В конце ноября заседание членов правления собрали. А почти все правление наше в то время одного роду - Кожевины, свои да присвои. Один только Александр Тюшин не той семьи да Гриша Слезкин - муж моей падчерицы.
Гриша первый коммунар был, пока в макаровской коммуне пилось да елось, да веселиться хотелось. А когда коммуна рассыпалась да в колхозе работать понадобилось, тут он в Голубково приехал да в правление быстренько и пристроился. Меня он невзлюбил.
- Таких колхозниц принимать, - говорит, - лошадей умучим в больницу их возить. Да и ямщиков не хватит. Вези да еще не тряхни, чтобы сало не стряхнуть.
- Что ты, Гриша! - говорит ему председатель. - Где ты сало-то увидел? С ее жизнью никакое сало не удержится.
Я уж около слез сижу: думаю - хотела да радела, а тут, видно, уж не примут.
Все Кожевины сидят-молчат. Тогда Яша заговорил:
- Молчанкой, - говорит, - город не возьмешь. Говорить надо прямо, что есть на душе. Только отказать ей мы никак не можем. Хоть какая бы она пришла, а мы ее принять должны, потому - не из кулацких, а из батрацких она родов.
Кожевины опять молчат. А Санко Тюшин проворчал:
- Ну, так ведь у нас по привычке бумажных-то колхозниц держат. Считать начнешь - колхозниц много, а наряжать на работу некого. У одной ручка болит, у другой - ножка.
Это он намекал, что к заявлению у меня справка от Батмановой приложена: на тяжелую работу наряжать меня нельзя.
Все-таки проголосовали все за меня, кроме Гриши Слезкина. Тот встал, поклонился собранию.
- Поздравляю, - говорит, - с новой колхозницей. Теперь держись, работа.
И я встала:
- В колхоз я бежала бегом, - говорю, - и на работу не придется меня подгонять: работа - мой вечный друг.
Общее собрание не собиралось еще с месяц. А я уж не заботилась, знала, что меня примут.
И верно, в конце декабря меня записали в члены колхоза.
2
В ту пору я уже училась в школе ликбеза при нашем колхозе. Еще осенью приехал к нам в Голубково заведующий районо Сопилов с учителем, молодым парнем годов двадцати. Созвали нас на собрание. Объяснил нам Сопилов, что всем неграмотным надо учиться.
- Средства готовы - сельсовет дает, учитель есть. Только пожелайте учиться, поможем вам грамоту одолеть. В Советском Союзе неграмотных не должно быть.
А у нас все женщины были неучены. А кто и грамотным считался, так один глаз видел, а в другой не попадало. И все же заворчали:
- Не к чему нам учиться под старость. Смолоду жили неграмотными, а нонче уже нам столько не жить.
- День робишь да дома крутишься, да ребята одолевают, а тут еще учеба. Нет, уж нам не до грамоты.
А я сказала:
- Не знаю, как кто, а я буду учиться.
Таисья Маркова рядом стояла. Сухопарая, глаза как у совы. Вот она мне и буркнула:
- Плакать кто будет? Учиться начнешь - забудешь все и слезы.
- Забыть и пора, - говорю. - Мои слезы уже выплаканы, кручина прочь откинута. Время теперь не то и дело не то. Надо ума копить.
- Смолоду, - говорит, - не набрала, так под старость не накопишь. Да и слезы у тебя что-то скоро подсохли. Еще год не миновал, как муж помер, а уж и забыла.
- Солнце, - говорю, - взошло, роса высохла.
Завели бабы свое собрание, да Таисья Кожевина - она за председателя сидела - уняла.
- Довольно, - говорит, - ругаться. Надо дело говорить. Кто хочет учиться, записывайтесь.
- Пишите, - говорю, - меня первую.
С малых лет я у матери учиться просилась. Братишки по году учились, так и от них-то я каждое слово ловила, с той поры и буквы запомнила. Ребята в шкоду пойдут, и я без спроса туда же. Да не удалось мне у матери учение выпросить. Учительница и та мать уговаривала меня в школу пустить.
- У тебя, - говорит, - девка толковая, учить ее надо бы.
А у матери один ответ:
- Куда девкам с грамотой: письма парням писать, что ли? Без грамоты скорей брюхо не нарастит.
С той поры, где про учебу говорят, там я и жадничаю. Было бы время, так я самоучкой бы выучилась. А у хозяев время не вырвешь. Они грамоту добыть работному человеку не дадут: неграмотных им легче было обыграть. Без учения-то мы ровно как в карты играли, а козырей не знали. Хоть и недолго, а знавала я ученых людей и видела, как учение человека красит. Все-то он знает да понимает. Хотели меня Родионовы грамоте учить, да мать замуж отдала.
Вот я ликбезу-то и рада. Мне учеба показалась, как свет в окне.
Записалась я, а другие мешкают.
Подождали, голосовать начали. Опять только одна моя рука поднялась да председательница меня поддерживает.
- Было бы время, - говорят женки, - да годы бы помоложе, да ребят бы поменьше, без голосованья бы записались.
- Мы не востры да не быстры, - говорит Таисья Маркова, - так нам уж не учиться. На учительниц не выйдем, на счетоводов также. Где уж нам, голикам, с вениками знаться.
Сопилов отвечает:
- Хоть двое-трое будут учиться, а ликбез все равно откроем.
К концу собрания нас пять человек набралось.
Собрание проводили у Ивана Коротаева. Иван тут же и помещение указал:
- У меня стоит пустая кухня. Нагреть, так не хуже других школ помещение, что твой техникум в Нарьян-Маре.
Согласились с Иваном.
- Кто, женки, топить печку будет? - спрашивает председательша.