Но уехать ему удается только в Болдино, в Москву, в Полотняный Завод и к теще в Ярополец. На это ушла вся осень - лучшее поэтическое время для Пушкина.
В середине октября 1834 года он возвращается в Петербург. Вся семья уже дома. Присутствие сестер Гончаровых не только осложнило семейную жизнь Пушкина, но и внесло дополнительное напряжение.
В результате - отчужденность, холодность жены, гнев и ревность мужа.
А Жорж Дантес уже несколько месяцев в Петербурге. Он принят в кавалергардский полк. Его знают император и императрица. В начале года с ним знакомится Пушкин и приглашает в свой дом.
По иронии судьбы, барон Жорж Дантес оказался очень дальним родственником Натальи Николаевны. По материнской линии он внук графини Елизаветы Федоровны Вартенслебен, жены графа Алексея Семеновича Мусина-Пушкина. Граф Алексей Семенович доводился шестиюродным братом Надежде Платоновне Мусиной-Пушкиной, - бабушке Натальи Николаевны. От Мусина-Пушкина шла прямая линия к ветви Пушкиных. П.Е. Щеголев писал, что их "родство кровное, хотя и весьма отдаленное, - по общему предку Радше".
Дантес проявляет определенный интерес к жене Пушкина, но это не выходит за пределы допустимого. Он бывает в их доме, ездит с ней на прогулки.
Одна из таких прогулок описана неким анонимным лифляндцем. Он относит события к лету 1834 года, но ошибается: летом Натальи Николаевны в Петербурге не было. Скорей всего, прогулка могла состояться после приезда сестер в Петербург в октябре 1834 года. Автор отмечает, что с Натальей Николаевной были её сестры.
Итак, начало октября 1834 года. Острова. Дача графа Виельгорского: "После обеда доложили, что две дамы приехали верхами, желали поговорить с графом. "Знаю, - весело сказал Виельгорский. - И они мне обещали заехать", - и взял меня с собою на балкон. На высоком коне, который не мог стоять на месте и нетерпеливо рыл копытом землю, грациозно покачивалась несравненная красавица, жена Пушкина; с нею были её сестры и Дантес. Граф стал усердно приглашать их войти. "Некогда!" - был ответ. Прекрасная женщина хлыстнула по лошади, и маленькая кавалькада галопом скрылась за березами аллеи. Это было словно какое-то идеальное видение! Тою же аллеей, зимой 1837 года, Пушкину суждено было отправляться на дуэль с Дантесом".
Кстати, этот же "лифляндец" опровергает легенду о том, будто Жорж Дантес и барон Луи Геккерн встретились по дороге в Петербург, где Геккерн увидал больного молодого человека, проникся сочувствием и привез его в Петербург. "Поприще Дантеса было блистательно и кратковременно, - пишет лифляндец. - Он и некий маркиз, оба отставные офицеры французской службы, прибыли в Петербург без всяких средств и покровительства. Они были знакомы с одним только батальным живописцем Ладюрнером, и это знакомство приобрели в гостинице за общим столом, чему я сам был случайным свидетелем". Ладюрнер работал на строительстве Исаакиевского собора. Император Николай Павлович приходил к нему, заказывал батальные сцены. Однажды он увидел здесь Дантеса. Выслушал его просьбу о поступлении на службу, и Дантес был принят.
Императора сопровождает шеф жандармов Александр Христофорович Бенкендорф. С этого момента Дантес на его особом учете. Очень похоже, что именно с подачи Бенкендорфа Дантес оказался вблизи барона Геккерна, который не смог пропустить такого красавца.
Только покровительством Бенкендорфа и можно объяснить появление приказа - Дантес принят в кавалергардский полк офицером, а не рядовым, как требовали того правила. Надо сказать, что Александр Христофорович покровительствовал Дантесу до последнего дня пребывания его в России.
"Бенкендорф сказал, что Дантес хороший офицер, - записала А.О. Смирнова, - хорошо вел себя во время дуэли. Государь страшно вспылил и закричал: "Хороший офицер! Танцор! Он часто бывал под арестом, впрочем дело не в этом, а в его непорядочном поведении, недоставало только, чтобы офицер, который имеет честь носить русский мундир, был бы дрянью и струсил бы перед пистолетом. Будет, я решил".
