"Постиндустриальное общество"? Ростоу надо было бороться с Марксом. Противопоставить свой подход его формационному и классовому подходу. А противопоставив – еще в него и мину "конвергенции систем" заложить. Чем закончилась конвергенция – мы видим.
Все эти словечки надо не заглатывать, а расковыривать. "Информационное общество"... "технотронное общество"... "глобализация"...
Глобализация – это интернет и мобильные телефоны? Только идиот и провокатор может подменять социальное качество явления его техническими атрибутами. Глобализуются труд и капитал. Труд движется туда, где больше платят. И – разрушает западную цивилизацию, создавая общеизвестные миграционные феномены. Капитал движется туда, где надо меньше платить за труд. И – добивает западную цивилизацию до конца. Принося главный приз ("на блюдечке с голубой каемочкой") Китаю.
Феномен Косово показал еще раз, что слово "глобализация" – это фигура прикрытия, а на самом деле осуществляется "глокализация". То есть соединение глобального с локальным. Государства рвутся на части. Подменяются племенными региональными образованиями. Над ними что-то надстраивается ("Европа регионов", кстати, была проектом Ваффен СС). Идет война с национальным государством как таковым. А значит, – уничтожение проекта Модерн.
Информационное общество... Ах, мы перестанем воевать за ресурсы... Информация принадлежит всем...
Любая информация? Вы "опера" спросите, поделится ли он агентом с другим "опером"...
Меритократия... Государство экспертов...
Платон и Аристотель тоже описывали нечто вроде меритократии. А уж в средневековом Китае она временами была налицо. И что?
ДЕМИШУРИЗАЦИЯ ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ – ВОТ ЕЩЕ ОДНА ИЗ НАИБОЛЕЕ АКТУАЛЬНЫХ ЗАДАЧ. Не сумев ее решить, не выйдем из бессубъектности. А это чревато не теоретическими, а сугубо практическими издержками. Стратегия – не умствование. Это вопрос национальной судьбы.
Что, если Россия, не разобравшись, что к чему, впрыгнет в отцепленный вагон? Поясню на самом элементарном примере. Россия хочет войти во Всемирную торговую организацию (ВТО). Очень упорно хочет. Кто-то говорит, что это хорошо, кто-то – что это плохо. Но никто не говорит главного: будет ли ВТО через несколько лет?
Не я, а Вулфовиц и его разработчики (знаменитая альтернативная группа стратегической оценки "Би-2") сказали, что последний срок для победы США над Китаем – это 2017 год. Потом будет поздно.
Китай-2008 – это как бы Германия-1908. То есть молодая капиталистическая супердержава, рвущаяся использовать закономерности неравномерного развития при империализме. А ведь никто эти закономерности не отменил, их на время сдержал коммунизм, который выбил полмира из империализма. Но теперь весь мир опять там!
США-2008 – это как бы Великобритания-1908. То есть старая капиталистическая супердержава, пытающаяся сдержать молодую в условиях этого самого неравномерного развития. Сдержать в условиях глобализации – невозможно. То есть, конечно, возможно, но недопустимо издержечно для самих США. Если очень высоко поднять нефтяные цены (примерно еще вдвое), то возникнут очень серьезные проблемы и у Америки. Значит, задирать цены нельзя. Тогда что делать? Натравливать на Китай тибетцев, уйгур? Дело бросовое. Китайцы сепаратистов вырежут и продолжат "триумфальное шествие". Начинать разыгрывать против соперника старую карту "большой игры" (то есть стратегически "затачивать" на Китай ислам)? Дело более перспективное, но для современных США неподъемное. Воевать с применением ядерного оружия? Согласитесь, пока это чисто умозрительный сценарий.
Мои зарубежные знакомые говорят: "Американцы в итоге найдут правильное решение. Но только после того, как попробуют реализовать все неправильные". Неправильные и как бы очевидные, добавлю я.
Такое неправильное, но как бы очевидное решение, – остановить триумфальное шествие китайских товаров на мировых рынках и, прежде всего на рынке американском. А как остановить? Только через закрытие национальных внутренних рынков (конечно, прежде всего американского) тарифными и другими барьерами. Это несовместимо с правилами ВТО? Ну, сначала это будут как-то – косо-криво – совмещать. А потом, если не получится, доломают ВТО.
Именно к этому моменту мы сделаем все для того, чтобы в него вступить. Мы потратим огромные деньги, немеряные административные усилия, сломаем об колено кое-что из жизненно важного – ради сомнительных приобретений. Прыгнем в ВТО – и окажемся в отцепленном вагоне.
Хотел бы ошибиться в своем прогнозе. Не хочу его никоим образом абсолютизировать. Да мне это и не так интересно, потому что ситуация относительно мелкая. Но она яркая, и на ней удобно показать, что такое прыжок в отцепленный вагон.
