В. Брюсов
Транзиторная гомосексуальность подростков
Напомним, что половое поведение стадных животных отрабатывается в группах “холостого” молодняка. В однополых играх самцы постигают последовательность реакций и поз, которые понадобятся им потом в спаривании с самками.
У человека период детства несравнимо продолжительнее, чем у животных. Возрастные этапы, когда обретается основополагающая информация о половом поведении, появляется способность к её эротическому восприятию и, наконец, становится возможной её практическая реализация, разделены долгими паузами.
Раньше всего дети постигают разницу между полами, осознавая при этом свою собственную сексуальную принадлежность. Половая идентификация обычно эмоционально окрашена. Малыши негодуют, если кто-то ошибается в определении их пола.
В отличие от животных, закрепляющих в памяти приёмы полового поведения с помощью сексуальной разрядки, дети, играя в “папы-мамы”, в “доктора” и т. д., обычно не испытывают полового возбуждения. Однако важность этих игр для становления полоролевого поведения в будущем ничуть не меньше, чем роль гомосексуальных игр детёнышей обезьян. Сексологи убеждены, что пропуск этих этапов приводит к блокаде сексуального развития и к половым расстройствам у гетеросексуальных взрослых. Напротив, активная роль, усвоенная мальчиком в играх с детьми обоих полов, позволяет ему, даже вопреки его “ядерной” гомосексуальности, реализовать бисексуальное поведение в юности.
О соотношении однополых и разнополых сексуальных игр детей можно судить по статистике, полученной А. Кинси при расспросе взрослых. Насколько они могли вспомнить, сексуальные игры со сверстниками своего пола практиковали в детстве 33% женщин и 48% мужчин; с партнёрами противоположного пола – 30% женщин и 40% мужчин.
Чтобы оценить эти цифры, следует учесть множество факторов, влияющих на половое поведение детей и подростков.
Важным фактором является половая сегрегация детей. Обычно мальчики и девочки объединяются в однополые группы. “Девчонки – ябеды и сплетницы; они ничего не смыслят в мужских делах; они слабы физически и чуть что, начинают плакать”, – считают мальчики. Подобная “идеология”, как и утрированно мужское поведение подростков, призваны закрепить их мужскую идентичность.
Девочки организуют свои компании, обмениваясь информацией о сердечных увлечениях, любимых артистах, о тонкостях и преимуществах тех или иных “женских” занятий.
По мере полового созревания эротическая заинтересованность подростков возрастает. К прежним интересам, связанным с исследованием гениталий, собственных и чужих (о взаимном рассматривании их в разнополых и однополых детских компаниях упоминают 100% мужчин и 99% женщин), присоединяется интенсивное желание сексуальной разрядки (аналог полового поискового инстинкта животных). Это время подростковой гиперсексуальности, переходящей затем в юношескую. Понять его помогает эксперимент, демонстрирующий “накопление полового инстинкта” у животных. Лоренц отбирал у самца горлицы самку, регистрируя затем объекты, вызывающие у него токование (ритуал ухаживания): “Спустя несколько дней после исчезновения самки своего вида, самец горлицы был готов ухаживать за белой домашней голубкой, которую он перед этим полностью игнорировал. Ещё через несколько дней он пошёл дальше и стал исполнять свои поклоны и воркования перед чучелом голубя, ещё позже – перед смотанной в узел тряпкой; и, наконец, через несколько недель одиночества стал адресовать своё токование в пустой угол клетки”.
Собственно транзиторная гомосексуальность приурочена к подростковому и юношескому возрасту.
