и действовали члены московского кружка Новикова и Шварца в конце XVIII века, "работавшие над камнем" - над собственной личностью, чтобы освободить от уз невежества, себялюбия и других пороков ту божественную искру, которая должна указывать каждому дорогу к свету истинного знания и любви, помочь противостоять распаду личности.

Собственно говоря, это и было самым важным в том деле, которое начиналось на "воскресниках" у Никитиных на Арбате разговорами о культурных и духовных ценностях, с катастрофической быстротой выпадавших из круга тогдашней жизни, с ее варварской идеологией "обостряющейся классовой борьбы". На собраниях в кружках не только читали легенды, о которых мы еще будем говорить. Здесь велись беседы о самовоспитании, борьбе с собственными недостатками, о необходимости овладения знаниями и мастерством в избранной сфере деятельности, чтобы через нее преобразовывать к лучшему окружающий мир, воспитывать нравственное чувство" [1353]. Яснее и не скажешь.

Разгром "Ордена Света" и связанные с этим аресты во многом были подготовлены борьбой, которую развернули в конце 1920-х годов против А.А.Солоновича его противники во главе с видным анархистом А.А.Боровым. Стремясь во что бы то ни стало убрать А.А.Солоновича из Кропоткинского музея и "захватить"

его, А.А.Боровой со своими сторонниками - т.н. "политические" анархисты не стеснялись в средствах, выставляя в печати А.А.Солоновича и Кропоткинский комитет во главе с В.Н.Фигнер и С.Г.Кропоткиной (вдова анархиста) как цитадель реакции и черносотенства [1354].

Апофеозом разнузданной кампании против московских анархо-мистиков стала статья Юрия Аникста против А.А.Солоновича, опубликованная в 1929 году в парижском анархическом журнале "Дело труда" [1355]:

"Преподаватель Московского Высшего Технического Училища по курсу математических упражнений; наследник покойного А.А.Карелина по "анархическим"

и оккультно-политическим делам и организациям, Алексей Александрович Солонович несомненно талантливая и незаурядная личность. Внешнее безобразие придает энергии его внушения особую силу, особенно действующую на восторженных натур и женщин. Громадная активность, пропагандистская и организационная, искупает его организационную бездарность, окружая его постоянно видимостью организационного кипения, вереницей эфемерных организаций. Бесконечные ордена и братства: Света, Духа, Креста и Полумесяца, Сфинкса, Взаимопомощи и т.п., целая иерархия оккультных, политических, "культурных" организаций, посвященных Иалдабаофу и его альтер эго - архангелу Михаилу, феерией болотных огней вспыхивают на темных и извилистых тропинках его жизни...

Талант Солоновича своеобразен. Он пишет стихи. Но они никуда не годны по форме и их нельзя понимать: это какой-то набор звонких слов и образов.

Он читает лекции и доклады, ошеломляет ими публику до одурения: столь они блестят эффектами остроумия, сравнений, неожиданных "новых" (хотя и вычитанных)

взглядов и оборотов. Но как я ни пытался самое позднее на другой день после их произнесения узнать от его слушателей, о чем же говорил в лекции Солонович, ни разу ни один, несмотря на все потуги, не мог ничего, кроме внешних эффектов, припомнить ...

Он написал труд "О Христе и христианстве", "Волхвы и их предтечи", "Бакунин-Иальдобаоф" и т.п. - бесконечный ряд трудов, кроме оккультных "Голубых сказок", пьес (подражая Карелину), медитаций и т.п. О "Бакунине-Иальдобаофе"

он ухитрился в два года написать шесть громадных томов... (на самом деле три, хотя и в шести экземплярах - Б.В.)".

Отрекомендовав его как "отъявленного антисоветчика и антисемита", Ю.Аникст припомнил командору помимо уже известной нам рукописи о М.А.Бакунине едва ли не все его прегрешения перед Советской властью, начиная от симпатий к кронштадтским мятежникам 1921 года и кончая принадлежностью к зарубежному масонству - словом, весь тот букет, который скоро будет предъявлен ему уже в качестве официального обвинения.

