Генерал как заорет. И видим мы, что русский язык он чисто знает, хоть и английский генерал. Тут же он команду свою отменил, взревел:
- Сами вы разбойники! Вам не то что оружие - хлеба давать не будем.
Вот он и томит мужиков:
- Кто у вас руководит?.. Кто против белых народ смущает?
Сколько генерал ни топал ногами, ни одного слова от них не добился".
Так на Печоре встретили английских интервентов. Народ называл их "инстервентами".
После уж, когда я вышла на широкий простор жизни, когда с многими людьми встретилась, рассказывал мне печорский старожил, судовой механик парохода "Вега" Василий Андреевич Негодяев, как их команду заставили везти интервентов от моря к Ульсеновскому лесозаводу.
"Утром снялись с якоря - и дальше. Переводчик готовил завтрак генералу. Посматривает он на берег и показывает пальчиком:
- Вот здесь англичане построят новый английский завод на двадцать рам...
В это время мы проходили мимо Василькова озера, что недалеко от становища Юшино, против Кореговки".
Англичане хотели отнять у нас волю, посадить на шею народу царя, вернуть в Россию помещиков и капиталистов, а на Печору - ненавистного заводчика Ульсена.
Весь берег Мурманской пристани изрыли окопами, установили орудия.
Англичане собирались обосноваться здесь не на день или неделю, а надолго.
Заморские гости и белогвардейцы в Оксине, Виске, Куе, Никитцах, Пустозерске вербовали к себе в отряды самых последних бандитов. Они мучили мирных жителей, беззащитных старух, у которых сыновья ушли в Красную гвардию, привязывали к конским хвостам, детей сжигали заживо. Всего натерпелся народ. Ну, зато крепко досталось белым! Помнят люди, как их погнали с Печоры.
"Однажды сверху показался дозорный пароход "Артельный", - рассказывал Василий Андреевич. - Пароход этот дежурил прежде в Оксине, а сейчас на всех парах приближался к заводу. Английские офицеры переполошились.
- Остановить! - командуют.
С пароходов, что стояли у берега, одновременно раздались тревожные гудки. Но "Артельный" проскочил мимо завода и скрылся в направлении заставы, которая находилась в деревне Никитцы.
- Красные прошли к заставе! - ахнули белые.
В это время работник почтово-телеграфной конторы в Никитцах Виноградов решил подбавить страху перепуганным белым. Он и передал в штаб белых телеграмму, будто бы полученную из Усть-Цильмы:
"Усть-Цильма занята красными. Сейчас красные спускаются вниз по Печоре".
Тут поднялся великий переполох. Весь груз с берега и с пароходов белые сбросили в воду. Полетели ящики с английской свининой и галетами, с консервами и боеприпасами. Начальство сломя голову бросилось на разгруженный пароход и уехало в Архангельск, а отряд бросило на произвол судьбы. Когда белые удирали с Печоры на Мезень, их наголову разбили партизаны и отряды Красной гвардии".
4
В ту пору, когда белых прогнали, моему сыну Паше исполнился год. За это время он дважды у смерти был, горлом болел.
Однажды сунул Павлик ручонку в чашку с кипятком. И пришлось мне больного ребенка у чужих людей оставлять, надо было на низ отправляться. Жалко, да что ж делать, некогда было детей тешить.
На низах в этот год было шумно. Съехались туда мужики из разных деревень. Разговорам конца нет. Тут и мы, голубчане, прислушиваемся, хотим поболе знать про Советскую власть, про Ленина.
Жили мы все под лодками. Землянок не было. Соберемся в неловчий день все у одного места. Да еще с другой горки соседи приедут. Были тут и те, что от себя ловили, и те, что кулаками подряжены, - работники.
Вот и начнутся разговоры.
- Вот, - говорит один старик, - прежде на низах рыбы наловишь, домой приедешь, под горкой стоят баржи - красота! Рыбу выкатываешь да вываливаешь на баржу. Чердынцы бочки расколачивают, рассматривают, любуются. А тебе рюмочку за рюмочкой. Хозяин с тобой чокается, глядишь - и выпили. Сдашь рыбу - и напьешься, уши по земле волокутся. А нонче куда ее, рыбу, приведешь да кому отдашь? Волоки по фунтам да по пудам - весь исклянчишься.
Первое время на Печоре кооперации еще не было, местные кулаки помалу выменивали. Разве устьцилемы приедут да на ничто - на картошку да на репу - рыбу выменяют.
Вот старики и пеняли, что чердынцы перестали ездить. А то забыли они, что у чердынцев из долгов не вылезали. Я тут не вытерпела, напомнила.
Муж взглянул на меня, вздохнул, да ничего не сказал. Нелегко ему было, что жена его умом не живет. Только и мне хорошо не было, что мы с мужем врозь глядим. Никому я не могла свои мысли поведать: ни мужу верному, ни брату родному, ни другу ближнему. Хоть на старое-то я и смотрела, а все от него отодвигалась. Хоть и пятками вперед шла, а все от старого, а не к нему. К новому же, хоть и по куриному шагу, а все вперед подвигалась.
5
Когда я вышла замуж за Фому, было у него в доме шесть детей, седьмая невестка, два внука, а я - одиннадцатая. Старший сын Прокопий служил на войне. Невестка Серафима, жена Прокопия, как куроптиха, оберегала своих ребят - Ониску да Санка. Жили мы все вместе, дружно. И девки и ребята меня и мачехой не считали.
Все шло в добре да в согласии. А когда пришел с войны Прокопий, начались раздоры. Замужние его сестры, Ольга из Лабожского и Анна из Оксина, писали ему на фронт:
"Ты там кровь проливаешь, а отец у тебя здесь семью распложает. Уже и наша молодость прошла, а отцовой не начинаться..."
Показалось это Прокопию за беду. Он и холостой-то с отцом нехороший был, нравный да злой. А тут пришел с войны, не успел через порог переступить, скандал завел. Поздоровался он с отцом, ко мне подошел - я думаю, будет здороваться, а он ударил меня в лицо.
- Чтобы на моих глазах тебя не было!
Они меня не женой считали: без венца, так какая жена!
Драться не будешь, я встала и ушла в кухню, упала на кровать, лежу. Фома пришел вслед за мной. Прокопий с женой, с братьями да сестрами чай пьет, а мы с мужем одни. Фома меня успокаивает:
- Не плачь, все обойдется. Пасху проведем, отделю.
- Чего, - говорю, - делиться. Не хочу, чтобы из-за меня у вас разлад был. И у тебя не останусь, уйду.
На другой день утром поднялась я не поздно и ушла к соседке. Тут же пришел за мной муж, увел к своему брату и говорит:
- Помешкай праздники, а потом отделим Прокопия.
В праздники Прокопий пришел меня в гости звать.
- Прости, - говорит, - меня, я неладно поступил, у меня характер такой. Пойдем к нам праздники справлять.
Не пошла я. Пришел Фома, тоже зовет. Вдвоем с Прокопием увели меня. За столом я между ними сижу, оба они меня за руки держат и с обеих сторон мне платками слезы утирают. Кто бы чужой в то время смотрел - посмеялся бы.
Праздники согласно прошли, и после еще жили дружно. За стол всей семьей садимся, и меня не различишь между детьми мужа.
Весной поехали на ловлю. Ну а там и вышел скандал. Прокопий меня в зубы ударил, а меня за руки схватили - не успела камнем в него залепить.
Вернулись с путины, муж раздел начал. Побранился Прокопий при разделе, но драки большой не получилось. До драки дело дошло через полтора года. Прокопий сбил братьев Федора да Александра уйти от отца.