К началу полового созревания половая сегрегация ещё сохраняется. Кроме того, происходит процесс группирования, столь необходимый для эмансипации подростков от влияния родителей. В однополых группах царит утрированно маскулинное поведение. Подчиняясь законам гетеросексизма, мужская идентификация приобретает особую важность. Возникает клубок противоречий: с одной стороны, резко возрастает потребность в сексуальной разрядке, с другой – возможность контактов с противоположным полом резко ограничена; пассивная же роль в гомосексуальных связях осуждается и презирается. Самый доступный способ снятия дискомфорта – онанизм. Групповая и взаимная мастурбация в этом возрасте – обычное явление. В обход догмам гетеросексизма, всерьёз и в шутку практикуются однополые сношения (при анкетировании, проведенном разными исследователями, в них признаются от 14 % до 37 % всех опрошенных). Как правило, при равной степени маскулинности обоих партнёров, подобные гомосексуальные контакты скрываются от остальных членов группы. Если же один из участников подобной пары испытывает гомосексуальное влечение, то ему приходиться прибегать к уловкам, чтобы сохранить уважительное отношение к себе. В этом плане типичны признания гомосексуального журналиста Дмитрия Лычёва, опубликованные в Интернете:
“Мне ещё не было 13, когда я ни с того ни с сего почувствовал острую необходимость у кого-нибудь отсосать. Конечно, мне тогда и в голову не могло прийти, что это гомосексуальностью зовется, я и слов-то таких не знал. На летние каникулы я уезжал в деревню к бабке. Был у меня там друг, на год старше, с которым мы ходили купаться, на рыбалку, по грибы. Грибы-то и стали судьбоносными. Вернее, это я их сделал судьбоносными. Даже в том возрасте я уже был мальчиком смышлёным и понимал, что попросить пососать просто так – значит просто потерять в общем-то единственного друга, который бы попросту счёл тебя за перверзного и, стало быть, небезопасного. И я своими маленькими мозгами разработал план. Мы пошли по грибы. Друг мой был изрядным спорщиком, мы часто по разным пустякам заключали пари. На щелбаны в основном. <…>
А тут я предложил ему как бы в шутку, что можно поспорить на минет (понятно, что я обозвал это тогда как-то по-другому). Покосившись, он принял пари. Для выигрыша рта друга нужна была малость – первым найти гриб. Вы уже знаете, чего хотелось мне, и поэтому я пропустил четыре больших гриба, прежде чем он издал победный крик. (За ними я потом незаметно вернулся). Ну и всё. Этим в тот день всё и кончилось.
Он вспомнил назавтра. В самый неподходящий момент – по ТВ шёл футбол. Говорит: А ты помнишь, на что мы вчера спорили? Я лишь немного поломал из себя целку (а оно так и было!), потом, сидя в кресле, просто открыл рот, он подошёл... Сердце стучало так, что наверняка пульс передался и тому мягкому предмету, который я ощутил во рту. Не могу сказать, что мне понравились вкус, запах и т. д. Я тащился только от осознания, что во рту у меня молодой красивый член. Да ещё член моего друга. У него так не встал, мы через пару минут бросили это занятие. Он в шутку обозвал меня вафлёром, я в шутку обиделся. Назавтра мы пошли купаться и заговорили о бабах (понятно, это была моя инициатива – мне хотелось закончить то, что вчера начали). Он возбудился и захотел повторить вчерашнее. Я опять ломался лишь чуть-чуть. Сегодня стояло. Он хотел в зад. Не получилось. Моя дырка, с мышиный глаз величиной, противилась силой всех своих маломощных мышц. Зато он кончил в рот. Та же история – ни вкус, ни цвет, ни запах не прельщали. Тащился от того, что знал – мне спустили в рот сперму. <…> Так и повелось до сих дней: в постели я люблю скорее мозгами, чем, как сказал бы поэт, душой или сердцем. <…> Все каникулы он меня просношал, пару раз – я его” .
Чаще, конечно, старший подросток совращает младшего, но, в целом, опыт Лычёва не противоречит статистике Кинси. По его данным, более 60% из тех, кто имел опыт однополой любви, вступили в половой контакт в 12–14 лет, при этом в 52,5% случаев их партнёрам было по 12–15 лет, в 8% случаев первый партнёр был младше, а в 14% случаев – старше, в возрасте 16–18 лет.
Гораздо менее счастливо, чем у Лычёва, может обернуться дело, если гомосексуальная связь реализуется не в паре, а в группе. Тогда пассивный партнёр превращается в человека второго сорта, причём достаточно часто эта роль навязывается вполне гетеросексуальным подросткам, которые просто не могут постоять за себя или становятся жертвами шантажа.
Поскольку гомосексуальные игры подростков практикуются реже, чем разнополые, очевидно, что в отличие от молодняка стадных животных, транзиторная гомосексуальная активность для людей не столь уж важна. Об этом свидетельствуют и кросскультурные наблюдения.