Первый "звонок" для анархо-мистиков прозвенел еще в ноябре 1929 года, когда ОГПУ была арестована группа молодежи во главе с Н.Р.Лангом, работавшая при библиотеке Кропоткинского музея над библиографией трудов П.А.Кропоткина [1356]. Однако по-настоящему за них взялись только в августе-сентябре 1930 года. 7 августа был "изъят" Н.А.Ладыженский, 14 августа в Мацесте арестовали Н.И.Проферансова - одного из руководителей сочинского филиала Ордена. Наиболее же крупная волна арестов пришлась на 11 сентября 1930 года, когда за одну ночь были арестованы Е.Г.Адамова, Г.И.Аносов, Н.К.Богомолов, Ф.Ф.Гиршфельд, Г.Д.Ильин, И.В.Покровская, Н.Н.Русов, А.И.Смоленцева, А.А.Солонович, И.Н.Уйттенховен (Иловайская), Н.В.Водовозов, Ю.Г.Завадский, И.И.Леонтьев, В.Н.Любимова. Е.Н.Смирнов, Н.А.Никитина, В.Ф.Шишко.

14 сентября были арестованы Д.А.Бем, Е.К.Бренев и И.Е.Рытавцев. 15 сентября - Г.К.Аскаров, А.А.Поль. 16 сентября - Л.А.Никитин, 24 сентября В.И.Сно, 25 сентября - И.Е.Корольков, 26 сентября - Е.А.Поль, 7 октября А.В.Уйттенховен и Н.А.Леонтьева, 11 октября - А.В.Андреев, 13 октября П.А.Корнилов, 1 ноября - В.Р.Никитина. Всего по делу проходило 33 человека [1357].

В ходе допросов некоторые члены сообщества пытались затушевать его подлинную сущность, делая упор на несерьезном, игровом характере "Ордена Света".

"В период 1924-25 годов, - показывал 23 января 1931 года Л.А.Никитин, увлеченный формами романтического искусства, я близко подошел к представлениям о рыцарстве как универсальной форме романтической культуры ... Никаких организационных форм, никакой мысли о воссоздании рыцарства в орденском смысле у меня не было и потому никаких уставов, никаких программ какого-либо действия тоже не предполагалось ... Лабораторные занятия, требовавшие участия иногда нескольких лиц, породили, по-видимому, у некоторых представление о действительном наличии рыцарской организации, чему могло многое способствовать.

Во-первых, наименование работы Орденом Света произошло от как бы некоего лозунга или девиза, под которым эта работа проводилась. Дело в том, что, взявшись за идею рыцарства, как материала для разработки, я прежде всего постарался отбросить все то историческое и классовое, что было связано с рыцарством Средневековья, взяв здесь рыцарство как бы в некой его абстракции.

Таким образом, был поставлен вопрос о вообще "светлом" рыцарстве, понимая под этим отсутствие всякого рода каких-либо иных его определений ... Наряду с этой основной работой наметилась также возможность идеологической проработки вообще проблем искусства под лозунгом искусства большого стиля в духе мистерии с привлечением соответствующей терминологии вроде "храма искусства". Мистериальная основа такого искусства взята была именно потому, что вообще представляла собой форму синтетического искусства, из которой в дальнейшем развился театр и другие виды искусства. Все это в целом, однако, не ставило никаких политических целей и задач, и те организационные формы, в которые это выливалось, существовали постольку, поскольку какой-то минимум организованности должен был быть для осуществления самой работы ...". Успеха, однако, эта тактика не имела.

Уже в ходе следствия выяснилось, что ряд арестованных, несмотря на приятельские отношения с "рыцарями", сами таковыми не являлись. Так, Н.Н.Русов, И.В.Покровская, Г.К.Аскаров, как вынуждено было признать следствие, никакого отношения к организации А.А.Солоновича не имели. Категорически отрицала свое участие в Ордене и Н.А.Леонтьева. Немногословными были и показания А.И.Смоленцева, В.Р.Никитиной, И.Е.Рытавцева.

Судя по всему, сами следователи не слишком интересовались орденскими делами. Главное внимание их было сосредоточено на констатации нелегального характера собраний и антисоветских высказываниях членов кружка. К моменту ареста ОГПУ, уже давно следившее за московскими анархо-мистиками, имело среди них своего агента - некоего Я.К.Шрайбера (Шрейбера). Существенную помощь следствию оказали и сами арестованные (Ф.Ф.Гиршфельд, И.В.Покровская, Н.В.Водовозов, В.Ф.Шишко), которые не только сами дали откровенные показания, но и охотно изобличали своих несговорчивых товарищей. Сознался и "командор"

Ордена А.А.Солонович [1358].