Но какие еще могут возникнуть прыжки более важного типа?
Почему не считать таким "прыжком в отцепленный вагон" прыжок в Модерн, понимаемый как западный мегапроект? А Запад-то от этого мегапроекта отказывается (смотри Косово)! И что нам делать? Я уже показывал, что. Защищать Модерн вместе с теми, кто от него не хочет отказаться. Но, во-первых, это вовсе не называется входить в западную цивилизацию. Это прямо обратное. И, во-вторых, надо понимать, что с самим-то Модерном действительно все не вполне благополучно!
Следующий отцепленный вагон – капитализм. Надо честно себя спросить: капитализм – это совершенный общественный уклад? Но тогда он знаменует собой конец истории. Просто вместо слова "коммунизм" ставим "капитализм", и все.
А если капитализм вскоре станет несовместим с прогрессом, с духом Истории (который не умер, вопреки Гегелю), с идеей Развития как такового? Почему это могло произойти с феодализмом – и не произойдет с капитализмом? Ведь те, кто изобретали слова "постиндустриальное общество", "технотронное общество" etc, делали это не только для атаки на коммунизм, но и потому, что отчетливо видели тупики этого самого капитализма!
Что теперь планируется? Модерн пронизан духом Великой французской буржуазной революции и других великих революций того же типа, включая американскую. Так революции-то были буржуазные! Что теперь?
Стал ли капитализм тормозом? Если стал, то в чем именно? Мы, уходя от социализма, принесли колоссальные жертвы на алтарь построения капитализма. Если что-то и построили, то капитализм эпохи первоначального накопления. Да и это сомнительно. Хорошо, предположим, что построили. Нам надо выходить из первоначального накопления? Или что нам надо делать? Мы выйдем из него через десять лет, когда вожделенная для нас западная цивилизация поставит крест на капиталистическом проекте? Что, например, нет серьезных западных разговоров о перспективе отмены денег? Это моя фантазия?
Так не прыгнет ли Россия в отцепленный вагон? Ах, да, забыл, она начнет "строить капитализм в отдельно взятой стране". И с опозданием на двести лет... Это – солидное ноу-хау по части стратегического развития.
Мир входит в фазу турбулентности. Неопределенность стремительно наращивается. Она наращивается сама, или ее кто-то наращивает? И чем она порождена? Развитием как таковым? Неравномерностью этого развития? Или же... Или же торможением развития?
Ах, ох, будущее! Будущее – это не футурологическая, а политическая проблема. За будущее всегда отвечали левые силы. Правые же – отвечали за то, чтобы в погоне за будущим не разорвали цепь времен, не подорвали потенциал традиции.
Так кто нанес такой удар по левой идее вообще? А значит, и по политической базе будущего? Я не про разгром коммунизма, тут все понятно. Я про тотальный кризис всего левого. Например, про изымание из этого левого – любого морального содержания. Конечно же, и в 30-е годы ХХ века коммунистические западные движения позволяли себе определенное моральное легкомыслие (чего о реальном советском коммунизме сказать было вообще нельзя). Но это было легкомыслие как фон.
Теперь речь идет о другом. О том, что ничего, кроме легкомыслия, нет. Что борьба за права трудящихся подменена борьбой за права всех разновидностей извращенцев. Что стратегическая идея будущего вырвана с корнем. Что государственная страсть сведена к нулю.
Увидев призрак Банко, Макбет спросил: "Кто это сделал, лорды?" Не могу я здесь подробно обсуждать, кто это сделал. Но кто бы это ни сделал, мир входит в очередную турбулентность без субъекта будущего, субъекта стратегии, субъекта развития.
Иногда я сталкиваюсь с текстами, в которых обсуждается бесконечная сложность этих турбулентных потоков. Что сказать? Мир никогда не бывает прост. Он всегда бесконечно сложен по факту. А вот по идее он всегда прост. И потому эффективная модель может содержать в себе шесть, семь, восемь кластеров, но не более. Идея обозрима, мир – нет. Констатация сложностей турбулентного мира и даже описание сложностей не избавляют от необходимости моделирования. И от ответа на вопрос о том, что такое эта турбулентность? Это действительно конец Модерна? Тогда что "по ту сторону"?
Постмодерн? Так он и есть смерть развития! Концептуалистика не имеет права быть всеядной. Я готов преодолевать идеологические расхождения, но война – это война. И пока мы не скажем "постмодернистский враг", ясности не будет. Пока мы не осознаем, что этот постмодернизм тащит за собой суррогатную архаику, тащит не случайно, а чтобы уничтожить развитие, – мы будем кораблем без руля и ветрил, втягиваемым в самую чудовищную из всех турбулентностей, переживавшихся человечеством.