Одни народы считают гомосексуальность необходимой фазой гетеросексуального созревания. Работы этнолога Гилберта Хердта (Herdt G., Цит. по У. Мастерсу с соавт., 1998) сделали знаменитой новогвинейскую народность самбия. Её представители уверены, что мальчики могут достичь полноценной мужественности с помощью лишь одного средства – юношеской спермы, регулярно заглатываемой на протяжении 6 – 7 лет. С этой целью, начиная с семилетнего возраста, они ежедневно делают фелляцию своим 16–18-летним соплеменникам, не состоящим с ними в близком родстве и пока ещё не практикующим введение члена во влагалище. Достигнув возраста 16 лет, каждый сам становится активным партнёром. Вступив в брак, юноша ограничивает супружескую жизнь всё теми же орогенитальными актами, деля свою сперму поровну между юной женой и опекаемым им мальчиком. Только с того момента, когда жена достигнет периода зрелости и у неё появятся месячные, супруг начинает полноценную гетеросексуальную жизнь. При этом гомосексуальную активность он прекращает навсегда. Самбия считают, что, побывав во влагалище, половой член становится губительным для мальчика, взявшего его в рот. Тот, кто не подчиняется подобной регламентации, считается “извращенцем” и всеми презирается. Речь идёт, в первую очередь, о тех 4 – 5 % мужчин, кто предпочитает однополую близость гетеросексуальной. Так что “ядерные” гомосексуалы, принадлежащие народности самбия, получают свою порцию гомофобного осуждения сполна, хоть, по европейским меркам, и с некоторым запозданием.
Между тем, малочисленные первобытные племена обходятся и без однополых групп (из-за нехватки мальчиков), и без транзиторной гомосексуальности. Этнолог Клод Леви-Стросс (1984) так описывает игры детей, которые когда-то вступят в брак: “Иногда они ведут себя как настоящие супруги: покидают по вечерам семейный очаг и переносят головешки в какой-нибудь уголок лагеря, где зажигают свой огонь. Они устраиваются подле него и предаются в меру своих возможностей такому излиянию чувств, что и старшие, взрослые бросают на эту сцену весёлые взгляды”.
У народов, достигших современного уровня цивилизации, однополые группы и транзиторная гомосексуальность – явления типичные, несмотря на систему гетеросексизма.
Нейроэндокринное обеспечение гомосексуального поведения у подростков различно. У некоторых половая потребность минимальна, тем не менее, гомосексуальность порой наблюдается и у них, принимая подражательный характер. Это выясняется, если много лет спустя, женатый человек обращается к сексологу по поводу сексуальной дисгармонии, вызванной слабостью его половой конституции. К удивлению врача, пациент может поведать о своём богатом гомосексуальном опыте в подростковом возрасте. На вопрос, что толкало его на однополые связи, он уверяет, что стремился к сексуальной разрядке. Между тем, он и онанизмом-то не занимался. Конечно же, его гомосексуальность была подражательной, индуцированной сверстниками. Наблюдения над лицами, практиковавшими в детстве подражательную однополую активность, служат доказательством реальности и распространённости транзиторной гомосексуальности, но, разумеется, динамика у той и другой различна. Подражательная гомосексуальность с распадом однополых групп подростков исчезает сама собой. Транзиторная же может перерасти в заместительную гомосексуальность.
Заместительная гомосексуальность
Заместительная гомосексуальность – явление, обычное для учебных заведений закрытого типа, флота, армии и мест лишения свободы. Она порождается фрустрацией влечения к противоположному полу; при этом однополые акты могут сопровождаться гетеросексуальными фантазиями. Как только появляется возможность реализовать половое влечение к женщинам, заместительная гомосексуальность прекращается.
Все противоречия, свойственные транзиторной гомосексуальности, остаются в силе при реализации заместительной однополой активности. Они становятся более наглядными, если обратиться к поведению так называемых хастлеров – молодых людей, занимающихся гомосексуальной проституцией на Западе.