История появления Жоржа Дантеса в Петербурге, его деятельность как агента графа Бенкендорфа, используемого последним для выполнения деликатных заданий, вероятно, была хорошо известна императору, как и то, что именно Дантес должен был отвлечь общественное внимание от связи Николая I с женой Александра Пушкина...
Резкая и твердая позиция Николая Павловича связана не столько с дуэлью, совершившейся вопреки его прямому приказанию, сколько с тем, что Дантес не только не выполнил предписанную ему роль ширмы, но попытался шантажировать самого императора. Николай назвал нидерландского посланника барона Геккерна "старым канальей". Он потребовал безусловного отъезда последнего из России. Причина одна - куклы взбунтовались и решили вывести на общественную сцену самого кукловода. Это разгневало Николая Павловича? "Диплом". 4 ноября 1836 года Пушкин получает анонимный диплом, извещающий его о том, что он принят в орден рогоносцев. Текст гласил: "Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством великого магистра ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором1 великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И. Борх".
Это тот самый Иосиф Борх, которого Пушкин встретил 27 января, направляясь к месту дуэли вместе с Данзасом. Пушкин не удержался и едко пошутил: "Вот прекрасная пара. Жена живет с кучером, а муж с форейтором". Но дело не в гомосексуалисте графе Борхе и его распутной жене, а в упоминании имени Д.Л. Нарышкина. Обер-егермейстер двора Дмитрий Львович Нарышкин являлся официальным рогоносцем. За счет жены, фаворитки императора Александра I, он сделал замечательную карьеру при дворе. Упоминание Пушкина рядом с Нарышкиным подразумевало, что Наталья Николаевна, подобно жене Нарышкина, - любовница императора.
Николай понял намек правильно. Его отношение к тандему Геккерн-Дантес изменилось на резко негативное.
Пушкин тоже понял правильно. Пасквиль лишь подтвердил его наихудшие опасения. Наталья Николаевна не вняла его предостережениям. А он неоднократно пытался остановить её. "Не кокетничай с государем!" - пишет он ей в одном из писем. 26 августа 1833 года предусмотрительно советует: "Не кокетничай 26-го. Да, бишь: не с кем. Однако все-таки не кокетничай". Почему 26 августа? В этот день торжественно отмечалась годовщина Бородинского сражения, во дворце был бал.
Наталья Николаевна остановиться не хочет и, пожалуй, уже не может. За все приходится платить, и время платы приближается. В рекордно короткий срок ей удается решить проблему старшей сестры, Екатерины Николаевны. В конце 1834 года та становится фрейлиной императрицы.
С лета 1835 года в свете поползли слухи о жене Пушкина и императоре. Осенью стали поговаривать о Наталье Николаевне и Жорже Дантесе.
Совпадение времени возникновения слухов не случайно. Как только в обществе заговорили о романе госпожи Пушкиной и Николая I, Бенкендорф проводит отвлекающий маневр. Запускается слух о том, что Жорж Дантес влюблен в жену Пушкина. Параллельно Дантесу рекомендуют почаще бывать у Пушкиной. Цель ясна: перекрыть одним слухом другой. Отвлечь внимание общества от достигшего апогея романа императора и жены поэта.
Пушкин обеспокоен. 9 мая 1836 года он пишет жене: "И против тебя, душа моя, идут кое-какие толки... видно, что ты кого-то довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостью, что он завел себе гарем из театральных воспитанниц. Нехорошо, мой ангел; скромность есть лучшее украшение вашего пола".
Через семнадцать дней Наталья Николаевна родит девочку, которую назовут Наталья.
Самый банальный подсчет показывает, что зачатие этого ребенка могло произойти в начале и середине сентября 1835 года. Правильность определения даты зачатия можно проверить, просчитав зачатие и рождение третьего ребенка в семье Пушкина, сына Григория. Григорий Александрович Пушкин родился 14 мая 1835 года. Пушкин, словно предугадывая наш интерес, оставил письменное свидетельство о дате зачатия. 3 августа 1834 года он пишет жене из Петербурга в имение Полотняный Завод, где она в то время находилась: "На днях встретил я мадам Жорж. Она остановилась со мною на улице и спрашивала о твоем здоровье, я сказал, что на днях еду к тебе, чтобы сделать тебе ребенка..."
В середине августа Пушкин отправляется в Полотняный Завод. Проводит там всего день и уже 20 августа проезжает через Тверь, направляясь в свое нижегородское имение Болдино.