Как только мы скажем, что есть враг (и кто союзники врага), многое прояснится. И тогда в этих сложностях турбулентного мира можно будет разобраться. Можно будет различить, где кризис, а где катастрофа. Где исчерпание, а где бифуркация. И в чем генезис всего этого.
Если начнем этим заниматься всерьез, мы разберемся. Перестанем любоваться всем новым в его вариативности. И установим, где действительно новая ткань, а где элементарный гной.
Восстановить стратегическую культуру. Опираясь на нее, восстановить стратегическую инфраструктуру мысли. Отсеять шлаки и шумы. Освободиться от вирусов. Нащупать ось проблемы. Восстановить, наконец, стратегическую субъектность.
Вот то, без чего никакое развитие не начнется, и никакая историческая инициатива к России не вернется. Если действительно хотим вернуть эту инициативу – найдем в себе силы для преодоления интеллектуальной прострации, сна стратегической мысли, рождающего разнообразных (глубоко вторичных и глумливо-провокативных) чудовищ.
А сделав это – может быть, вернемся к сути своей?
Насмешки над "особым путем" в целом не беспочвенны. Нередко риторика особого пути призвана решать очень частные политические задачи. А то и задачи чужих центров сил. Да, бывает и так. Но подобная констатация никак не позволяет обнулить очень серьезное (и абсолютно позитивное) содержание, добытое величайшими умами России в мучительных поисках смысла собственной истории. И смысла истории вообще. Ибо эти искания осуществлялись в рамках стратегической линии, препятствующей и автаркии, и растворению в чужом и чуждом историческом содержании.
Восторг того же Томаса Манна перед Толстым, Достоевским и Чеховым – не похлопывание по плечу: "вот, мол, дикари, а как пишут". В основе этого восторга – страстный интерес к возможностям России как исторической личности сказать что-то новое о развитии. Причем не только новое, но и всемирно значимое.
Так что же мы имеем теперь?
Увы, советник Ельцина Ракитов и его подельники преуспели в своем начинании, рекламируемом как "смена ядра российской цивилизации".
Никакого нового ядра они не создали, да это и не планировалось. А вот то, что исторической личности по имени Россия (цивилизация там, или нет – это вопрос семантического лукавства) была нанесена беспрецедентная травма... Что удар, пробив защитные оболочки, достиг ядра исторической личности... Это – печальный факт.
Считать, что твоя историческая личность, в отличие от остальных исторических личностей, почему-то не может умереть, – глубоко наивно. И в чем-то антипатриотично. Потому что такая аксиоматика полностью исключает понятие смертного боя ("вот этот рубеж сдадим – и возврата не будет"). Если можно сдать любой рубеж и после этого вновь взлететь под небеса... Если тем самым все "сдаваемо", и точек невозврата нет, – то зачем бороться, жертвовать?
С чего начинаются любые переговоры, носящие фундаментальный характер? С того, что на что можно обменять? Полная чушь! Серьезные переговоры начинаются с неброской, но очень внятной манифестации, касающейся того, что НИКОГДА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ОТДАНО. НИКОГДА И НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. Это неотдаваемое и есть ядро. Все остальное – периферия.
"Такие-то и такие-то уступки несовместимы с жизнью моей исторической личности и потому совершены быть не могут". Без этой экзистенциально-политической установки – какая большая политика? И откуда возьмется такая установка, если властвует дежурный оптимизм ("и не такое еще бывало", "кривая вывезет", "ништяк, прорвемся!" и так далее)?
Нет потерь, несовместимых с жизнью исторической личности? Ну что ж, тогда, в каком-то смысле, возможны любые уступки! И по этому поводу есть лукавые псевдопатриотические заходы (мол, была Золотая Орда, ярлыки на княжение, "и через такое проходили, и ничего").
На самом деле произошедшее с Россией за последние двадцать лет – беспрецедентно. Конечно, у исторической личности есть глубочайшая потаенность. А значит, и защищенность. Ее ядро (или то, что Мигель де Унамуно называл "интраисторией") очень устойчиво и может пережить колоссальное количество различного рода травм. Но не любые травмы! Есть и несовместимые с жизнью.
Государство – не фетиш, каковым его считают "ура-патриоты". И не враг личности, каковым его считают "ура-либералы". Оно не аппарат классового насилия, каковым его отрекомендовывали марксисты. И не средство согласования классовых интересов (оппонирующая марксизму социал-демократическая и "попперианская" точка зрения). И даже не средство обеспечения максимального процветания и благосостояния населения (так называемая "прагматическая" точка зрения).
ГОСУДАРСТВО – ЭТО СРЕДСТВО, С ПОМОЩЬЮ КОТОРОГО НАРОД СОХРАНЯЕТ И РАЗВИВАЕТ СВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.
То есть, во-первых, это средство.