Об их нынешних российских собратьях речь не идёт, поскольку они – самые обычные “голубые” и бисексуальные юноши и мужчины, делающие бизнес на особенностях своей сексуальной ориентации. Любой из них безропотно выполняет прихоти заказчика, не выдавая собственных претензий (если, конечно, таковые есть) считаться не геем, а гетеросексуалом.
Представитель же большинства западных хастлеров (называемый на сленге baggage-boy или goofer) придерживается особой тактики, которая, вопреки способу его заработка, позволяет ему отмежеваться от геев, причислив себя к гетеросексуалам. Во взаимоотношениях с клиентом он демонстрирует своеобразную сдержанность: мол, так уж и быть, я позволяю тебе получить удовольствие, но для меня оно остаётся сомнительным; по-настоящему я испытываю “кайф” лишь с женщиной. Такой хастлер избегает “нежностей” и поцелуев с партнёрами. Обязательным условием считается его активная роль в сексе. За схемой такого поведения могут скрываться самые разнообразные чувства и желания. Большинство из подобных хастлеров – бисексуалы, а кое-кто из них чувствует себя с гомосексуальным партнёром гораздо комфортнее, чем с женщиной, и в глубине души сознаёт свою девиантность. Однако отказ от гетеросексуальной идентичности означал бы для него потерю уважения со стороны окружающих и самого себя.
Всё это проливает свет как на эмоции, связанные с заместительной гомосексуальностью гетеросексуальных мужчин, так и на характерные проблемы гомосексуалов. От горлиц, оставшихся без пары и попавших в ситуацию накопления полового инстинкта, одних отличает потребность в самоутверждении с демонстрацией презрительного отношения к гомосексуальным партнёрам; других – невротический страх перед девиацией и отказ от её реализации; третьих – отрицание собственной гомосексуальной природы, порой вопреки достаточно интенсивной и регулярной однополой активности. В исследовании, проведенном работниками Национального агентства здоровья и общественной жизни США (Laumann E. O. et al., 1994), предлагались анкеты с вопросами о характере половой идентичности (кем себя считает опрашиваемый: гетеро- или гомосексуалом?), о наличии полового влечения к лицам своего пола, а также о наличии гомосексуальных половых контактов. Лишь 24 % из 143 мужчин (общее же количество опрошенных составляло 1410 человек) ответили утвердительно на все три вопроса. Ещё 44 % мужчин, заявляя о наличии у них гомосексуального желания, тем не менее, сочли себя гетеросексуалами, даже не помышляющими о реализации своего однополого влечения. 22 % признались, что живут с партнёром собственного пола, но заявили, что делают это “без желания” . Что же касается ещё 1 % опрошенных мужчин, то они признали свою гомосексуальную идентичность, отметив, что не реализовали однополого влечения. Наконец, 2 % отнесли себя к гомосексуалам, но дали отрицательный ответ на вопрос о наличии у них как соответствующего полового поведения, так и желания.
Разумеется, у большинства лиц, практикующих гомосексуальную активность, она имела заместительный характер, когда половая роль не совпадает с половым предпочтением. Однако возможно ли вступать в однополый контакт без сексуального желания? Даже если бы кого-то принудили к этому, вызвав у него эрекцию под гипнозом, то и тогда речь шла бы об эротическом желании, хотя бы и внушённом. Словом, очевидны две закономерности:
Во-первых, сам факт того, что множество мужчин охотно практикует гомосексуальную активность, казалось бы, вопреки своим половым предпочтениям, свидетельствует не только о необоримости желания половой разрядки в периоде юношеской гиперсексуальности, но и о неполноте дефеминизации соответствующих нервных центров в ходе половой дифференциации головного мозга. Похоже, это явление весьма распространено.
Во-вторых, подавляющему большинству опрошенных, как гетеро-, так и гомосексуальной ориентации, свойствен конфликт между стремлением к однополой близости и нежеланием признаться в нём себе и другим. Часть из них не решается реализовать своё гомосексуальное влечение из-за робости или нежелания связываться с малопрестижной прослойкой общества; другие по механизму психологической защиты отрицают собственную принадлежность к геям, вопреки тому, что живут с партнёрами своего пола.
Итак, гомосексуалами хотят быть далеко не все те, кто способен на однополую близость. Но если транзиторная и заместительная гомосексуальность легко и без сожаления отбрасываются за ненадобностью, заменяясь при первой же возможности гетеросексуальным образом жизни, то с “ядерной” дело обстоит иначе.