Григорий Пушкин родился 14 мая, а Наталья Пушкина - 26-го. Двенадцать дней. Следовательно, зачатие Натальи могло произойти не ранее 5 сентября и не позднее 15 сентября 1835 года.
Где был Пушкин в начале сентября?
Летом 1835 года он делает ещё одну попытку освободиться от унизительной зависимости перед государем, он просит об отставке и разрешении выехать в деревню на несколько лет. Этот вопрос поднят на семейном совете. Разговор, вероятно, состоялся в середине июля 1835 года. Еще 14 июля он пишет Наталье Ивановне Гончаровой: "Мы живем теперь на даче, на Черной речке, а отселе думаем ехать в деревню, и даже на несколько лет: того требуют обстоятельства". Отъезд решал все проблемы: долой опеку императора, долой разорительные балы, наряды, кареты, лошадей, то есть решение финансовой проблемы; долой поклонников жены, а самое главное "Того", о котором он все чаще слышит; долой надоевших сестер Гончаровых. Впереди ждала работа. Работа необыкновенно сложная, требующая отдачи всех сил.
Ничего не получается. Император через Бенкендорфа передает, что служить никого не заставляет, но в случае отставки Пушкин лишается права работать в архивах. Смягчая жесткость отказа, Николай предлагает отпуск на полгода и ссуду в 30 тысяч рублей.
Удар нанесен точно. Выбора у Пушкина нет. Лишиться права работать в архивах именно тогда, когда он так активно занят историей Петра Великого, невозможно. Пушкин принимает предложение. Это очередное поражение. Он угнетен, расстроен. Именно сейчас ему необходима моральная поддержка семьи. Но дома он терпит ещё более сильное поражение. Жена категорически отказывается ехать в деревню. Легко можно представить, что она ему говорила при этом, если даже кратковременная поездка в деревню на охоту вызывала у неё ужас. Вот небольшой рассказ О. Смирновой (дочери А.О. Смирновой): "У моего отца было имение в Псковской губернии, и он собирался туда для охоты. Он стал звать Пушкина ехать с ним вместе. Услыхав этот разговор, Пушкина воскликнула: "Восхитительное местопребывание! Слушать завывание ветра, бой часов и вытье волков. Ты с ума сошел!" И она залилась слезами к крайнему изумлению моих родителей. Пушкин успокоил её, говоря, что он только пошутил, что он устоит и против искушения и против искусителя (моего отца)". Нечто подобное она могла высказать и летом 1835 года, когда Пушкин засобирался в деревню. Только все могло быть более жестко и оскорбительно. Вероятно, она затронула и его поэтическое творчество. Слово О. Смирновой: "Раз, когда он читал моей матери стихотворение, которое она должна была в тот же вечер передать Государю, жена Пушкина воскликнула: "Господи, до чего ты мне надоел со своими стихами, Пушкин!" После литературных бесед, которые наводили на Наталью Николаевну "смертную скуку", А.О. Смирнова усаживала её в коляску и катала по городу, "чтобы привести её в хорошее расположение духа".
Натали интересовало не творчество мужа, а деньги и положение в обществе, которое творчество, по её мнению, должно приносить.
Неожиданно она столкнулась с его твердой позицией. Пушкин не хочет уступать. Если не едут они все, то поедет он один.
С середины июля 1835 года Пушкин, оставив семью на даче на Черной речке, перебирается на городскую квартиру. Все его письма за вторую половину июля и август помечены местом отправления: "Спб". Не желая оповещать посторонних о скандале и разрыве, Пушкин пишет Н.И. Гончаровой: "Мы теперь живем на даче, на Черной речке...", но адрес отправления Петербург. В прошлом году, когда Пушкин действительно жил на даче, все письма помечены "Черная речка".
Переговоры с правительством продолжались до конца августа. 27 августа окончательно решен вопрос с отпуском на четыре месяца и денежной ссудой. В этот день в Петербург приезжает сестра Пушкина, Ольга Сергеевна Павлищева. Она поселяется в Павловске, а назавтра отправляется к брату на его городскую квартиру. Если бы встреча происходила на даче, то в ней обязательно приняла бы участие и Наталья Николаевна. Только в случае её отсутствия Пушкин мог рассказать откровенно сестре "все, что он выстрадал со времени своего камер-юнкерства". И что же? Дворцовые ритуалы, обязательное присутствие на разного рода раутах тяготили поэта. Даже процесс ношения мундира доставлял ему боль.