“Ядерная” гомосексуальность
“Ядерную” гомосексуальность вызывают стрессы, переживаемые беременной; её заболевания: ревматизм, токсикоз беременности, гипертония, болезни желёз внутренней секреции, а также приём женских половых гормонов и определённых медикаментов (резерпина, снотворных, нейролептиков).
Основной фактор, определяющий развитие “ядерной” девиации у мужчин – низкий уровень андрогенов, вырабатываемых зародышевыми яичками в критический период половой дифференциации мозга.
Гомосексуальность, тем более “ядерную”, как правило, ошибочно отождествляют с пассивностью и с отсутствием традиционно мужских качеств, свойственных сильной половой конституции. Подобный взгляд подкрепляется, казалось бы, и фактами, добытыми экспериментально. Известно, что дефицит андрогенов, полученный кастрацией или иным способом в критическом периоде половой дифференциации мозга, вызывает у подопытных самцов гомосексуальность. Если же новорождённым крысам-самцам дать тестостерон, то, став взрослыми, они будут отличаться гиперсексуальностью. Чаще контрольных животных они совершают маунтинг (покрытие рецептивных самок, находящихся в периоде течки), чаще добиваются интромиссии (введения полового члена) и эякуляции (Dörner G., 1972, 1976). Что же касается лордоза (специфического для рецептивных самок прогибания спины с отведением хвоста в сторону), то ни он, ни другие женские поведенческие реакции у них почти не наблюдаются.
Эти наблюдения Дёрнера противоречат, казалось бы, его же собственным экспериментам. Большая доза андрогенов, введённая в критическом периоде половой дифференциации мозга, приводила экспериментальных животных при достижении ими половой зрелости не к гиперсексуальности, а, напротив, к снижению половой активности (Dörner G., Hinz G., 1971). Но если самцу, получившему сразу после рождения 1 мг тестостерона (что в 50 раз выше дозы в 20 мкг, полученной экспериментальной самкой, речь о которой пойдёт чуть позже при обсуждении истинной бисексуальности), назначить в зрелом возрасте андрогены, его поведение станет гиперсексуальным. Иначе говоря, избыточная доза тестостерона, полученная новорождённым крысёнком, подавляет активность его гипофиза и снижает чувствительность яичек к гонадотропину, но зато повышает активность центров, обеспечивающих поведение по мужскому типу.
Высокий уровень андрогенов в головном мозге мужского зародыша предопределяет будущую гиперсексуальность мужчины и в какой-то мере даже формирует тип строения его тела. Между тем, возникновение гомосексуальности, тем более “ядерной”, напрямую связано с дефицитом зародышевых андрогенов. Возможно ли, в таком случае, её сочетание с сильной половой конституцией, в основе которой лежит высокий уровень мужских половых гормонов?
Чтобы разрешить подобное противоречие, сопоставим динамику процессов, происходящих в организме беременной женщины и в тканях зародыша, повторив применительно к человеческому виду то, о чём в предыдущей главе говорилось о мышах.
С первого же дня существования плацента превращается в эндокринную железу, продуцирующую женские половые гормоны, а также хорионический гонадотропин (от названия одной из составных частей плаценты – хориона). Секреция же гипофизарных гонадотропных гормонов у беременной неудержимо падает, полностью прекращаясь на втором месяце (Мицкевич М. С., 1978). Динамику секреции хорионического гонадотропина у людей изучали И. С. Розовский с соавторами (1966). Пик его секреции приходится на первые две недели; высокий уровень гормона легко обнаруживается в моче женщины, что позволяет диагностировать беременность уже на самых ранних сроках. В конце этого периода его выработка снижается, падая к исходу второго месяца до уровня, составляющего едва лишь треть от былого максимума. В самом конце беременности она вновь вырастает в десятки раз по сравнению с уровнем плато, установившимся ко второму месяцу.
Яички зародыша подчиняются стимулирующему воздействию гонадотропного гормона плаценты. Они могут быть обнаружены уже на четвёртой неделе беременности (длина зародыша в этом возрасте составляет всего 3–4 мм); тестостерон в их тканях определяется с девятой недели (Резников А. Г., 1982). Максимум секреции андрогенов приходится на период с 11-й по 25-ю неделю. Во время этого первого критического срока концентрация тестостерона в крови зародыша такая же, как у взрослого мужчины.