Сестра уговаривает Пушкина сделать ещё одну попытку. Можно приехать к ней под предлогом ответного визита.
30 августа Пушкин вместе с женой приезжает в Павловск к Ольге Сергеевне. Попытки Ольги Сергеевны примирить супругов и уговорить Наталью Николаевну ехать вместе с мужем в деревню наталкиваются на яростное сопротивление последней. Позиция её окрепла после свидания с Николаем Павловичем, которое состоялось 26 августа во время ежегодного бала во дворце в честь победы на Бородинском поле. Пушкина на бал не пригласили. Наталья Николаевна ездила одна и, видимо, нашла поддержку у императора.
Это был первый бал, на который Наталья Николаевна выехала после долгой болезни: 14 мая она родила сына Григория и до середины июля болела.
Возможно, что из Павловска Наталья Николаевна уехала одна. Пушкин остался на некоторое время у сестры, а в самом начале сентября 1835 года отбыл без всякого предупреждения в Михайловское.
Отъезд его создал все необходимые условия для сближения любовников. Смешно даже предполагать, что какой-то Дантес или кто угодно другой мог стать поперек дороги императору. У первой красавицы столицы, муж которой был первым поэтом России, любовник должен быть первым лицом государства. Не ниже. Таково было честолюбие этой женщины.
Слухи об их связи не замедлили появиться в обществе. Наверняка они достигли ушей Пушкина. Не этим ли объясняются его настойчивые слова о невиновности жены, которые он повторяет на смертном одре?
Петр Иванович Бартенев довольно деликатно писал: "Насколько далеко ушел в своих ухаживаниях за Пушкиной Николай I при жизни поэта, мы не знаем; вероятно, дело ограничивалось пока лишь одним флиртом".
Вряд ли. Не тот человек Николай Павлович.
М. Цявловский в комментариях к работе Бартенева ставит вопрос реально: "Этот рассказ, - пишет Цявловский, - надо думать, не соответствует действительности: более чем благосклонное отношение Николая I к вдове поэта давало повод утверждать, что ещё при жизни Пушкина Наталья Николаевна была интимно близка к государю". 23 февраля 1846 года Н.И. Иваницкий записал в дневнике со слов графа В.А. Соллогуба: "Жена Пушкина была в форме красавица, и поклонников у неё были целые легионы. Немудрено, стало быть, что и Дантес поклонялся ей, как красавице, но связей между ними никаких не было. ...Жена Пушкина была фрейлиной при дворе, так думайте, не было ли у неё связи с царем".
Фрейлиной Наталья Николаевна не была. Дантес ухаживал за нею не потому, что она красавица, а потому, что его заставляли это делать.
Павел Петрович Вяземский, хорошо знавший Дантеса, писал: "Молодой Геккерн был человек практический, дюжинный, добрый малый, балагур, вовсе не Ловелас, не Дон-Жуан, а приехавший в Россию сделать карьеру". Трудно представить, чтоб "практический" Дантес-Геккерн рискнул бы своей карьерой, ради которой он и приехал в Россию, перебегая дорогу императору. Зная о заинтересованности императора, не только Дантес, но и никто другой не решился бы уделять жене Пушкина внимания более, чем позволяло приличие.
В 1910 году пришел в Московский исторический музей человек и предложил купить часы с вензелем императора Николая I. Просил он за них 2 тысячи рублей. Когда ему возразили, что часы того не стоят, он сказал, что часы с секретом: "...на внутренней стороне второй крышки миниатюрный портрет Натальи Николаевны Пушкиной". По словам этого человека, дед его служил камердинером при Николае Павловиче; часы эти находились постоянно на письменном столе, дед знал их секрет и, когда Николай I умер, взял эти часы, "чтоб не было неловкости в семье".
Музей не смог купить часы. Человек ушел и больше не вернулся. Вероятно, нашел частного коллекционера, который уплатил требуемую сумму.
Удивительно не то, что музей упустил ценную, ключевую реликвию, связанную с трагедией А.С. Пушкина. Удивительно, что никто не дал себе труда поинтересоваться именем последнего камердинера императора Николая I, проследить его потомков и выйти на того, кто предлагал часы музею.
Старый камердинер напрасно волновался. Семья находилась в курсе интимной жизни Николая Павловича.
8 августа 1835 года император уехал из столицы в инспекционную поездку.