Нетрудно заметить, однако, что первые критические сроки максимальной секреции гонадотропина и андрогенов совпадают не полностью. Это можно объяснить только одним – спад секреции хорионического гонадотропина, начавшийся с четвёртой недели, компенсируется началом работы зародышевого гипофиза. Эксперименты, проведенные Шураки на зародышах кроликов и обезьян, показали, что удаление их мозга или разрушение гипофиза приводит к резкому спаду выработки андрогенов, хотя и не к её полному прекращению (Chouraqui J. et al ., 1977). Подобная закономерность характерна и для человеческого вида. Иными словами, хотя рост и развитие яичек определяется как гонадотропинами гипофиза зародыша, так и плаценты, основным фактором, определяющим их функцию в периоде половой дифференциации головного мозга по мужскому типу, является развивающаяся гипоталамо-гипофизарная система.
Второй пик секреторной активности плаценты, наблюдающийся перед самыми родами, вызывает мощную стимуляцию яичек плода. Концентрация тестостерона в крови новорождённого мальчика почти приближается к максимальному уровню первого критического срока. Но, оказавшись вне стимулирующего воздействия материнского организма, яички новорождённого реагируют быстрым спадом продукции андрогенов. Через неделю после рождения уровень тестостерона снижается в 10 раз. Такой резкий перепад приводит к растормаживанию гонадотропной функции гипофиза ребёнка, вызывая мощный выброс лютеотропного гормона и, как следствие, новый подъём уровня тестостерона. Его продукция к концу второго месяца жизни в 10–12 раз превышает уровень, отмеченный в конце второй недели. Этот механизм подтверждается исследованиями Фореста с соавторами (Forest M. G . et al., 1974), сравнившими продукцию андрогенов в течение первых дней жизни у преждевременно родившихся новорождённых с теми, кто появился на свет в срок.
Постепенно эта гормональная буря стихает. К концу седьмого месяца жизни концентрация тестостерона в крови мальчика уменьшается в 90 раз по сравнению с той, что наблюдалась у него ранее, в периоде второго критического срока, оставаясь на таком низком уровне до наступления полового созревания, то есть до 11–13 лет (Forest M. G . et al., 1974).
Нетрудно понять мудрый замысел природы, предусмотревшей предродовой пик активности плаценты. Подъём, а затем резкий спад секреции андрогенов в полной мере включает механизм обратной связи (по мужскому типу) между яичками и гипофизом. Кроме того, избыток андрогенов, достигаемый в конце внутриутробного развития и, главное, во время второго критического срока, нивелирует многие дефекты андрогенизации головного мозга, если они имели место ранее. Многие, но не все. Ведь к этому сроку половая дифференциация головного мозга завершилась. Каким бы высоким ни был уровень тестостерона “вдогонку”, какой гиперсексуальностью он не наделял бы мужчину впоследствии, всё это не в силах исправить уже сложившийся гомо- или бисексуальный тип строения и функционирования центров, ответственных за сексуальную ориентацию.
Итак, поскольку сроки становления половой конституции продолжительнее сроков критического периода половой дифференциации головного мозга, сильный тип половой конституции вполне может сочетаться с “ядерной” гомосексуальностью мужчины. Иными словами, сильная или слабая половая конституция наблюдаются у гомосексуалов с той же частотой, что и у гетеросексуальных мужчин. В повседневной практике сексолог наблюдает самые разнообразные сочетания вариантов половой конституции типов телосложения и проявлений “ядерной” гомосексуальности. Девиация может сопровождаться феминностью, физической и поведенческой, но “ядерными” гомосексуалами бывают и атлеты, и внешне грубые “мужчины-самцы”, задиры и драчуны. Иногда же, внешность и манеры приобретают своеобразный мозаичный характер: утрированная мужественность сочетается с феминными чертами. Следует добавить, что воспитание и социальный опыт, накладываясь на биологические особенности индивида, делают клубок причин, определяющих его половое поведение, неповторимым, но вполне доступным анализу.